Больше, чем любовь

*

Как же они были счастливы, опять с грустью подумала Марина. Ярослав смотрел на неё в некоторой растерянности, оглушённый её словами. Она печально улыбнулась ему:

– Не веришь… Ты был моим единственным мужчиной и… останешься. Так, как тебя, я всё равно никого не смогу полюбить, а быть с кем-то без любви не хочу… Но я не буду тебя удерживать, если сердце твоё занято…

Он продолжал молчать, хотя внутри всё кипело, вопросы рвались наружу. Почему говорит это только сейчас?! Почему позволила ему предать её?!

*

Девять лет безмерного счастья. Страстных прощаний перед его отъездами и ещё более страстных встреч. Потом, так сложились обстоятельства, у него случились подряд три командировки. Последняя закончилась чуть раньше, чем он предупреждал Марину. Она была в тот день на своих курсах, восьмилетний Данила, уже второклассник, находился за городом, у бабушки с дедушкой, его родителей (они за несколько лет до того продали квартиру в Москве и перебрались жить в собственный дом), у сына как раз начались летние каникулы. Ярослав примчался радостный встретить жену после работы, предвкушал, как наконец-то прижмёт её к себе, как зацелует, как привезёт скорее домой, в их постель… Возможно, если бы не эти его горячие желания, которые ему хотелось исполнить немедленно, он чуть более трезво воспринял бы то, что увидел, чуть более спокойно постарался бы разобраться, поговорить с женой не в обвиняющем тоне, а выслушать её объяснения. Она же сразу замкнулась, едва он высказал ей свои подозрения в неверности… Нет, не так… Она попыталась ему объяснить, а он не поверил. Не поверил, что поцелуй был против её воли. А потом, когда встречал её именно с этим мужчиной, лишь утвердился в своей правоте. С ним она была и сегодня в джазовом кафе… В тот вечер Ярослав не поехал домой, накручивая себя картинами Марины в объятиях другого в их супружеской постели. Отправился к родителям. Сын ему обрадовался. В разговоре простодушно поведал, что маму до дома обычно подвозит её «студент». На следующий же день Ярослав пошёл туда, куда всегда звало сердце, – в свой бывший театр. И после спектакля уехал с одной из знакомых балерин… В отличие от Марины (если то, что она ему сейчас сказала, правда) не для того, чтобы «разговаривать» … Затем последовал долгий год тягостного молчания, неубедительных попыток скрыть связь на стороне. Которая закончилась этой трагикомедией, как в плохом водевиле. Почему не ушёл раньше и совсем?.. Ответ был очевиден. Он не переставал её любить…

*

…Первый раз Марина приняла предложение подвезти её до дома, потому что была метель и очень холодно. Ледяной ветер буквально сбивал с ног. Она поддалась на уговоры, хотя чувствовала определённые опасения и неловкость. Знала, что «студент» женат. Не хотелось, чтобы из-за неё он задержался с возвращением к семье. Тем более не хотела этого, потому что он неприкрыто пытался за ней ухаживать. Но он поклялся, что только довезёт и ничего больше. Не постарается использовать ситуацию, что её муж в командировке. Окончательно убедил её тем, что ему даже не придётся делать крюк, что им всё равно по пути… Зима затянулась, была снежной и вьюжной. Командировка Ярослава всё не заканчивалась. Константин вёл себя безукоризненно. Так и продолжал подвозить её до подъезда, не уговаривал на большее. Пришла весна. Ярослав сообщил, что его направляют на другой участок, что не сможет приехать даже на день. Погода наладилась, и Марина снова надела шпильки. За три часа занятий ноги так уставали (она вела уроки стоя, не присаживаясь, чтобы отдохнуть), что она по-прежнему пользовалась любезностью Константина. Они говорили на всякие отвлечённые темы. Марине стало казаться, что «опасный» период их отношений не возобновится, что они стали просто добрыми друзьями.

Ярослав звонил так часто, как мог. В очередной звонок с грустью предупредил, что вернётся лишь через месяц, в самом конце мая. Они не виделись почти полгода…

Во дворе школы с ошеломительной силой цвела сирень, из-за пышных кистей не было видно зелени. Густой головокружительный аромат висел в воздухе, проникал через окна, отвлекал от занятий. Марина очень скучала по мужу. Считала дни до встречи. Оставалось потерпеть совсем чуть-чуть. Ничего не подозревая, она вышла тогда из школы, Константин, как обычно, сопровождал её. Она надеялась, что это будет последний раз, когда он подвозит её. Она уже поделилась с ним своей радостью, что завтра возвращается муж. Поделилась как с «добрым другом». Вечер был тёплым и сладким от запаха сирени. Она даже не успела понять, как случилось, что его губы вдруг оказались на её губах, а руки требовательно обвились вокруг её плеч…

Домой она ехала на метро, обозлённая его поступком. Когда на следующий день вернулся Ярослав, бросилась к нему, безмерно счастливая, что долгая разлука закончилась. Он остановил её порыв.

– Ты великая актриса. Аплодирую стоя, – сказал он, мрачно глядя на неё.

У Марины запылали щёки, как будто он её ударил.

– Не делай такое непонимающее лицо. Я видел вчера ваш страстный поцелуй, Данила просветил насчёт остального…

– Я ни в чём не виновата перед тобой… – растерялась она. Ей казалось, что она спит и видит дурной сон.

Он не хотел слушать её объяснения, почему-то сразу и безоговорочно посчитав все её слова ложью… Она замкнулась в себе, не стала больше оправдываться, сказала, пусть думает что хочет… Не стала бороться за свою любовь… Вечером он уехал, отсутствовал всю ночь… По той боли, которая вошла в сердце, Марина поняла – он с другой женщиной… И стала каждый день ждать, что он объявит о своём уходе. Он почему-то тянул. Закончилось мучительное лето взаимного молчания. Иногда они вместе ездили навещать Данилу. При сыне и родителях старались делать вид, что ничего не произошло… Начался учебный год. Они будто привыкли к подвешенному состоянию. Каждый раз, когда Ярослав возвращался от своей женщины (она угадывала это безошибочным чутьём любящего сердца), Марина, будто это как-то могло облегчить её боль, отвечала согласием на приглашения Константина. Он больше не позволял себе выходить «за рамки», выжидал, когда ситуация приведёт её к нему всю целиком. За месяцы такой жизни Марина убедила себя, что у Ярослава «там» уже сформировалась семья. Что он не уходит окончательно, возможно, из-за Данилы. Они оба даже зачем-то скрывали друг от друга свои свидания…

*

Дрожь не отпускала её. Ярослав встал, всё так же не говоря ни слова, принёс ей шерстяной плед. Сначала хотел просто отдать, потом накрыл сам, впервые за долгое время коснувшись её, когда заворачивал плед ей за плечи.

– Спасибо, – прошептала она, от его прикосновения снова набежали слёзы, а трясти стало ещё сильнее.

Ярослав ушёл на кухню. Марина слышала, как он включил чайник. Вернулся с подносом, на котором стояла дымящаяся чашка; поставив поднос на журнальный столик, придвинул к ней.

– Пей, тебе нужно согреться.

Она послушно взяла чашку. Чуть не расплескала, поставила обратно. Ярослав, молча протянув руку, пощупал её лоб.

– У тебя жар.

Глава 7

Он принёс градусник.

– Почти 40, я вызову скорую, – сказал Ярослав уже встревоженно.

Врач нашёл у Марины признаки сильной простуды, накачал лекарствами, она легла в постель. Они уже год спали отдельно друг от друга. Ярослав стелил себе на диване в гостиной. Часа два он ворочался без сна, вспоминая печальный и спокойный тон, каким Марина сказала, что всегда любила только его, и опять закипая, когда в памяти всплывала она же вместе с другим мужчиной, смотревшим на неё с вожделением, рука жены без обручального кольца… Подумал хмуро, что нужно её проведать, вдруг лекарства перестали действовать. Хотел постучать, но потом просто тихо приоткрыл дверь. Марина лежала свернувшись калачиком, одеяло валялось на полу. Ярослав быстро подошёл, поднял его, снова укутал жену, она дрожала во сне, одеяло же, вероятно, сбросила, когда снова был приступ жара. Он принёс из гостиной кресло, сел возле кровати. Осторожно приложил ладонь к её лбу. Она горела. При этом руки и ноги были ледяными. Озноб сменялся горячкой. Наверняка Марину просквозило на открытой веранде джазового кафе. На ней ведь было только лёгкое платье, а ветер дул холодный, совсем не майский.

Ярослав снова поднялся, сходил за кастрюлей с холодной водой и полотенцами, когда Марина покрывалась липкой испариной, клал на лоб компрессы, сняв с неё ночную сорочку, обтирал её пылающее тело. Чувствовал, как колотится её сердце. «Зайчонок», – прошептал он грустно. Взгляд упал на стопку фотоальбомов на прикроватной тумбочке. Жена любила смотреть фотографии не на компьютере, а именно в альбомах, а потому всегда распечатывала в фотосалонах самые памятные снимки их путешествий и просто семейных будней, которые девять лет были праздниками… Раньше эти альбомы стояли в гостиной в книжном шкафу. Он не заметил, когда она перенесла их в «свою» комнату…

Жар опять вылился в дрожь, Марина покрылась мурашками. Ярослав накрыл жену ещё и своим одеялом. Опять померял ей температуру. Снова под сорок. Пришлось будить её, чтобы влить в рот жаропонижающее. Она выпила, клацая зубами о края стакана, явно в забытьи поцеловала его ладонь, прикосновение её горячих губ пронзило его насквозь, вызвало трепет во всём теле. Под утро лихорадка наконец отступила, Марина перестала метаться, задышала спокойно. Во сне нашла его руку, прижала к щеке, как делала, когда они спали вместе. Ему пришлось наклониться, чтобы её щека удобнее расположилась в его ладони. Мучительно захотелось поцеловать её близкие губы. Он уже забыл их вкус. Как поверить, что их давно никто не касался, если не далее как вчера она снова была с другим… Не далее как вчера эти губы снова лгали ему… Ярослав убрал руку. Её лицо опечалилось во сне.

Послушав выровнявшееся дыхание Марины, он хотел вернуться в гостиную на «свой» диван, но в утреннем свете, который пробивался через плотные шторы, увидел, что самым верхним в стопке лежит альбом с фотографиями их свадебного путешествия. Не удержался, открыл наугад. Венеция. Площадь Святого Марка…

*

…Они ходили исключительно в обнимку, вызывая улыбки окружающих своим счастливым, немножко ошалевшим от любовных ласк видом. На площади их тут же окружили голуби. Они кормили их, наблюдали за настойчивыми ухаживаниями «мальчиков» за «девочками», хотя был разгар лета и пары уже должны были сформироваться и даже принести потомство. Марина, смеясь, призналась, что тоже была патологически влюбчивой. Что её сердце всегда было кем-то занято.

– И каким же образом случилось со мной счастье быть для тебя во многих смыслах первым? – удивился Ярослав.

Марина светло улыбнулась ему.

– Потому что мальчики нравились мне ровно до того момента, как признавались мне в любви. Мне сразу хотелось снова сделать их просто друзьями.

– То есть мне повезло? А до меня ты разбила кучу сердец?

– Кучу, – со вздохом покаялась Марина. – Тебе повезло. – Она встала на цыпочки, чтобы дотянуться до его губ. Он с улыбкой ждал, не наклонялся навстречу…

*

Ярослав перелистнул страницу. Тоже Венеция. Чуть размытая фотография. Они катались по каналам, Марина слушала песню гондольера, Ярославу хотелось запечатлеть её задумчивое лицо. Мимо промчался катер и обрызгал их, капля попала на объектив. Он считал этот кадр испорченным, даже не знал, что она сохранила его и сделала фотографию. Теперь картинка воспринималась как будто сквозь прозрачную слезу…

*

– Из тебя получился бы самый красивый и романтичный гондольер, а с твоим голосом от желающих прокатиться на твоей гондоле не было бы отбоя, – сказала Марина после их водной прогулки. – Обещай, что выучишь эту баркаролу и будешь мне её петь вместо колыбельной.

– Почему ты решила, что я умею петь? Может, я занимался молчаливым искусством танца, именно потому, что других талантов мне не дано?

– Потому что твой голос, даже когда ты просто говоришь, звучит как музыка. Ты просто не пробовал. Обещаешь?

– Хорошо, если только ты будешь единственным моим слушателем.

– Я очень надеюсь, что такую романтическую песню тебе захочется петь только мне…

Он сдержал обещание. Выучил баркаролу на итальянском и тихо пел ей, баюкая после их страстных объятий, пока она не засыпала с нежной улыбкой на своих сладких губах…

Глава 8

Ярослав заметил, что ресницы Марины дрогнули, она просыпалась. Открыла глаза; увидев его, улыбнулась так, как улыбалась ему всегда по утрам, когда они просыпались вместе. На мгновение ему захотелось, чтобы мучивший её ночью жар стёр ей память о том плохом, что случилось с ними, оставив только счастливые воспоминания. Но… как быть с его памятью?.. Он молча протянул ей градусник. Она посмотрела на его руку, на кресло, в котором он сидел рядом с кроватью, на полотенца и кастрюлю с водой. Осознание убрало улыбку с её лица. Во взгляде появилось смущение, усилившееся, когда она поняла, что лежит под одеялом только в трусиках, он снял с неё ночную сорочку.

– Ты что, просидел возле меня всю ночь? – с трудом разлепив спекшиеся губы, спросила она, послушно взяла термометр. – Спасибо… Мне уже лучше.

– Сейчас увидим, насколько… – хмуро ответил он.