Мальчик с сердцем цвета индиго

Илан продолжал сидеть напротив отца. После вчерашних слез и ночи без сна он выглядел очень измученным, но решимость в нем была такая, что никто бы не смог сейчас с ним спорить. Исмаил ожидал такого поворота событий и давно обдумывал, как ему в этой ситуации поступить. Вариант ссоры и давления не поможет, так как с Ашером не помог. Оставался только вариант ухода самому.

Отец ничего не ответил сыну. Оставил свою чашку и газету и с поникшей головой и сутулой спиной ушел к себе в комнату. Весь этот день и последующие дни его мысли, словно заевшая пластинка, так и крутились по циклу: «Что будут думать люди, узнай они, что Илан зарабатывает на картинах. Отучился в университете, а занимается мазней красок по бумаге, и за это еще и ему платят. А еще и собирается жениться на девушке, отец которой поклоняется огню. Нет, однозначно с Ашером все было еще не так плохо. И друзья особо ничего не говорят, и людская молва по городу не очень мучает, так как сын— успешный человек, сам создал свою жизнь и ведет ее. И супруга его прекрасно наравне с ним работает. Нет-нет. Ашер молодец, а вот что будет с Иланом… Что с ним будет…»

Последующие почти полторы недели были для всех адскими в доме Исмаила. Отец семейства молчал. Иногда, когда Ханна слишком сильно плакала, он пил и мог съесть пару ложек еды, которую приносила в спальню его супруга. И все время сидел в своей комнате. Ни Ирит, ни кто-то другой не могли его уговорить поесть или пить нормально. На вопросы он не отвечал, как будто его и не было с ними в доме. Так прошло почти десять дней. Между собой в семье никто не поднимал разговор о случившемся, все знали уже, что Илан сообщил свои планы на жизнь отцу. Но никто: ни мама, ни Ирит с Ниссимом, ни Идит по телефону с ним не поднимали этот вопрос. Амирам с Иланом не разговаривал ровно столько же, столько и отец. Он не был зол на Илана, он просто не знал, как себя вести. Поэтому решил вовсе не приезжать домой все эти дни. Один раз за эту неделю приезжал Ашер в город и встречался вне дома с братом и семьей. Он поддержал Илана и попросил просто подождать и не делать поспешных выводов, а главное, не сдаваться.

– Илан, просто пойми, он сейчас тебя не понимает и злится, но потом со временем и меня он примет, и тебя. Поверь мне, и перестань так переживать. Он просто хочет добиться своего таким путем. Ведь, прогнав меня из дома, он ничего не добился и поэтому очень хорошо понимает, что с тобой надо другим путем поступить.

– Ашер, я боюсь! Боюсь за его здоровье! Я боюсь, что он не злится, а ему больно и он вовсе уйдет в себя. Понимаешь меня? – полностью растерянный молодой человек пытался хоть где-то найти разгадку на свои мысли.

Илан стоял у окна в кафе рядом со столиком, где сидел Ашер. Но не мог сидеть, не мог уже несколько дней найти себе место и не мог жить в таком режиме между двумя берегами. Он глубоко переживал за состояние отца. Ему было бы в сто раз легче, если бы отец от него отказался, разозлился и даже ударил! Но нет, его наказывали еще более больным и страшным путем. Его игнорировали, на него повесили жуткий темный груз вины и ответственность за чужую жизнь и здоровье. Теперь он понимал, почему Ашеру было так легко справиться со своим наказанием. И почему он не так волновался за отца. Потому что для него был выбран другой путь расправы. Еще не такой изощренный и не настолько искусный.

К концу своего срока молчания Исмаил начал приходить к мысли, что в нем все меньше страха за жизнь и будущее сына, но все больше злости и протеста за решение сына без его ведома и без согласия. Его мысли почти всецело занимали идеи, как пресечь и прекратить все это. Он уже понял, что готов сыну простить его занятие рисованием, выбирая из двух зол, но женитьбу точно он не готов был принять. С этим что-то надо было делать, и так, чтобы тот сам отказался от этой мысли. Последние два дня Исмаил, изрядно проголодавшись, даже ждал, когда придет Ханна с угощениями, но отказывался ради того, чтобы Илан сам пришел к нему с поиском компромисса. Но сын все задерживался.

Всю эту неделю Илан не встречался с Хилай. Он наказывал сам себя. Он не мог радоваться жизни и вдыхать свое счастье через несчастье и боль отца. Он бы никогда не смог так поступить с чужим человеком, а с отцом тем более. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что раскрыть карты было уже просто необходимостью. Но с каждым днем пейзаж его жизни и счастья в длинном бирюзовом платье с коралловыми украшениями становился тусклее и как будто выцветал под яркими лучами жгучей боли.

Хилай все понимала и чувствовала. Она понимала, что ее океан в состоянии полного штиля и не посылает никакой волны вести – значит, так надо. А она умела ждать. Она встречала Товат и Дова и ни одного намека на вопрос о состоянии Илана не задала им. Она будет ждать, пока он сам не придет, пока он сам так решит. Если что-то было бы действительно страшное, то друг бы сам сообщил ей. Но он себя вел абсолютно как обычно при встрече. Из этого Хилай сделала вывод, что вопрос гораздо глубже, Дов не знает ничего, следовательно, это решение Илана.

В один из этих дней Исмаил просто выехал с утра из дома. В это утро дома были Ханна и Илан. Он, ничего не сказав, оделся и уехал куда-то. Он нашел решение своей проблемы и решил узнать у своих друзей про известного юриста Фаравиндада в городе, узнать, где он живет и как можно с ним повидаться. Он и раньше слышал о нем, но не знал его лично.

После того, как он выяснил все подробности, он позвонил по телефону в дом юриста. Ответила его супруга, сообщив, что Фаравиндада дома нет, он в отъезде по работе в другом городе и будет только завтра. Исмаил согласовал встречу с хозяином на вечер на следующий день.

Дома Исмаил заметил, что в сборе все его дети за исключением Ашера. В этот момент ему стало досадно за свой необдуманный поступок со средним сыном. Но, подумав, он опять переполнился злостью и непринятием такой самовольности со стороны детей. Он бы никогда в своей молодости не смог себе позволить такие выходки. Ведь он вырос в тех рамках и правилах, в которых росли все его предки, ведь есть же нить жизни, которая тянется и несет с собой традиции, законы и сам смысл жизни. Ее нельзя вот так легкомысленно обрывать. Нарушая эти законы, можно потерять свои корни, свою культуру и себя в целом. Он старался всеми своими силами сохранить эту нить необорванной. Если бы Амирам уже смог одарить его внуками и наследниками, но и там все против него, против Исмаила.

За ужином Исмаил был почти в довольном состоянии, так как он знал, как можно эту ситуацию уладить. Он узнал, что действительно этот юрист с большим именем и отличается высокой нравственностью, а про дочь его узнал, что к ней, со слов его близкого окружения, сватается некий успешный доктор из далекой страны национальности самого Фаравиндада. По его мнению, это было прекрасное решение двум отцам собраться и спасти ситуацию. Прекратить неловкую и опрометчивую игру их детей холодным разумом, без эмоций и с родительской сберегающей любовью и мудростью. Он даже перекинулся парой фраз со всеми в доме и ушел к себе вновь в спальню обдумывать завтрашний разговор. Семья долго находилась в недопонимании, но все были счастливы. Все, кроме Илана. Ему казалось, что это только начало настоящего конфликта. Он не мог понять свои чувства, но отчетливо где-то в глубине его души было написано, что это только начало пути.

Глава 21

Утром следующего дня Илан вновь один поехал в лавку. Отец оставался еще в своей комнате, поэтому сын его не видел до позднего вечера. Молодой человек дал себе обещание, что не встретится с Хилай, пока открыто не поговорит с отцом. Не поговорит диалогом, а не как в прошлый раз оборванный монолог, с фразами, которые так и остались висеть в этой комнате. Он ожидал реакцию на эти фразы и ответы на свои вопросы. Сегодня же будет ровно два дня, как он написал весточку Хилай о встрече после того, как он разберется с одним вопросом. По его расчетам, через два-три дня она должна была получить письмо.

Вечером Исмаил попросил Ханну подготовить один из его костюмов для важных выходов и встреч с клиентами.

– Исмаил, ты куда собираешься?– Ханна почувствовала неладное, достав из шкафа один из черных костюмов, что носил Исмаил.

– У меня встреча, я не хочу это с тобой обсуждать.

– Если это встреча касается Илана, то он и мой сын, и я хочу и имею право в этом участвовать не менее тебя, – сказала женщина ровно и спокойно, но таким тоном, что Исмаил понял, что увернуться никак ему не удастся.

– Я еду встречаться с Фаравиндадом. Встреча в его доме. Я еду один. Без тебя. Если тебе надо, то поезжай сама и в другой день. Без меня.

Он не оставил ей выбора. Действительно, о встрече он договаривался один. И будет ли там его супруга или это встреча двух мужчин? Она не знала подробностей. И четкое указание, что он едет один, она поняла. Спорить было не о чем. Она попыталась узнать его цель встречи, ответа не получив, попросила его не скандалить.

– Ты думаешь, я еду в дом к девушке, с которой наш сын так бесстыдно себя вел, для того чтобы скандалить? Я могу себе это вообще позволить? В доме, где мой сын без разрешения ухаживал за девушкой, еще и скандалить? Нам надо у них прощения просить за поведение нашего сына, а не скандалить! А ситуацию необходимо спасать. Этому браку не бывать, а честь попытаться сохранить.

Ханна немного успокоилась. Главное сейчас – не испортить все отношения, а насчет «бывать ли этому браку» они еще будут разбираться.

Исмаил позвонил в коричневые ворота у большого двухэтажного дома с белым высоким забором. В гостиную провел его один из служащих дома. В зале со стенами из теплого оттенка бежевого, почти белого цвета ждала его хозяйка дома. Полы были покрыты мрамором такого же светлого цвета. Посредине зала низко висела необыкновенной красоты большая бронзовая люстра. На коричневых диванах были яркие подушки с восточной вышивкой, в которой преобладали красно-оранжевые оттенки с красивыми узорами. В другом конце зала стоял слишком большой, по меркам Исмаила, коричневый стол из дерева. Ножки стола были вырезаны в виде скульптур какого-то животного. Стол был окружен столь же величественными стульями, которые в просторах дома казались маленькими и игрушечными, словно из кукольного домика.

Хозяйка поприветствовала гостя и предложила сесть на диван, попросила прощения, что г-н Д. задерживается. По ее словам, он должен был прибыть два часа назад, но, к сожалению, она не знает, что случилось, и он опаздывает. Она всегда называла супруга по фамилии, когда к нему приходили клиенты или гости. Но на этот раз Нандини со всей своей чуткостью и пониманием жизни была совсем растеряна. Потому что она, конечно же, узнала продавца лавки, она узнала его и по другой причине, но об этом позже. Она была в недоумении, почему гость пришел один, без супруги. А это плохой знак. Все-таки завладев ситуацией, она улыбнулась вновь и сказала, что Фаравиндад, скорее, придет буквально с минуты на минуту.

Как только она завершила свою фразу, в дом вошел и сам хозяин. Он был одет в светлый летний костюм. Поздоровавшись с гостем, он сразу же вежливо извинился и объяснил, что задержался, так как по дороге из города, где он был, произошла небольшая авария, но задержка получилась почти на два часа. Оба представились друг другу, и мужчина отпросился на пару минут. Первое впечатление, которое произвел на Исмаила юрист, было весьма приятным, что еще более убедило его в правильности своего решения.

Пока Фаравиндад отсутствовал, Нандини осталась с гостем, чтобы не оставлять его одного, что было бы невежливым по мнению хозяев дома. Хозяйка по обыкновению спросила, не хочет ли гость попить чай или кофе. Исмаил отказался. Ему и глоток воды в горло не смог бы пролезть в доме, где так бесчестно вел себя его сын. Как только вернулся Фаравиндад, Нандини спокойно вышла из зала. Как только закрыла за собой широкие двустворчатые двери со стеклянными вставками, она почти бегом побежала в комнату своей дочери.

– Хилай! Хилай! Да где же ты есть?– почти сиплым шепотом кричала она дочке в комнате.

Хилай вошла в комнату и спросила, что случилось, она отлучалась и была на кухне.

– К нам приехал тот лавочник! Тот! Где мы покупали украшения и сладости для церемонии обручения и свадьбы твоего брата. Ты же понимаешь, о ком я?

Глаза Хилай забегали еще быстрее, и она спросила рассказать еще больше информации о том, что еще маме известно, но не дождавшись, что она скажет, побежала на кухню, быстро набрала все, что попало под руки, сладости, чай и салфетки и кинулась в сторону гостиной. Подойдя к дверям близко, она остановилась, чтобы унять дрожь в руках, отчего сильно бились чашки об блюдца, и услышала отрывок разговора, который ей бы хотелось никогда в жизни не слышать.

– Вы же понимаете, у вас имя и у меня. Я бы очень не хотел, чтобы мой сын компрометировал доброе имя вашей дочери, тем более в таком возрасте, когда уже подходит время создания ими новых связей. Мы должны сохранить нашу честь.

Исмаил остановился ненадолго, чтобы четко донести свои мысли до собеседника. И продолжил:

– Все равно мы никогда не сможем допустить брак наших детей. Вы же понимаете меня.

Далее последовала тишина, и Исмаил решил вновь взять слово и поставить последнюю точку в этом разговоре.

– Вы можете быть уверенным, что я все, что от меня зависит, сделаю и уже сделал, чтобы остановить сына. От вас же я прошу помощи по отношению к вашей дочке…– Исмаил не успел завершить мысль, так как за дверью послышался громкий стеклянный звон вперемешку с металлическим.

Фаравиндад быстрым шагом дошел до двери и открыл ее. Увидев дочь, он зажмурился, склонил голову набок, его лицо всецело было отражением досады от такой неудачной встречи. Он понял, что как минимум последние слова она слышала. Он не помнил о своем госте и взял дочь за плечи, и взглянул ей в глаза, полные слез. В этот момент он услышал движение сзади в зале, повернулся и вспомнил о госте. Исмаил в это недолгое мгновение увидел Хилай. Затем она убежала что есть силы к себе в комнату.

Отец не знал, как ему быть, бросать гостя было бы невежливо, но бросать дочь – предательство себя в первую очередь. В этот момент он увидел в длинном коридоре Нандини, которая пошла за дочерью следом, что его вернуло к Исмаилу. Он сел на свое место. Исмаил пересел из своего места на другое, чуть дальше, будто ему было неудобно сидеть, хотя на новом оказалось не более удобно.

– Я сожалею, что так получилось. Ваша дочь прекрасна, я это сам увидел, но в наше время и в нашем текущем мире их союз никак невозможен.

– Я вас понял, Исмаил. Если вы завершили, то я могу сказать несколько слов? Если вы готовы выслушать мое мнение.

– Конечно-конечно! Я буду рад услышать ваши мысли по поводу данной ситуации, – торопливо ответил Исмаил.

– Вы разговаривали с сыном об этом? Каково его видение жизни?– спросил спокойно Фаравиндад.

Исмаил был в замешательстве, так как ему даже в голову не пришла бы мысль разговаривать о том, что и так ясно, все понятно, но так как на этот вопрос как-то требовалось ответить, он ответил так, как все происходило:

– Он мне только сообщил о своем желании заключить брак с вашей дочерью. Но так как это невозможно, я больше ничего с ним не обсуждал.

После этих слов Фаравиндад начал раскрывать свои мысли, которые Исмаил изъявил желание услышать.

– В моей культуре и религии принято, чтобы молодые люди со своими семьями приходили в дом к девушке и, предлагая свое сердце, просили ее руку у ее родителей. В культуре моей супруги все наоборот. Я привык жить в стране, где и вовсе третья культура и быт. Моя дочь выросла дитем мира, знающим разные традиции и разные языки. Я привык прислушиваться к ее мнению и чувствовать ее настроение. Возможно, я вам покажусь сейчас не в меру современным и прогрессивно мыслящим, но я сейчас пытаюсь защитить свою дочь. Она у меня не единственный ребенок. Мой старший сын тоже женат на девушке с чужими для нас с Нандини культурой и традициями. Поэтому ни родство с иностранцем, ни другая вера, ни молва людей для меня не имеют значения. Только счастье и мир в душах и домах моих детей. Я вас хорошо понял, что для вас этот брак невозможен. Но, если ваш сын сам решится прийти к нам домой и просить руку моей дочери, то мне бы хотелось вас сразу предупредить: я дам положительный ответ, благословлю их брак. И прошу вас понять меня и мои обязанности по защите своей дочери. Если вам удастся договориться с сыном, простите, я не знаю имени, то будет так, как вы решите. Если же нет – то я противостоять этому союзу не буду.

Фаравиндад говорил тихо и медленно, вырезая каждое слово красивым узором на полотне тишины. Исмаил сам заметил, что очарован мудростью и спокойствием этого человека, красотой его дочери и их отношениями. Возможно, он сам бы хотел получить те же магические способности, чем были одарены жители этого светлого дома. Но не каждый в жизни имеет те же условия окружения, те же возможности и ту же поддержку, чтобы становиться Фаравиндадами. Пока он ехал в машине до дома, он все еще находился под влиянием спокойного духа своего собеседника. Мужчина даже уловил себя на мысли, как бы было прекрасно с ним встречаться и общаться на разные темы жизни. Но зная, что он также должен думать о будущем своего ребенка, о том, что Илану будет выгоднее, понимал, что их дружба и встречи невозможны.

Отпустив визитера, Фаравиндад отправился в свою спальню и ждал там до позднего вечера Нандини. Он совершенно забыл, что уже много часов не ел и не пил. Единственное, что он хотел сейчас услышать от супруги – «Хилай успокоилась». Он не мог пойти к дочери, так как понимал, насколько сейчас ей больно и неловко за услышанные слова. И чем больше он понимал, что нельзя ходить, чем больше ощущал ее горечь обиды и стыд, тем более ему хотелось до нее достучаться. Но, зная свою дочь, он понимал, что надо дождаться Нандини, чтобы понять, готова ли дочь к спокойной беседе. Он хотел сам себя обмануть, но в глубине души понимал, что она так легко не сможет утихомирить свою бурю чувств и эмоций. И единственное, на что он рассчитывал, что этот молодой человек, чьи волосы на закате летнего и осеннего солнца отдавали рыжиной, окажется настолько же храбрым по отношению и к терновому забору той темноты, что его отец вокруг него вьет. Конечно, они с Нандини видели молодых людей уже много раз и не первый год в дальнем углу их сада. Видели, как их Хилай вдруг настолько повзрослела, что может перепрыгнуть через забор и убежать из дома по зову своей души. Что у нее выросли настолько сильно крылья, что вот-вот она улетит из их дома. Но никогда эту тему не поднимали, ни между собой, ни с ней. Они терпеливо ждали, когда ее жених придет. Придет не один и не через забор.

Нандини, догнав Хилай у порога ее комнаты, вошла вместе с ней и села рядом на кровати. Хилай все эти два с половиной часа лежала на своей кровати лицом к подушке, словно спрятавшись от стыда всего мира, и плакала. Ее переполняла целая гамма эмоций. Невозможно было разобрать, которая из них самая жестокая и которая больше всех по весу. Но обида и злость на себя за унижение отца, пожалуй, ей казались самыми сильными. Мама молча просидела до тех пор, когда она сама поднялась, села на кровать спиной к маме и сказала:

– Мам, пожалуйста, иди к папе. Посмотри, как он. А я сейчас буду спать. Не хочу встречаться с папой сегодня. Мама, пожалуйста, обними его за меня и передай, что я его люблю. Но встретимся мы завтра.