Чертушки из сербской глубинки

– Когда жар снизится, натру их барсучьим жиром. А пока прокапаю пацанам носы вот этой гадостью. Надеюсь, ты сумеешь быстро унять их плач.

Мальчики разревелись от ужасного жжения в носоглотке. Пока Гордана нежно утешала и кутала их, Луп изучал аномалии в ее ауре. Неужели эта суетливая пигалица – наследница ведьмы? Бесов она не видит и не слышит, но в доме всего четыре живых души. Выходит, Анат, передала свою силу племяннице… и в то же время не передала! Разве такое возможно? Может, лесная колдунья находится в некоем пограничном состоянии?

Варево закипало. Помешав его, Луп попросил проверить свою шевелюру на вшей. Гордана вспыхнула от смущения.

– Делай, что велят. И натаскай мне воды. Пусть хоть какие-то мечты исполнятся. Будешь хорошей девочкой, разрешу и тебе воспользоваться последним куском мыла с моей Родины. Чуешь, чем пахнет? Горьким миндалем. И моя страна в переводе с древнего языка называется Миндальным королевством.

– Какое сказочное название! И аромат приятный. Я принесу воды, а вы присмотрите за Павле и Давидом?

Синильный кивнул головой. Гордана повернула к двери, потом резко обернулась.

– Неужели вы решитесь переночевать в доме тети? Или вы не знаете о ведьме?

– Как ты думаешь, кто я сам? Твоя тетка задолжала мне за лечение. Я поселюсь под ее крышей, чтобы она не забывала, что долг платежом красен.

Такой ответ огорошил девушку. Теперь ей точно влетит от усопшей ведьмы за то, что впустила в дом ушлого чужака. Что же делать? А ничего не поделаешь, положение безвыходное. Лишь бы братья выжили, а она любую взбучку выдержит!

Пока Гордана ходила за водой, Синильный огляделся. В горнице висел портрет полной блондинки в турецком платье и тюрбане. В серебряном семисвечнике горели свечи, которые разожгла Гордана, чтобы «доктор» не портил глаза. Обычно дети сидели при лучине, а менора украшала спальню Анат, где Луп приметил себе мягкое место для ночлега. «Крутая бабенка, не побоялась синагогу ограбить» – усмехнулся колдун.

Вальяжно прогуливаясь по комнате, он подошел к больным детям. Седой и угрюмый дух деловито расселся на груди одного из близнецов и похищал у него дыхание. Задыхаясь, ребенок зашелся в приступе мучительного кашля. Магистр Луп ткнул нечисть магическим жезлом в мохнатую попку. Бес злобно выругался и скрылся за шкафом. Бубушик воззвал к благоразумию хозяина: «Они угрожают нам, босс. Может, не будет топтаться на чужой территории?». «Спокойно, дружок, где наша не пропадало» – подумал Луп, поджигая пучок полыни. – Гордане по наследству досталось могучее войско. Как прибрать его к рукам, а? Рыжая дурочка даже не видит своих помощников. Почему лесные кудесники не завладели армией бесов, зная, что наследница – зашуганная девчонка, в магии ни бельмеса?

– Возможно, просто выжидают, пока детишки сгинут. А потом придут в дом с осиновым колом и насадят на него полумертвую Анат, дабы завладеть ее знаниями, солдатиками и золотишком, – предположил компаньон. Луп провел обряд, обеспечивающий мальчишкам защиту от атак астральной швали. Напоил остывшим зельем.

От ужина Луп отказался, зато потребовал горячей воды. Пока она грелась, Гордана поборола стеснительность и осмотрела его волосы. Вшей в них пока не завелось. Нашелся и медный таз. Краснея от стыда, девушка отводила глаза от голого мужчины, чьи понятия о приличиях оставались загадкой. Может, их вообще не было. После мытья густая черная грива заблестела, благоухая, как ликер амаретто. Закутавшись в полотенце, Луп с удовольствием причесывался щеткой с кабаньей щетиной.

– Могу я узнать ваше имя? – осмелилась на вопрос Гордана.

– Меня зовут Луп, Люпус, как тех серых братишек, что завывают в чащи стылой, – заявил колдун. – Перейдем на «ты»?

– Какое странное имя.

– Ничуть, малышка. Когда клиентки рассказывали моей матушке о кознях мужиков, она криво улыбалась и бормотала по латыни: «Penis vaginae lupus est». Взяла из любимой присказки слово Lupus и дала мне имя. Что голову-то ломать?

– А что означает эта поговорка? – спросила Гордана. Луп пожал плечами, давая понять, что сам не в курсе, хотя часть рецептурных прописей в его книге была написана на латыни.

– Братья спокойно заснули. Я так благодарна вам… тебе.

– Возможно, дело не только в болезни. Сопляки для демонов – корм. Из них посасывают жизненную энергию. А ты видела себя в зеркало, детка? У тебя под глазами черные круги, будто ты несколько ночей не спала. И эта худоба…

– Мне снится страшный кошмар. Почти каждую ночь меня преследует видение, – передернуло Гордану. Даже говорить об этом тяжело.

– Где твоя тетка?

– В подполе лежит она, – отрешенно уронила девица. – Не жива и не мертва…

– Вот как? – вытянулось лицо у Лупа. – Лягу в ее кровать, а потом поглядим.

Тщательно обнюхав перину и стеганое одеяло, колдун пришел к выводу, что старая упырица не успела испачкать постель трупными выделениями. Подушку и оберег он достал из рюкзака. Луп поставил на тумбочку алебастровый гекатейон * и зажег перед ним свечу. Приказав зевающему Бубушику стоять на часах, мужчина погрузился в сон.

Убедившись, что братьям не стало хуже, Гордана переоделась ко сну. Опустившись на колени, она воздала хвалу Господу и своей маме, которая представлялась ей ангелом, за нежданное появление лекаря. Девушка сомневалась, что лесные колдуны помогут. У них много разнообразных снадобий, но они не дали ей лекарства, ограничились обещанием проведать малышей. От умершей матери у Горданы остались только серебряные цепочка и крестик, которые она берегла, как зеницу ока. Когда ей становилось страшно, лишь в этой реликвии она находила успокоение.

К трем часам ночи в подполе пробудилась ведьма. Она не считала гостеприимство добродетелью. Первым делом Анат решила воздать мелкой дряни за самоуправство, а потом расправиться со смельчаком, который так опрометчиво решил прилечь на ее койку.

*Гекатейон – изображение трех женщин вокруг столба, символизирующее богиню магии Гекату.

Тетушка Анат

Лекарь проснулся от грохота и сдавленного визга в гостиной. Он спихнул с кровати Бубушика, который так утомился, что и ухом не повел, продолжая сипло похрапывать.

– Где мои сапоги, мудозвон?! – злобно прошипел Луп, шаря под кроватью.

– Чего ты бесишься, магистр? Я не звонил, – сонно пробормотал буро-зеленый чертик, почесывая бежевое брюшко. – Ох, прости меня! Сонные чары враги наслали!

– Умеешь отмазки придумывать, – улыбнулся Луп, пока Бубушик обувал его. Провинился, шишига.

В комнату приковыляла ошеломленная и избитая девушка. Из-за левого уха стекал ручеек крови, рваная ночная сорочка открывала синяки и глубокие ссадины на миниатюрном теле. Луп витиевато выругался.

– Теткина работа?

– Да, – заплакала она. Колдун привлек ее к себе и осмотрел. Оказалось, что девчонка серьезно ранена: скальп за левым ухом надорван. К тому же она потеряла сознание от удара по голове, и сейчас ее тошнило, что указывало на сотрясение мозга. Луп сказал, что зашьет рану и дивчина будет, как новенькая. В походе он уже приобрел навык, штопая свои носки.

Гордана отказалась от анестезии в форме крепкой сливовицы. В ее семье не принято выпивать, особенно юным девушкам. Стремясь добиться красоты и тонкости шва, мастер не спеша водил иголкой, которую сначала прокалил на пламени свечи, а потом продезинфицировал в самогоне вместе с шелковой нитью. Стиснув зубы и зажмурив глаза, Гордана еле терпела боль. Порой не могла удержаться от стона. Даже взмокла от усилий казаться мужественной.

Покончив с этим, Луп и Гордана убедились, что на близнецов не обрушился гнев колдуньи. Магия гостя сработала, как надо. А может, Анат рассудила, что перед ней провинилась только сестра.

– За что она так отделала тебя? – участливо спросил колдун.

– Не знаю. Не могу сказать, умерла или нет эта ужасная женщина. Она мучилась от сильных болей, когда мы пришли сюда. Лесные чаровники сначала приносили Анат различные снадобья, а потом похоронили в подполе, но сказали мне, что тетушка по-прежнему хозяйка в этом доме. Так и есть, Луп. Без ее разрешения я не могу брать вещи. Вон в той шкатулке сами собой появляются деньги на неделю и список продуктов, который мы можем себе позволить. Если я ослушаюсь ее или братья расшалятся, она, словно вурдалак, выходит из погреба и бьет меня, за волосы таскает. Не подумайте, что я неряха. Без позволения тети я не могу и шагу ступить, даже в комнатах прибраться. Тем более, гостей принимать.

Синильный хлопнул себя по коленке и захохотал.

– Вы не верите мне? – всхлипнула Гордана, трогая повязку.

– Да верю я, что сквалыгу могила не исправит! Это надо так вцепиться в свое барахло! Чую, немало сокровищ припрятала старая скряга! – веселился Луп, в предвкушении потирая узкие ладони.

После завтрака, который представлял собой унылую овсянку на воде, колдун дал лекарство Павле и Давиду. А потом спустился в подпол, ожидая, что он окажется пещерой Али Бабы. Лопата в деснице, мешок под мышкой, чемодан за собой Бубушик на веревке тащит, напрягается.

Погреб казался более пригодным для житья, чем верхние комнаты. Просторное чистое помещение. Вдоль стен тянутся полки с сырами, крупами, окороками, сухофруктами. Под ними стройным рядом стояли бочки с винами. В северном углу доски сняты и насыпан холмик с отверстием в изголовье. Он обставлен с четырех сторон огромными  сундуками. Из позеленевшей почвы, вместо креста, торчала чья-то берцовая кость. На ней висел затертый медальон на черной ленте. Луп открыл его и узрел лицо молодой пышки с портрета. «Мда, кое-кто не парился с погребением и изрядно сэкономил на памятнике», – сделал вывод Луп, вешая его нам место. Его больше заинтересовали сундуки.

– Как думаешь, у кого ключи, Бубушик? – спросил колдун. – Точно не у девчонки.

– Скорее всего, они похоронены с Анат, – ответил чертик, ковыряя когтем замочную скважину.

– Печально, коли так. Придется разрыть могилу этой стервы.

– Ох, только не это, магистр! Придумай что-нибудь другое! – попросил Бубушик. – От могилы исходит холод, да не простой, а потусторонний. Он леденит мои призрачные потрошки!

– Я тоже почуял это. Прескверная нора, кошмарная мымра! Ну, за работу!