Красная косынка. Сборник рассказов

Она смотрела в одно окно, Петухов в другое. Правда, Петухов, сняв с себя громоздкий рюкзак, всю дорогу пытался поддержать её под локоть не то услужливо, не то подобострастно. Она же всякий раз выдёргивала свой локоток из его влажной ладони и вспоминала логиста с маздой.

“Всё-таки как нелеп этот Петухов! – думала она. –  Эта его старая ветровка, рюкзак только что не с помойки. Уж не те ли на нем джинсы, что я купила ему после свадьбы?”.

Вышли у поворота. Молча пошли рядом. И будто – солнце не для них, небо не для них.

Вдруг Петухов остановился:

– Какой воздух! Чувствуешь? – радостно, как-то по-детски воскликнул он, глядя на неё восторженно.

«Просто идиот какой-то!» – мрачно думала Маша, и мимо её мысленного взора мчался вожделенный логист в новой мазде с блондинкой из бухгалтерии.

Однако от солнца, от сосен так пахло забытым, далёким, сладким, что Петухов постепенно перестал раздражать Машу.

Наконец они вышли к озеру, и Маша легла на байковое одеяло, которое Петухов услужливо расстелил на берегу.

Ей стало спокойно. Чуть слышно поскрипывали сосны, перекликались какие-то птицы, то и дело, спрашивая друг друга: “Ты меня любишь?”  С озера доносился плеск волн. Где-то далеко скандалили чайки.

“Конечно, с ребенком будут проблемы. Этот последний аборт… – рассуждала она. – Но Герман хочет, и, значит, в случае чего, придется взять ребенка из детдома” …

Тем временем Петухов, пыхтя, расчищал место, собирал окрестный мусор и относил его подальше в лес. Он уже натаскал сушняка, и скоро должен был затрещать, защелкать веселый костерок…

Сквозь лёгкую дрёму Маша слышала хриплое дыхание Петухова, время от времени прерываемое покашливанием, и раздражение вновь овладело ею.

“Чёртов турист. До сих пор в Робинзона играет!”

Она знала, что Петухов по-прежнему работает в своём НИИ, получает свои жалкие копейки и считает, что всё должно измениться к лучшему, что не может же быть так скверно всегда. Её злило, что он как будто смирился со своей жалкой участью и не пытается ничего изменить.

“Хоть бы дуру какую-нибудь себе нашёл! – думала Маша. –  И чего он околачивается возле моего дома, прячется, как мальчишка, за деревьями? Да, вот именно как мальчишка!”.

Петухов рубил хворост, валявшиеся тут же полусгнившие коряги, пыхтел, крякал с удовольствием показывая Маше, какой он ещё молодец. И вдруг вскрикнул, принялся ругаться – очевидно, поранил себя топором.

«Увалень!» – мстительно подумала Маша, улыбнулась и открыла глаза. Петухов сосал окровавленный палец и обиженным ребенком смотрел на бывшую жену…

Едва касаясь песка кончиками пальцев ног, по-кошачьи грациозно Маша пошла к озеру, представляя себе, как за ней из укрытия наблюдает логист, только что навсегда прогнавший ту отвратительную блондинку из бухгалтерии…

Озеро сильно обмелело, и она долго шла по мягкому песку, прежде чем зайти на глубину.

Маша всегда любила купаться.  И в раннем детстве, когда готова была часами плескаться в мелкой речушке, и позже, в бассейне, где покоряла мальчишек своим классическим брасом…. Но теперь ей больше нравилось лежать на воде, разглядывать облака.

Вот и сейчас над Машей проплывали воздушные островки, которые превращались то в весёлых барашков с лёгкими завитушками, то в чей-то профиль или пухлое детское тело.  Маша вдруг вспомнила своего младшего брата, с которым ее как-то оставила мать. Он тогда сильно болел, и Маша сидела над ним, одновременно жалея беднягу и злясь на него. Брат стонал и вдруг сильно закашлялся; кашель перешел в хрип, и брат стал задыхаться. Маша смотрела на посиневшее лицо брата, и ей было страшно. Его лицо она помнила до сих пор…

Она перевернулась на живот и поплыла.  Это облака сбили её с толку, заставили вспомнить неприятное…

Петухов уже разбил палатку и, утирая с лица пот, высматривал среди легкой ряби волн Машину голову. Головы нигде не наблюдалось, и Петухов испугался.

– Маша! –  закричал он во весь голос, переполошив прибрежных чаек. Стараясь не думать о страшном, на ходу снимая джинсы, он бросился в воду.

Петухов не помнил, умеет ли он плавать, и когда увидел бывшую жену, гладкой дебелой рыбиной плывущую ему навстречу и с легким презрением смотрящую на его суетливые движения, вспомнил, что не умеет и начал задыхаться.

Маша увидела его вытаращенные испуганные глаза, посиневшие губы и испугалась.

– Петухов, Гена, что с тобой?

Он пробормотал что-то невразумительное, и вдруг, как испуганный ребенок, схватился за нее, обнял за шею.

– За плечо держись,  –  крикнула она, пытаясь скинуть его руку со своего горла.

Ей казалось, что сейчас у неё разорвется сердце, что они не плывут вовсе, а только натужно барахтаются на одном месте. Остановились облака на небе, солнце стало чужим и блеклым, и только сосны на берегу безразлично качали ветвями и не то звали к себе, не то навсегда прощались…  Маша чувствовала, что рука Петухова становится всё тяжелее. Сам Петухов уже наглотался воды и, широко открыв рот, делал судорожные вдохи. Маша же и не плыла даже, а всё смотрела на сосны на берегу, которые никак не хотели приближаться…  Небо, солнце и весь мир были уже сами по себе, жили без неё, существовали как немая картинка, потерявшая смысл.

– Не могу больше, – прохрипел Петухов.

“Неужели это всё? – подумала Маша, чувствуя холод в животе, и тут же ее ноги коснулись дна.

Петухов, доковыляв до берега, рухнул на песок.  Рядом с ним легла обессилевшая Маша.

Ей приснился брат, который звал её куда-то. Хотя, нет, не брат. Это был Петухов.

– Бельчонок, как ты? – донеслось до нее.

– Отстань ты от меня со своим бельчонком, – простонала Маша.

Маша встала на ноги, стряхивая с тела песок. Петухов подбитым тюленем лежал на берегу и испуганно смотрел на Машу.

Она была готова с ожесточением пихать Петухова ногами, орать на него.  Да, это он испортил ей всю жизнь, из-за него у неё не будет детей и богатства, из-за него она сейчас чуть не отправилась на тот свет…

Она увидела его белое рыхлое тело, съехавшие трусы, неестественно худые ноги и глаза, в которых было что-то знакомое, что-то такое, чего Маша боялась и стыдилась всю жизнь.  И она вдруг поняла: эти глаза – глаза ее задыхающегося брата…  Не отдавая себе отчета в том, что делает, Маша опустилась на колени рядом с Петуховым, обняла его и заплакала.

– Ну, зачем ты мне нужен, Петухов? – сквозь слезы спрашивала она.

Пахло смолой и летом,  и Маша с ужасом  понимала, что никогда не будет жить с логистом в коттедже и ездить на новой «мазде».

Задняя сторона обложки

На задней стороне обложки под фотографией

Нина Александровна Кромина (Нана Белл) родилась и живёт в Москве. Окончила Московский государственный институт культуры по специальности библиотековедение и библиография и Высшие литературные курсы при Литературном институте им. А.М. Горького. Публикуется в журналах и альманахах. Участник Литературного объединения “Точки” при Совете по прозе Союза писателей России. Автор книги “В городе и на отшибе”.

Член Союза писателей России.