Мы в порядке

– Простите, что расстроила вас, но…

Дедуля встал и выпятил грудь.

– Да, – сказал он. – Я веду себя неподобающе. Почти как монахиня, которая смеет высказываться о смерти моих супруги и ребенка. Марин получает великолепные оценки. Она прекрасная ученица.

Воспитательница откинулась в кресле с непроницаемым лицом.

– И Марин, – продолжил он торжественно, – пойдет со мной!

Дедуля повернулся и распахнул дверь.

– До свидания, – сказала я извиняющимся тоном.

Он гневно вылетел из кабинета, я – следом.

Поездка домой превратилась в театр одного актера: Дедуля вспоминал анекдоты о монашках, я смеялась в нужных местах, а большего ему и не нужно было. Когда он закончил свой монолог, я спросила, получал ли он сегодня что-то от Голубки.

Он улыбнулся:

– Пишешь два письма – получаешь два письма.

Я вдруг вспомнила, как сестра Жозефина прослезилась, когда я зачитывала сочинение на уроке. Как она благодарила меня за смелость. Ну ладно, может, это была и не просто сказка. Может, сирены дарили девочке ракушки, которые заполняли ее подводную комнату. Может, я написала эту историю, потому что действительно хочу знать о маме больше – или хотя бы иметь настоящие воспоминания, а не домыслы.

Глава четвертая

Мейбл узнаёт о Ханне все подробности, которые может поведать наша комната. Кипа бумаг на столе, безукоризненно заправленная постель. Афиши бродвейских мюзиклов с автографами и яркий плюшевый плед.

– Откуда она?

– С Манхэттена.

– Какой красивый оттенок, – с восхищением говорит Мейбл о синем персидском коврике, который лежит между нашими кроватями. Он довольно старенький и потертый, но все еще мягкий.

Мейбл останавливается перед пробковой доской и расспрашивает меня о людях на снимках. Меган – наша соседка. Дэвис – бывший парень Ханны, с которым они остались друзьями. Какие-то подружки из школы, чьих имен я не помню.

– Она любит цитаты, – замечает Мейбл.

Я киваю:

– Она много читает.

– Вот эта цитата Эмерсона[12 - Ральф Уолдо Эмерсон (1803–1882) – американский эссеист, поэт и философ.] просто повсюду. Я видела ее на магнитах.

– Какая именно?

– «Закончив день, позабудьте о нем. Все, что могли, – вы сделали. Без сомнения, вас будут мучить ошибки и трудности; забудьте о них, как только сможете».

– Ничего странного, что эта цитата так популярна. Об этом всем стоит помнить.

– Да, пожалуй.

– Ханна и правда такая, – говорю я. – Ее мало что задевает. А еще она… непосредственная. В хорошем смысле. И при этом умная и добрая.

– Значит, она тебе нравится.

– Да, очень.

– Отлично, – произносит она, но я не понимаю, искренне или нет. – Хорошо, теперь давай перейдем к тебе. Что это за растение?

– Пеперомия. Я купила ее на распродаже в колледже, и она живет у меня уже целых три месяца. Впечатляет, правда?

– Ты герой!

– Знаю.

Мы улыбаемся друг другу. Получается почти непринужденно.

– Красивые миски, – говорит Мейбл, взяв одну с подоконника.

Если не считать фотографии мамы, которая спрятана на верхней полке шкафа, эти миски – лучшее, что у меня есть. Они идеального пастельно-желтого оттенка, и я знаю, откуда они и кто их сделал. Мне нравится, что они такие тяжелые, что, когда берешь их в руки, чувствуешь вес глины.

– На одной из первых лекций наш историк рассказывал про Уильяма Морриса. Тот говорил, что все, чем человек владеет, должно быть либо полезно, либо красиво. На деле это, конечно, не так просто, как кажется, но я подумала: почему бы не попробовать? Увидела их в гончарной мастерской в начале семестра и сразу купила.

– Они и правда классные.

– В них любая еда кажется особенной, – киваю я. – Даже овсянка или лапша быстрого приготовления – а это основа моего рациона.

– Отличная диета.

– А ты что ешь в колледже?

– У нас в общежитии все по-другому. В каждом блоке три комнаты и общая зона с кухней и гостиной. Похоже на небольшую квартиру. Мы живем вшестером и готовим гору еды. Моя соседка делает восхитительную лазанью. Не знаю, как ей это удается, – учитывая, что она использует уже тертый сыр и покупной соус.

– Ну хоть в чем-то она хороша.

– В смысле? – спрашивает Мейбл.

До того, как Мейбл поставила на мне крест, она присылала сообщения, в которых перечисляла причины своей нелюбви к соседке. У нее ужасный музыкальный вкус, она неряшлива, громко храпит, вечно водит каких-то парней и захламляет комнату уродливыми вещами. «Напомни, почему ты решила не ехать со мной в солнечную Южную Калифорнию?» – писала она. И еще: «Пожалуйста, пусть эта девчонка куда-нибудь исчезнет, а ты притворишься ею!»

– А, – вспоминает Мейбл. – Точно. Ну, это было давно. Она мне уже нравится.

Она смотрит по сторонам в поисках еще какого-нибудь предмета для разговора, но кроме растения и мисок, у меня ничего нет.

– Я собираюсь прикупить еще вещей, – говорю я. – Но для начала нужно найти работу.

На ее лице мелькает тревога.

– А у тебя есть?.. Боже, прости. Я об этом не подумала. Деньги у тебя есть?