Дзюдо и кино. Жизнь напролом. Мемуары в рассказах

Удар был такой силы, что, как мне показалось, на какое-то время у меня остановилось сердце. Боль была ошеломляющая, на мгновение потемнело в глазах и перехватило дыхание. Но именно этот удар всколыхнул во мне всю ярость и злость, на какие я был способен. В голове помутилось, откуда-то взялась неимоверная сила, и в считанные секунды я кинул его через себя на спину. При этом захватил его руку в локтевом суставе в болевой приём.

По правилам захвата в болевой приём дзюдоист должен ждать, когда соперник сдастся, или судья остановит схватку. Так я обычно и делал. Но сейчас мною двигала ярость, перед глазами на мгновение промелькнули окровавленные лица предшественников, и вспомнился свой полёт от поджопника. Я не стал ждать, пока он сдастся, а быстрым, сильным движением сломал ему руку. Парень дико заорал, и судья остановил схватку. Я был объявлен победителем, а к моему сопернику бежали медики, чтобы оказать помощь.

Ребята меня поздравляли, тренера пожимали руки, и никто из судей не сказал мне ни слова упрёка. Все негласно понимали, что это было наказанием моему сопернику за предыдущие схватки.

В конце дня в раздевалке он подошёл ко мне. Рука была в гипсе, в глазах стояли слёзы. Куда только делись его дерзость и самоуверенность! Он показал мне искалеченную руку и задал вопрос жалобным тоном:

– И за что ты так со мной?

Я с удивлением уставился на него. Он действительно дурак или прикидывается? Как в том старом анекдоте: «А меня-то за что?»

– Пойди, спроси это у тех, кому ты выбил зубы и сломал челюсти!

– Э-эх, я же просто боролся… победить хотел… – вздохнул он и побрёл прочь из раздевалки.

Удар по партии

Как-то раз в первом семестре третьего курса, выходя из деканата, я столкнулся нос к носу с институтским парторгом. Это был невысокий человечек среднего возраста с круглой лысеющей головой и начинающимся брюшком. У него были всегда розовые, лоснящиеся от бритья щёчки, и вечно озабоченное выражение лица.

Я вышел из деканата, держа в руках сессионные графики. В связи с частыми тренировками и поездками на соревнования, мне не всегда удавалось сдавать экзамены с группой. Поэтому специально разрабатывались графики экзаменов, чтобы люди, представляющие институт в спортивных дисциплинах, могли подстраивать сдачу сессий под соревнования или сборы. Возле двери меня ждал Володя Прохоренко. Мы уже собирались идти дальше по своим делам, но парторг неожиданно задержал меня.

– Рак, я вижу вы опять с графиками, – недовольным тоном заговорил парторг. – Снова будете сессию не вовремя сдавать? А ведь стране нужны грамотные инженеры, а не какие-то там спортсмены.

Между тем, у нас на факультете училась одна яркая девица с внешностью модели и не слишком разборчивого поведения. Все знали, что она состоит в нежных любовных отношениях с парторгом. И совсем не бескорыстно. Пользуясь служебным положением, он организовал своей любовнице Ленинскую стипендию. При этом девушка не считала даже нужным появляться на экзаменах, за оценками в её зачётку он ходил лично, и никто из преподавателей не хотел заедаться с представителем партийной власти. И сейчас этот человек пытался попрекнуть меня тем, что я уделяю слишком много времени спорту. Ему бы помолчать. Дерзкий ответ немедленно сорвался у меня с языка:

– Уж лучше быть спортсменом и при этом самому сдавать все экзамены, – начал я, полный возмущения, – чем быть любовницей парторга и Ленинской стипендиаткой и при этом даже не появляться на парах!

Парторг сразу понял, кого я имею в виду.

– Сопляк! – заорал он, побагровев от злости. – Да я тебя из института вышибу! Да я тебя сгною! Ты ещё не знаешь, что тебя ждёт! Да я…

Я не позволил ему дальше развивать фантазии на тему, что он со мной сделает, а просто врезал кулаком по его физиономии. Парторг грохнулся наземь, а я развернулся и пошёл от него прочь. Рядом со мной шёл и хохотал Прохоренко. А я постепенно начал осознавать, что сделал что-то не то, и последствия меня ожидали самые серьёзные. Мне почему-то стало не до смеха… За подобную выходку можно было схлопотать лет десять тесного знакомства с суровой Сибирской действительностью.

– Да не ссы, Серёга, – подбодрил меня Володя, – я с батей поговорю. Он всё уладит.

На следующий день с утра меня вызвал к себе декан. Он укоризненно покачал головой:

– Сергей, ты вообще соображаешь, что наделал? Ты же ударил, считай, саму партию!

– Виноват, – каялся я, – не удержался.

– Ладно, – вздохнул декан. – Александр Григорьевич Прохоренко уже похлопотал о тебе. Большого скандала не будет. Тем более, что у парторга самого рыльце в пушку. Мы проверили ту Ленинскую стипендиатку – ты оказался прав, это его любовница. Стипендию мы у неё, конечно, заберём. Но и тебя должны наказать. Так, для галочки, но официально. Сам понимаешь, никто не имеет права руки распускать в здании института. А тем более бить парторгов по лицу. Как же нам тебя наказать? – задумался декан.

И тут мне в голову пришла замечательная мысль:

– А вы исключите меня из общежития! – предложил я.

– Как тебя исключить? – удивился декан. – А где ты жить будешь?

– Так я местный! Я в общежитии и не жил никогда!

– Гениально! – воскликнул декан. – Так мы и сделаем.

На следующий день на институтской доске объявлений висел приказ, где сообщалось об исключении Сергея Рака из общежития в связи с хулиганским поведением. Парторг был доволен, и все счастливы. Кроме бывшей Ленинской стипендиатки.

Патлатая обезьяна

После окончания первого курса я решил подзаработать во время каникул. В то счастливое студенческое время, стипендия у меня, как у спортсмена, не зависела от оценок – сорок рубчиков в месяц, да ещё плюс талоны на питание по два сорок в день. Сто двенадцать рублей в месяц для студента – это было «очень и очень», как говорил один известный киногерой. Но всё равно хотелось подержать в руках настоящие большие деньги. А где можно было подзаработать по-быстрому в советское время? Правильно, в проводниках. В летний период добавлялось огромное количество поездов. Профессиональных проводников не хватало, и нас, студентов, брали на лето в проводники с распростёртыми объятиями. Туда же подался и я.

Начало моей работы было связано с небольшим смешным скандалом. Год был 1966, гремели «Битлз», и советская молодёжь косила под «битлов» одеждой и причёсками. Я не был исключением и носил вызывающую для того времени причёску, немного недостающие до плеч длинные волосы и чёлку, свисающую на глаза. Это было время, когда даже устраивались рейды на битломанов, чтобы заставить их постричься. По вечерним улицам города на мотоциклах разъезжали дежурные милиционеры с ножницами. Их задачей было вылавливать длинноволосых мальчишек и выстригать им клочья волос так, чтобы они были вынуждены отправляться в парикмахерскую. Я сам однажды чудом ушёл из-под такой облавы и остался нестриженым.

Так вот, устраиваясь на работу, я должен был подписать обходной лист у начальника резерва проводников. Его подпись была последней. Я зашёл к нему в кабинет. Он был занят изучением каких-то бумаг на столе и, не глядя, поставил на моём листе свою размашистую закорюку. А потом оторвал взгляд от бумаг и уставился на меня. На лице его выразилось недовольство и возмущение, и он принялся меня отчитывать:

– Ты на кого похож? Это что за вид? Ты не комсомолец, а патлатая обезьяна!

Сам не знаю, что на меня нашло, но я тут же дерзко парировал ему:

– Чем вам мой вид не нравится? У вас, между прочим, за спиной висит не одна, а целых две патлатые обезьяны, да к тому же ещё и бородатые!

Он с недоумением обернулся и застыл с полуоткрытым ртом – с портретов, висящих на стене за его спиной, на него с немым укором взирали патлатый Маркс и не менее патлатый Энгельс.

– Во-о-он! – заорал на меня пришедший в себя начальник резерва, и я пулей выскочил из его кабинета.

Проводник-беспредельщик

В свой первый рейс Киев-Москва я поехал с таким же новичком студентом, как сам. На перроне в Киеве к нам неоднократно подходили люди, умоляющие взять их до Москвы. Но мы были начинающими проводниками, к тому же комсомольцами. Разве можно брать пассажиров «зайцев»? К тому же я, будучи студентом, перешёл из комсомольских оперативных отрядов во внештатные сотрудники городского ОБХСС. Нет, только законные пассажиры с билетами, приобретёнными в кассах!

Поезд тронулся, и через пару часов пути нас навестили поездные ревизоры.

– Ну что, хлопцы, сколько «зайцев» везёте? – задали они вопрос.

– Ни одного! – гордо ответил я.

– Как ни одного? – вытянулись у них лица от недоумения. – А для чего ж вы сюда пришли?

– Подработать.

– Нет, неправильно, – покачал один из ревизоров головой. – Вы сюда пришли зарабатывать. И делиться заработком с нами! А как же вы без «зайцев» собрались зарабатывать?

В общем, первый рейс прошёл совершенно впустую, и мне посоветовали знающие люди устроиться на следующий рейс с опытным проводником, чтоб научиться всяким проводниковым премудростям.

Был у нас один такой, назовём его вымышленной фамилией Прокопенко. Именно с ним я и собрался в следующий рейс. Первым делом, за несколько часов до отправления поезда мы вместе отправились к билетным кассам. Народу вокруг – пропасть! Лето, разгар сезона, а билеты давно все проданы. Прокопенко подошёл к гудящей, как улей, очереди и сделал объявление:

– Все желающие уехать сегодня на Москву – подходите к поезду, к двенадцатому вагону без четверти девять.

Без четверти девять возле нашего вагона собралась огромная взволнованная толпа человек в сто. Купившие билеты пассажиры вперемешку с желающими уехать во что бы то ни стало.

– Как же ты их всех размещать будешь? – с ужасом глядя на людское море, спросил я у напарника.