Я взяла пробирку в руки, подумала несколько секунд, и выпила залпом. Вкус был препротивный, словно всевозможные вкусы мира смешали в одном растворе. Я проглотила жижу, и тут, преследовавший меня холод исчез, а тело окутало приятное тепло.
– Ну, как, класс, правда? – искоркой в глазах спросил Рем. – и злость, и холод куда-то подевались, да? Хорошо стало?
– Хорошо. – согласилась я, не став уточнять по поводу злости, которой у меня и не было.
– Ну, теперь ты в наших рядах, поздравляю! Испив раз людское горе, уже невозможно никогда забыть это ощущение. Хотя, у тебя-то и выбора не было, верно? – подмигнул Рем. – Правда, часто от меня такой благотворительности не жди, дальше сама себе будешь жижу добывать, а половиной со мной делиться.
– Хорошо. – согласилась я.
– Хорошо, – передразнил меня Рем, – и ты даже не спросишь меня, как и что?
– А зачем? – удивилась я. –Если ты будешь забирать у меня половину, значит, тебе эта жижа нужна не меньше моего. Поэтому, ты и сам все мне расскажешь.
Рем откинул голову и расхохотался, на этот раз искренне и задорно. Я же, пила вкуснейший кофе и рассматривала обстановку, ощущение, что я каким-то образов попала в сон одного из персонажей Палаты №6 не пропало, но я пыталась вникнуть в происходящее. Значит, я умерла, кем я была, и чем жила не помню, а единственное, что мне сейчас более-менее понятно это то, что я должна выпивать некую неизвестную и мерзкую жижу чтобы поддерживать жизнь.
Супер.
Я доела, допила эспрессо и Рем встал:
– Пойдем, покажу тебе самое интересное.
Из вполне себе уютной кухни мы вышли холл, и он больше не казался мне таким уже мрачным и холодным, скорее, готически-притягательным. Мы поднялись по лестнице на третий этаж, прошли вглубь коридора и Рем достал из кармана ключ. Дверь комнаты словно переделали из двери банковского сейфа, Рем сказал:
– Это только для подстраховки, без моего разрешения никто в эту комнату проникнуть не сможет. Так что, если у тебя в голове какая плохая мыслишка появиться, ты ее лучше прогони, а то… Ты же понимаешь, о чем я?
– Пока нет, но чувствую мне недолго ходить в неведении.
– А ты огрызаться стала, уф, мне такое нравится. – Рем открыл дверь и пропустил меня в комнату. Та выглядела словно кадр из мистического хоррора: вся комната была уставлена шкафами с фарфоровыми куклами, куклы были прекрасные и совершенно разные, краем глаза в этой пестроте мне показалось, что я видела даже подобие фарфоровой старушки с седыми волосами. Но ужаса нагоняли не сами куклы, у каждой красавицы изо рта торчали стеклянные трубки, кончик которой был опущен в маленькие прозрачные баночки, стоящие рядом, и по ним текла темная жижа вроде той, что дал выпить Рем. Какие-то баночки были заполнены почти до краев, какие-то и вовсе пустовали.
– Для нас – это все. – сказал Рем торжественно обводя рукой комнату. – Это та сила, благодаря которой мы живем, а не просто существуем как как отребье в виде комочков боли и холода. Много веков назад, наш Создатель придумал для нас эту величайшую силу, и до сих пор мы выживаем благодаря ей. До появления Создателя, мы скитались, мучились, боялись, терпели, а сейчас, посмотри, люди сами дают нам силу и власть, благодаря которой мы находимся на вершине пищевой цепочки.
– А при чем тут пищевая цепочка? Это же просто какая-то мутная дрянь, вытекающая из кукол, какое отношение она имеет к людям?
– Это не просто дрянь, это – энергия в чистом виде. Жижа, кукла – это просто образы, которые породил Создатель чтобы сделать энергию для нас, простых исполнителей, понятной и осязаемой. Но вся эта энергия – плоды наших усилий. Ее мы выжимаем из людей, чтобы жить и подстраивать мир под себя.
– Но как вы получаете эту энергию?
– Все просто до глупости. Ты знаешь, какие самые сильные человеческие эмоции?
– Счастье?
– Счастье? – рассмеялся Рем. – Гнев, страх, злость, ярость – никакое счастье никогда не сравнится по силе с этими чувствами! И чем больше, каждой из вас, получается добиться от человека этих чувств, тем полнее заполняется ваша чаша энергии, и тем больше человек вам отдает своих сил. Лучшие из вас могут выпить человека до дна, полностью забрав себе его силу, но даже выпивая человека понемногу, мы можем жить полноценно: не стареть, иметь физическую силу не сравнимую ни с каким человеком, внушать людям нужные нам мысли и эмоции, и жить вечно.
– А что будет если не пить эту силу?
– Ты вообще можешь ее не пить, достаточно получать энергию напрямую. Но с помощью нашего Создателя мы можем делать запасы или делиться с нуждающимися, например, такими, какой ты сегодня была.
– А если бы я не выпила? Умерла через 24 часа?
– Сутки – это относительно, все по-разному. Был как-то случай у меня, задержался я у одной знакомой немного, ты понимаешь, о чем я, ну и не выкопал вовремя девчонку. Даже суток с похорон не прошло, а она очнулась в гробу, вылезти самой сил не хватило, ну и когда я раскопал ее она уже всё… Закопал обратно. Видно слабенькая была. Другой случай был, на кладбище я-то вовремя пришел, а она уже сама вылезла и шлялась где-то. Пока нашли ее неделя прошла, ух, а она злющая была, ну и уники, ее того… По Закону должна была в летопись быть вписана в течении суток после пробуждения, а то, что она знать об этом законе не могла никого не волнует. Как говориться, дура лекс.
– Ты же сказал мы бессмертные?
– Ну практически. С некоторыми упущениями. Против огня мы бессильны, чем пользовалась в свое время инквизиция. Но и пока пробудившийся не наполнит первый раз свою чащу силой, он почти как новорожденный. Нет, убить его нельзя, но злость начинает разрывать изнутри, разрушая без того пустую чашу, и убивая проснувшегося. С тем, кто уже испил силы это не работает. Даже если чаша опустеет, он будет жить, правда жизнью это назвать сложно, он будет существовать, раздираемый своей злобой и яростью по отношению ко всем, словно сумасшедший будет биться в своей агонии, пока не смирится и не превратится в кусок еле живой плоти, у которой даже нет сил поднять руку. Раньше мертворожденные били такими, даже эпидемии и войны не могли избавить от постоянного чувства голода. А сейчас – одно раздолье. Люди стали изнеженные, ты ему на пальчик в метро наступишь, он внутри уже кипит от ярости, а ты стоишь, кайфуешь, пьешь его силу. Малость конечно, но то тут, то там, уже приятно. А наши девочки, как только не изощряются, такие Санта-Барбары устраивают! Целые семьи под ноль выжимают.
– А ты как изощряешься?
– А я никак. Я уже столько живу, что сижу на проценте. Руковожу этим домиком и этой областью, слежу за своими девочками, и получаю удовольствие от жизни.
– Типа сутенера?
– Типа него. Только то, что отдают моим девочкам люди, гораздо важнее денег. Хотя и денег у нас достаточно. Ну как, разобралась немного, как у нас каша варится?
– Немного.
– Ну отлично, пойдем еще что покажу.
Мы спустились на второй этаж, в коридоре было около шести дверей, Рем открыл одну из них и сказал:
– Располагайся, теперь это твоя. – я прошла в очень даже милую комнату, отделанную в стиле шика новых русских 90-х годов, а Рем добавил, – Знаю, это совсем не хоромы, но это так, на первое время. Большинство пробудившихся съезжают через пару месяцев, как наберутся опыта и найдут хороший доход. А там уже живут как хотят. Главное, чтобы мне процентик капал.
– А ты где живешь?
– Наверху. Там у меня своя уютная коморка, мне из этого дома особо никуда не деться, должность у меня административная, руководящая, я, то здесь, то в церкви, слежу за нашим Серёнькой, чтобы пакостей не наделал каких. Меня и пристроили-то туда для дипломатических целей, и, хоть батюшка мне не особенно рад, у него тоже указание свыше, терпеть меня, вот он и не возмущается. Ладно, отдыхай пока, переваривай все потихоньку, а завтра на чистую голову еще поговорим. А то у меня еще дел сегодня куча, не до разговоров с тобой. Ужин в холодильнике найдешь, а в шкафу есть что на ночь одеть. Не переживай, все новое и чистое. Я поздно приду, поэту заранее сладких снов. Хотя, если хочешь, чтобы они стали еще слаще я могу и остаться, ты же понимаешь, о чем я? – хмыкнул Рем, сказав надоевшую мне присказку.
– Нет-нет, я лучше сама буду ответственна за свои сны, спасибо. – ответила я и вытолкала его в коридор. Мне действительно было, о чем подумать в одиночестве.
Глава 3. «Моя бабушка курит трубку»
Сны мне снились беспокойные. Они были короткие и несвязные, будто обрывки разных фильмов, вырезанных в длинный хаотичный ролик. Причем лица, мелькавшие во сне, казались мне смутно знакомыми, словно это были друзья детства, чьи имена я давно забыла.
Я поднялась с кровати рано утром, чувствуя себя совершенно не отдохнувшей и разбитой. Хотелось залезть в душ и постоять там минуть десять, чтобы прийти в себя, что я и сделала. Вода успокоила и смыла остатки беспокойного сна, я оделась и спустилась на кухню.
На кухне стояла молодая девушка, на вид лет двадцати, и курила в окно. Она увидела меня и вскинула брови:
– О, новенькая? Как зовут?
– Эльвира.
– Эльвира, – фыркнула девушка и затушила сигарету, – а по-настоящему?
– Если на могиле было написано, как считаешь, настоящее?
– Наверное. – легко согласилась девушка. – У меня родители не такие оригиналы, я просто Маша.
– Ты помнишь родителей? – удивилась я.
– Нет, конечно, – фыркнула Маша, – это я предполагаю.