– Да что же это опять, ваша милость, – запричитала Нэнке, обмахивая меня веером. – Вам бы в постель теперь, отдохнуть.
– Нет, – выдохнула я в ответ. – Сейчас пройдёт. Перестань, Нэнке.
Я некрасиво хлюпнула носом, очень по-плебейски, и сразу же приняла из рук обиженной сиделицы вышитый платок. Инициалы напомнили мне, что я не Везулия, а Ванда Ностра. И я непременно должна научиться жить.
“Везулия Иверийская была нездорова и от своей болезни покончила жизнь самоубийством в 64 году от коронации Тибра Иверийского, не выдержав новости о престолонаследии своего сына” – так написано в учебниках Квертинда. Каково было первой истинной Иверийской наследнице на самом деле теперь знаю только я… И, возможно, Великий Консул Камлен, что молча держал меня за руку, пока я пыталась прийти в себя. Мы с ним храним столько тайн, которые не имеем права раскрывать и обсуждать даже друг с другом. Я слабо сглотнула, успокаиваясь.
Дилижанс уже выехал на площадь, оставив позади Иверийский замок и тот самый балкон, с которого рухнула моя недавняя проводница.
Сейчас тут тоже было людно, но вместо траурных флажков висели праздничные, разноцветные, переплетённые с рябиновыми бусами. Большой фонтан переливался семью разными цветами, перекидывал струи воды и играл бликами огромной короны, покрытой пластинами сусального золота. Ему вторил плеск водопадов с каскада у подножья Иверийского замка, что за шумом людной площади был едва слышен.
Лангсордцы праздновали начало нового года и встречали осень. Люди веселились, пели, смотрели выступление уличных артистов, ели сладости. Некоторые сидели прямо на зелёных островках травы, обрамляющих площадь, наслаждаясь мягкими лучами и потягивая вязкие напитки. Ленивое солнце разлило густую прозрачную медь вдоль лоснящейся мостовой, почти осязаемую, тягучую, как масло райского дерева.
– Остановите, – попросила я хрипло. – Я хочу прогуляться.
– Мы почти приехали, Ванда, – Камлен нарочно выделил моё имя, чтобы напомнить мне о том, кто я есть. – В Претории есть лауданум, ты сможешь прилечь и восстановить силы.
– Я не хочу лежать! – взмолилась я. – И не хочу лауданум. Я хочу попробовать жизнь!
Мимо пронеслась карета, запряжённая резвой тройкой. Такой вид транспорта почти вытеснили дилижансы, общественные и личные, но многие квертиндцы по-прежнему предпочитали силу живых коней энергии пара. До меня донеслись звуки струн и раскатистый нестройный хор пассажиров.
– Тут нельзя, Ваше Сиятельство, – снова затараторила Нэнке. – Знаете ведь, какая вы ценная персона для Квертинда. А вокруг простолюдины и попрошайки. Воришки, пройдохи и просто твердолобые остолопы. Они пьют вязкий бузовник и закусывают горячими сайками, почти не пережёвывая! Не чета вам с ними прогуливаться. Вот вернёмся домой – я вам сготовлю мармелад из свежих ягод, Лерна-лентяйка уже и бруснику процедила, и смородину, – что за чудный вкус жизни попробуете!
Я обернулась на Иверийский замок. Два золочёных шпиля тянулись вдоль всей высоты белоснежного здания, как две воздетые к небу длани. Зажатые в небесах часы мерно тикали, отсчитывая мгновения между прошлым и будущим. А за ними белели шпили помельче, выгибались арками высокие окна, пробегались касками ступени, соединяя многочисленные балконы…
– Остановите! – громко потребовала я в порыве неизвестно откуда взявшейся решимости.
Или известно. Мне нужно было доказать всем и в первую очередь – самой себе, что я не Везулия, которая покоряется воле каждого, кто пробует ею помыкать. Которую сломил Квертинд, как и многих. Принцесса была заперта в клетке чужой воли и королевского замка так же, как я в этом дилижансе. Я задышала ещё чаще, промакивая платочком лоб.
– Да остановите же! – прикрикнула я совершенно невоспитанно.
Камлен Видящий молча постучал по стенке, и дилижанс пыхнул, заскрипел и остановился. Я потянулась к дверце, но она сама распахнулась, являя нам сосредоточенного стязателя.
– Что случилось? – он спешно оглядел каждого из нас троих. – Позвать целителя?
– Я хочу прогуляться, – ровно сообщила я, не теряя напора.
Сопровождающий стязатель с подозрением покосился на Великого Консула, но тот промолчал. С некоторых пор Камлен не оспаривал моих решений прилюдно, даже если был с ними не согласен. За это я всегда была бесконечно благодарна слепому старику, но его расположением почти никогда не пользовалась из благоразумия и предпочитала все свои мысли обсуждать заранее. Но сейчас мне была просто необходима эта спонтанность, неожиданная взбалмошность, которая присуща юным леди. Да, именно сейчас, после гнетущего видения принцессы, которая так и не нашла своего места в жизни, мне хотелось быть той, кем я являлась. Нет, не только ценнейшей прорицательницей Квертинда, которую прочили на место Великого Консула, но ещё и молодой девушкой, что может чувствовать и радоваться простым праздникам.
– Мне необходимо вас сопровождать до Претория, – не то согласился, не то возразил стязатель.
За спиной его отрывисто фыркал чёрный конь, разряженный в помпоны для процессии. Одинокие ездоки всё ещё предпочитали породистых лошадей, поскольку те были быстрее и манёвреннее любого механизма. Я уже немного растеряла свою решимость и стушевалась под любопытными взглядами зевак, которые пытались заглянуть в открытую дверцу королевского дилижанса. Ледяные пальчики мои поглаживали нити Везулии.
О мостовую застучали копыта и подъехал ещё один всадник, отгоняя людей. Конечно, мы всегда путешествовали по городу в сопровождении многочисленной охраны.
– Я сам, – раздалось сверху, и всадник спрыгнул. – Здравствуйте, госпожа Ностра. Ваша Милость Великий Консул.
Стязатель поклонился Камлену, как того требовал этикет, и старик благосклонно кивнул, хотя не мог видеть приветствия.
– Грэхам! – заулыбался Великий Консул и даже протянул руку.
– Экзарх Арган? – удивилась я. – Разве вы уже вернулись в столицу?
Верховный стязатель очень много времени проводил в командировках и всё чаще пропускал советы, лишь изредка появляясь в Претории. Весь последний год, что мне удалось его знать, он был очень обеспокоен политической обстановкой в Квертинде. Расследования заговоров и преступлений изматывали экзарха и всю ложу стязателей, а Орден Крона только креп и набирал силу.
Обычно я избегала кровавого мага, выслушивая его послания через рудвика-секретаря. Не только из-за его магического могущества и высокой должности, но и из-за пристальных и слишком мужских взглядов в мою сторону.
– Ненадолго, – он быстро кивнул стязателю, и тот отошёл, отгоняя не в меру любопытных горожан. – Мы почти у Претория, но всё же стоит подъехать ближе. На площади сегодня слишком людно, народ отмечает начало нового краснолунного года. Чем вызвана остановка?
От моего эмоционального порыва не осталось и следа, и я стыдливо опустила глаза на вышивку. Холод поднимался по голубеющим венкам, ледяными ручейками растекался по трещинкам на площади моей кожи.
– Мне заплохело от тряски, Ваша Милость, – после короткой заминки вступилась Нэнке, подаваясь вперёд. – Но уже всё прошло, слава милостивой Девейне! Поедемте уже, а?
Сиделица заметно нервничала от близости служителя Толмунда, поддаваясь религиозной сентиментальности. Я не могла её осуждать. Он пугал меня так же, как и всех. От Грэхама Аргана веяло неизбежностью чужой смерти и его собственной тревогой. И мне казалось, что и то и другое очень заразительно.
– Ванда хотела прогуляться, – неожиданно громко известил Камлен. – Ты не мог бы сопроводить её, Грэхам?
Я подняла на Великого Консула уставшие глаза. Он улыбался мне мягко, почти по-отечески. Я знала эту улыбку – она знаменовала все тайны, которые мы хранили, но не могли высказать. Только в этот раз тайна была совсем мелкая и моя личная, которую Камлен беззастенчиво выдал экзарху.
– Это не обязательно, – мне не хотелось доставлять неудобства одному из членов Верховного Совета, да и целой процессии.
Но Грэхам Арган неуверенно подал мне руку. Он явно сомневался в том, что я возьму её. Должно быть, экзарх стязателей больше других страдал от недоверия и страха, которым в нашем королевстве наделяли всех кровавых магов в бордовых перчатках. Это было испытанием для нас обоих. И именно поэтому я оперлась на мужскую ладонь.
Моя бледная рука утонула в мягкой замше с символичным оттиском, отчего сердце вдруг забилось часто, но радостно. Слабость от потери магической памяти всё ещё донимала меня, и я почти рухнула в мужские объятия. Наши взгляды встретились, но лишь на миг. Грэхам Арган отвёл глаза первым, не позволяя себе лишнего.
– Вы уверены, что готовы к прогулке? – спросил экзарх, осматривая площадь.
Внимательный взгляд мужчины с огромными почерневшими радужками собранно оценивал окружение, но обе руки крепко держали мой локоть.
– Мне хочется этого, – призналась я, опираясь на своего спутника. – Я благодарю вас за эту возможность.
Волнение ускорило меня и придало сил, оно горячило мою кровь и разгоняло слабость. Экзарх отдал распоряжения, организуя охрану кареты и нашей маленькой прогулки.
Нэнке, охая, попыталась спуститься с мелких ступенек дилижанса, но Камлен не позволил ей выйти, и недовольная сиделица вернулась обратно. Двое вооружённых мужчин сразу же двинулись впереди нас, расчищая дорогу и загораживая обзор. Но даже так мне была прекрасно видна почти вся заполненная людьми площадь Тибра, раскинувшаяся перед Преторием.
Простолюдины открывали рты, тыкали в нас пальцами, но охотно расступались перед идущей процессией. Толпа застывала, а потом вскипала бурным потоком. Более знатные горожане приседали в неглубоких поклонах, выражая приветствие и почтение.
Браслеты на запястьях звенели в такт моим шагам и музыке, под которую плясал хоровод молодых леди. В их косах подпрыгивали яркие мониста и алые ленты, лёгкие кафтаны разлетались полами в танце, щёки горели. Должно быть, как и мои собственные. Я почти побежала вслед за весёлым громким хороводом, но стязатели легко меня задержали, не позволяя вырваться из круга оцепления.
Потревоженные воробьи взмыли в воздух, едва не опалив свои крылья о летящие в воздухе факелы. Жонглёры собрали вокруг себя широкий круг публики, заслуживая восхищённые и завороженные выкрики. От непрерывного движения закружилась голова, но как-то особенно – дурманяще и счастливо. Захотелось сменить шнуровку корсета на простые холщовые нити и затеряться в толпе горожан, взмыть над площадью пташкой, чтобы беззаботно предаться празднованию.
Вся мостовая вокруг огромного фонтана кружилась яркой пятнистой красотой, больше похожей на живопись, чем на реальность.
На моих глазах у одного из увлечённых напитком горожанина представительный господин срезал тонким стилетом расшитый кисет. Меня это возмутило, но Грэхам Арган лишь усмехнулся и даже не отправил стязателей предупредить городовых. Блюстители уличного порядка предавались увеселениям не меньше, чем не состоящие на охранной службе горожане и, казалось, совсем игнорировали свои обязанности. Ложа стязателей же и вовсе не имела никакого отношения к мелким кражам и уличным беззакониям.
– Во время празднеств власти снисходительно смотрят на человеческие грешки, – объяснил экзарх. – В земных радостях люди забываются и становятся лёгкой добычей.
Я видела, как он украдкой кидал на меня взгляды. Шаг мой был лёгким, почти невесомым, но гулом отдавался в утомлённом разуме. Лёгкий взмах кудрей рассыпал аромат мяты, но пара прядей прилипли ко лбу и не желали вовлекаться в кокетливую игру. Я задышала чаще от усталости.