Украсть мечту

– Из рюкзака, вестимо.

– А вам не кажется, что это не слишком учтиво, Вячеслав?

– А я, кажется, просил перейти на «ты», разве нет?

– А это не вежливость, а оскорбление!

– Даже так? Интересный подход к снаряду. Может, ты меня еще свиданием оскорбишь?

– Может, и оскорблю!

Вероника сама не поняла, как это вырвалось, и тут же прикусила язык, но было поздно.

– Заеду за тобой в восемь. И не надевай тугую одежду, у тебя ушиб мягких тканей.

Вероника хотела было отказаться, но не успела – в трубку посыпались гудки. «И откуда он знает, где я живу?» – лениво подумала она и уснула. Разбудил ее все тот же настырный мобильный телефон. Спросонок она подняла трубку, даже не посмотрев на определитель.

– Только не говори, что ты еще не готова!

Остатки сна разлетелись, как стая летучих мышей от света фонарика.

– Ты меня разбудил.

– Неудивительно!

Голос в трубке оборвался, уступив место гудкам. Вероника села на кровати, неловко потянулась, екнув от боли и отправилась умываться, прежде сменив надоевшие джинсы с блузкой на удобную домашнюю футболку лимонного цвета. За дверью ванной комнаты поджидала душевая кабина, которая манила с непреодолимой силой.

Стоя под горячим душем, Вероника снова и снова возвращалась мыслями к Славе, хоть и не хотела о нем думать. Но почему он бросил трубку? Обиделся? Или решил, что ей наплевать, раз она уснула? Или, может, воспринял это заявление как отказ и ее нежелание с ним встречаться? А действительно, хотела ли она этого? Вероника – точно. А Ли? Хотела ли этого Ли? Эта мысль решительно отбила всякое желание продолжать размышления. Куда лучше погрузиться в наслаждение от бегущей по телу воды.

Вероника так расслабилась в душе, что потеряла не только счет, но и ощущение времени. И, когда она вышла из ванной, ее встретил настойчивый звон дверного звонка, который не прекращался ни на секунду. Сперва по позвоночнику пробежал холодный колкий страх, но после Вероника решила, что изнаночники не стали бы так трезвонить в дверь. Может, она залила соседей снизу? Или, чем черт не шутит, пришел Слава?

Черт не шутил. Слава стоял на пороге и держал в руках два увесистых пакета из местного супермаркета. Он с легкостью внес их в открытую дверь и широко улыбнулся:

– Если ты не идешь на свидание, то свидание идет к тебе!

– А ты настойчивый, как я посмотрю!

– Что есть, то есть. А еще очень скромный и потрясающий. Где разуться можно?

– Отказы не принимаются, да? – едко спросила Вероника и, не дожидаясь ответа, указала на центр прихожей, где на коврике аккуратно были расставлены туфельки разных мастей.

Слава быстро разулся, не менее аккуратно поставил свою обувь рядом с красными лодочками и спросил, где кухня.

– Я начну готовить, а ты сходи оденься и высуши волосы. Не хочу тебя лечить, когда ты простудишься.

Только тогда Вероника осознала, что стоит перед ним с мокрыми волосами и в одной тонкой футболке, на груди которой красуется беззаботное голубое сердечко с надписью «come back to bed». Лучше не придумаешь! Она залилась румянцем, неудачно попыталась скрыть его, опустив волосы на лицо, и спешно ретировалась в спальню.

Фен шумел с такой силой, будто силился заглушить настойчивые мысли. Впрочем, безрезультатно. Вероника никак не могла собраться. В такие минуты ее человечность достигала, быть может, предела. Но точно одно: все меньше и меньше в ней оставалось стиллера. А ведь ее предупреждали. Говорили, что нельзя проводить столько времени на Лицевой. Сколько их уже было, этих стиллеров, съехавших с катушек? О них молчали, старались не упоминать и как будто даже не верить в их существование, но они были. Опустошенные, загнанные в угол, потерявшие последнюю надежду на нормальную жизнь. Это воображение, эти чувства, эти мечты и страхи становились самым мощным наркотиком.

И сейчас Вероника боялась. Боялась безотчетно, безрассудно, как умеют только жители Лицевой. Изнаночник анализирует, взвешивает, рассчитывает уровень опасности и боится только тогда, когда шансы несчастия велики. Лицевику же чужд расчет, когда дело касается эмоций. А сейчас Вероника приближалась к самому своему «лицевому» состоянию за всю жизнь. Слава действовал на нее как магнит, вносил раздор в ее душу и разум, злил и притягивал ее одновременно. Она даже самой себе не могла объяснить, почему.