С видом на Париж, или Попытка детектива (сборник)

С видом на Париж, или Попытка детектива (сборник)
Нина Матвеевна Соротокина

Широкому читателю Нина Соротокина известна в основном по роману «Трое из навигацкой школы», послужившему основой для создания серии фильмов под общим названием «Гардемарины, вперед!» Но начинала Нина Соротокина свою писательскую деятельность с рассказов.

В эту книгу входят ироничный детектив «С видом на Париж, или Попытка детектива» и рассказы, как ранее опубликованные, так и новые. Они написаны просто, внятным русским языком, с ненавязчивым юмором и уважением к своим героям.

Нина Соротокина

С видом на Париж, или Попытка детектива

© Соротокина Н.М., 2017

© Оформление. ИПО «У Никитских ворот», 2017

С видом на Париж, или Попытка детектива

Вместо предисловия

Я сижу в подвале неведомого мне дома под Парижем, сижу под замком, а стало быть, я узница, а может, заложница, черт поймет придурков, которые меня сюда затолкали. Под потолком темный квадрат окошка, перечеркнутый решеткой. Тишина такая, что кажется – заложило уши. Даже шум проезжающих машин не доносится до моего узилища.

Решетка на окне старая, прутья прогнуты, а сам подвал просторен и крепок. Наверное, раньше здесь хранили вино, о чем свидетельствуют черные от времени бочки с трогательными краниками. Сейчас бочки неприметно стоят в углу, а все прочее пространство завалено старым хламом: разномастной битой посудой, тряпье какое-то с рваными кружевами, ящик с бренными телами, которые когда-то были куклами, пыльные газеты, перевязанные бечевой, полуистлевшая сбруя, зонты с поломанными спицами.

Глупейшая ситуация! Время от времени я щиплю себя за икры в надежде, что все это сон и я сейчас проснусь. Но относительно «проснусь» – это для красного словца. Просто артритные ноги страшно отекли и кажутся чугунными.

Плешивый идиот в жилетке имел наглость проверить мою сумку. Что он там хотел найти – пистолет или финку с запекшейся кровью? Зажигалку не изъял, видимо, мысль, что я от злости могу поджечь их гадюшник, просто не пришла ему в голову. Плохо, что сигарет всего три. Надо было не корчить из себя обиженную справедливость, а стащить со стола пачку «Галуаза». Но тогда я еще не знала, что они ведут меня в подвал.

Вчера утром Алиса сунула мне в сумку свежую распечатку по истории Франции. Надо было бы раньше предпринять экскурсы в интернет, но Алиса стеснялась пользоваться чужим компьютером. В мире все стоит денег, а в Париже особенно. Я и забыла про эту распечатку – не до того было.

Конечно, очередные сведения про Марию-Антуанетту. Удивительно, как волнует людей чужая насильственная смерть. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но, если ты умер в своей койке, ты куда менее интересен обществу, чем замученный, казненный или сам наложивший на себя руки. Особенно всех волнуют женщины: Клеопатра, Жанна, Мария Стюарт, Мария-Антуанетта… Список можно продолжать… Соколова Мария Петровна. Правда, моя смерть может взволновать только сына и подруг. Плешивый бросил взгляд на бумагу и отбросил ее брезгливо. Русский текст его не заинтересовал. Второй негодяй – предатель! – вообще старался на меня не смотреть. Он упорно смотрел в черное окно.

На этот раз Алиса перепечатала мне сведения о сватовстве королевы, тогда еще тринадцатилетней девочки. Больше всего меня поразило, что, передавая принцессу из дома Венского в дом Парижский, несчастную девочку Марию-Антуанетту в присутствии всей свиты раздели догола и облачили в одежды французского производства: чулки, рубашку, подвязки, платье, украшения. Даже собственный крестик не могла привезти в свой новый дом будущая королева. Бедный ребенок!

А с чего сватовство началось? Хотите расскажу? Материал под рукой, а мне сейчас совершенно нечем заняться. Австрийский канцлер Кауниц и министр Людовика XV Шуазель решили создать оборонительный союз против Англии, России и Бранденбурга, а для этого надо было слить вместе две ветви Габсбургов и Бурбонов. Молодым, неокрепшим ростком Габсбургов была дочь Марии-Терезии – юная Мария-Антуанетта. Другой вялой, неуверенно растущей веткой был французский дофин – внук Людовика XV. Свадьба была назначена на пасхальную неделю 1770 года.

О единстве политических интересов две державы договорились быстро, теперь надо было найти общий язык в сочетании французских и австрийских церемониалов. В XVIII веке этикету и традициям придавали очень большое значение. Целый год болтались туда-сюда курьеры, Вена и Париж обсуждали мельчайшие подробности: какие подарки дарить молодым, конечно, размер приданого, кто встретит юную принцессу, сколько статс-дам, кавалеров и какого ранга будут сопровождать принцессу. Нужны еще камеристки, священники, врачи, лекари, обслуга, и не абы сколько, а определенное количество. Но это мелочи, главное правильно составить брачный контракт.

Австрия не хотела продешевить. Мария-Антуанетта была очень хороша собой: грациозная, голубоглазая, с великолепными пепельного оттенка волосами, изгибистой шейкой и осиной талией. Она писала с ошибками, не знала истории и географии, но великолепно танцевала. В музыке ее наставлял сам великий Глюк.

Договорились наконец. В Вену прибыл сват Дюрфур, а с ним сорок восемь карет в сопровождении одетой с иголки лейб-гвардии. Венчание состоялось по доверенности, дофина заменил эрцгерцог. После шумного празднества свадебный кортеж двинулся в сторону Парижа.

Для торжественной передачи невесты было выбрано нейтральное пространство – крохотный островок на Рейне. Здесь был построен павильон. В одной из его комнат и произошло описанное выше раздевание принцессы. Затем все проследовали в зал. Свитские с той и другой стороны разместились вокруг стола, середина которого символизировала границу между Францией и Австрией. Торжественная речь – и далее почти балет. Мария-Антуанетта отпускает руку графа Штаремберга и вкладывает дрожащие пальцы в руку французского шафера. Они медленно обходят стол. Во время их движения австрийская свита пятится к двери. В тот момент, когда условная граница была пересечена, австрияков в павильоне уже не было.

Господи, о чем я думаю? Какое дело мне сейчас до Марии-Антуанетты и ее ужасной смерти? Но сложенный вчетверо листок – это словно привет от моих девочек. Мне кажется, что бумага чуть-чуть пахнет Галкиными духами. Боже мой, что они чувствуют сейчас после дурацкого телефонного разговора?

Хоть бы дождь пошел, что ли… Капель за окном успокаивает.

Вот еще интересная подробность. Перед церемонией передачи невесты горожане Страсбурга, дабы украсить павильон, послали старинный гобелен, созданный по картону Рафаэля. До приезда невесты охрана павильона, за плату, разумеется, иногда пускала в павильон любопытствующую публику. Среди прочих в павильон попал молодой Гете. Вид страсбургского подарка его поразил. Он был возмущен глупостью горожан и беспечностью декораторов. Гете воспринял гобелен как плохое предзнаменование. Старательная рука ткача выткала древнегреческую свадьбу – одну из самых ужасных на свете. Ясон уже бросил Медею и решил жениться на дочери царя Креонта Главке. Оскорбленная Медея послала Главке в подарок отравленные одежды. Главка гибнет на собственной свадьбе. Креонт пытается сорвать с дочери отравленный пояс и тоже гибнет. Что дальше случилось с Ясоном и Медеей, вы знаете сами.

А вот и зеленый матрас – старый знакомый. Обивка у него распорота. Что-то в нем прятали. Нелишне еще сообщить, что на дворе 1988 год, то есть «лихие девяностые». Но это они у нас лихие, а Франции какого рожна от меня надо?

Осталась одна сигарета. Нет, не буду больше курить, это на утро. Но настанет ли оно, это утро? Мерзавцы сказали, что, если я не выполню их требований, меня убьют.

А начиналось все так хорошо и весело.

1

А начиналось все так хорошо и весело. Напомню, у нас 1997 год. С одной стороны – это «лихие девяностые», с другой – мы самая свободная нация в мире.

Началом этой истории послужили три глобальных события, разнесенные во времени с интервалом в месяц: я продала мамин рояль, мне предложили идти в писатели, из Дюссельдорфа позвонила Алиса и позвала меня в Париж. Каждое из этих событий стоит вроде бы наособицу, но, не продай я мамин рояль, вообще бы не о чем было говорить, потому что с этой продажей я стала сказочно богатой и независимой. Две тысячи баксов, простите, долларов, отвалили мне за семейную реликвию, я таких денег отродясь в руках не держала.

Несколько слов о себе. Всю жизнь я проработала в НИИ. Инженер я никакой, мне и друзья говорили, что во мне преобладает гуманитарная жилка. Но когда я поступала в институт, физики были в почете, а лирики в загоне. По опыту скажу, работать с гуманитарной жилкой в техническом НИИ люди могут, но заниматься в «эпоху перемен», как называют наше проклятое время, торговлей или предпринимательством совершенно не в состоянии. А тут и пенсия подошла.

Вообще-то грустно. Муж умер, сын вырос, внуки пошли в школу. Сбережения мои остались в сберегательной кассе. Если их в новые деньги перевести, а потом опять в старые, то это меньше рубля. Сын – физик, и, в отличие от меня, без гуманитарного уклона, то есть предан науке и бросать ее не собирается. Невестка – врач, тоже в жемчугах не купается. Это я к тому говорю, что на их помощь я не рассчитывала.

Промаявшись полгода на деньги, которые наше правительство условно называет пенсией, я совсем заскучала. И тут – чудо. Нашелся покупатель. Чей-то сын, консерватория, нужен хороший инструмент… все как в сказке. Вначале я решила – нет, я детям ничего из этих денег не дам, буду просто делать подарки и добавлять каждый месяц себе к пенсии. Но скоро я поняла, что одними подарками здесь не обойдешься. Да и кто другой поможет сыну, кроме матери.

Однако судьба не остановилась в своих благодеяниях. Я воочию вижу усталого ангела в очках. Он уже поставил около моей фамилии положительную галочку, но потом почесал свой золотистый затылок. В том смысле почесал, что такой бедолаге, как я, мало дать просто рыбу, ей нужна еще и удочка. Я не люблю эту иностранную пословицу, чуждую нашему менталитету. Удочка в нашем сознании никак не объект работы, а скорее предмет для шуток (я сматываю удочки!), но что делать, эта пословица сейчас очень в ходу. Словом, ангел принялся опять листать книгу судеб и нашел в ней юного Павлика, молодого дельца с неоконченным техническим и сына моей бывшей сослуживицы Ангелины Феоктистовны.

Она не была моей подругой, как, скажем, Алиса, но всю жизнь мы были в хороших отношениях. Когда Ангелина уехала с мужем в Америку, я помогла ей сдать квартиру приличным людям. Сыну сняли однокомнатную. Потом она мне позванивала из Бостона: как там Павлик, зайди к нему, посмотри, что у него там, а потом напиши. Ходила, писала. Павлик как Павлик, усы пробиваются, мажет прыщи какой-то дрянью, мотается по дискотекам.

Когда Ангелина вернулась в отечество, Павлик уже бросил Бауманский и занялся книгопечатанием. И как это ни смешно – успешно.

Можно и не писать так подробно про Павлика с Ангелиной, потому что ни мать, ни сын не имеют к дальнейшим событиям ни малейшего отношения, но надо же объяснить, как в мои руки попал диктофон – чудо современной техники.

Мы встретились с Ангелиной у нее на квартире, винца выпили, и стала она мне показывать американские фотографии, одну другой краше: это наш дом, это гостиная, это сад, это бассейн… Я не выдержала:

– Гелька, как же ты оставила такую красоту?

– Ну, вообще-то мужа перевели. А я и рада. Там же общаться не с кем. Смертная тоска. Вообще, без языка трудно.

– Неужели там русских нет?

– Есть. Нашими соседями, например, были новые русские, милейшие люди. Он обворовал обменный пункт, унес пятьсот тысяч долларов и дернул в Америку. И все это знают.

А дальше мне Ангелина рассказала про них такую историю. За два года богатой жизни соседи спустили полмиллиона и уже стали подумывать, как жить дальше.

Тут я не выдержала:

– Как можно за такой короткий срок спустить такую сумму денег?

– Потому для нас Америка и загадка, – невозмутимо ответила Ангелина. И продолжила рассказ. – Стали думать, как жить дальше. Можно, конечно, вернуться домой и открыть новый обменный пункт, но опасно. А здесь, в Бостоне, – как заработать? И вот в разгар хандры соседка, а надо сказать, она в свое время сидела где-то в Башкирии за растрату, решила написать стихи и послать их в местную печать. Как все уголовницы, она была сентиментальна и велеречива. Стихи получились длинные, горестные и непритязательные. Вся семья их месяц переводила на английский. Послали. Вскоре выяснилось, что стихи не только напечатали, но и дали за них нестыдный гонорар. Идея вернуться в Россию была моментально забыта. «Пока платят, стихами будем жить!» – сказала новоиспеченная поэтесса.

Я рассмеялась:

– Не помню где, но точно у Марка Твена я прочла эту фразу: «Бог создал Америку, чтобы опошлить вселенную».

– Да ладно… опо-о-шлили… – Ангелина передразнила меня с выражением. – У нас вон тоже все пишут. А тебе чего не писать? Ты начитанная, ты любишь живопись и разбираешься в музыке. Если бы у меня был гуманитарный уклон, я бы непременно писала. А Пашка тебе поможет с публикацией. У него все пишут, а уж для своих…

И подарила мне диктофон, мол, первое дело для писателя. Конечно, у меня закралось подозрение, что Ангелина решила приобщить меня к литературе только для того, чтобы пристроить диктофон за полной ненадобностью. Наверное, этот черненький японский прибор ей тоже кто-то подарил. Ангелина еще не избавилась от атавистической привычки делать после возвращения в отечество подарки. Видимо, она считала себя мне обязанной. А здесь все так прилично, портативно… Игрушка и правда была замечательная. Я поддалась искушению и поехала к Павлу в издательство.