Танец на раскаленных углях

– Тем лучше, что я им не нужна – заявила старушка и снова жарко зашептала Лине в ухо: – Я буду у банды вне подозрений и, уж будьте спокойны, докопаюсь до истины! Надеюсь, вы будете оказывать мне поддержку?

Лина, решив теперь во всем поддакивать Гизеле, рассеянно кивнула, затем дружески пожала немке руку и, сославшись на плохое самочувствие, потрусила назад, к отелю, который начинал выглядеть в ее глазах все более и более мрачно.

Уроки русского

– Меня зовут Ханна, – женщина в черном купальнике присела на корточки возле лежака Лины и протянула узкую руку. – Увидела, что вы читаете по-русски, и вот решила познакомиться. Я чешка и немного говорю по-вашему.

– Очень приятно, – пробормотала Лина, неохотно выныривая из толстого романа, которым вновь успела увлечься. Она пожала протянутую Ханной прохладную и загорелую почти до черноты кисть. Однако настроение испортилось. Все на этом чертовом пляже словно сговорились ей мешать. Словно тут как по заказу собрались какие-то беспощадные враги книг и вообще печатного слова! Даже эта чешка не догадалась помолчать, чтобы Лина наконец дочитала главу.

Лина подняла глаза на незнакомку. Женщина была миловидной, худенькой, отлично сложенной, хотя давно уже не молодой – ближе к пятидесяти. Темные глаза ее лучились добротой, а трогательная улыбка побуждала улыбнуться в ответ.

– Мы с мужем давно живем в Мюнхене, – продолжала она, – муж болгарин, он из этих мест, поэтому отпуск мы всегда проводим на Песках. Я слышала, как вы говорили на пляже по-немецки. Хотите, дам вам почитать немецкий глянец? Правда, в этих журналах нет ничего интересного для нас, простых людей. Мир звезд и принцев крови – он ведь такой далекий, такой странный и, если честно, такой скучный!..

Новая знакомая говорила по-русски не очень уверенно, подмешивая к русским чешские и немецкие слова, но в неправильности ее речи была какая-то странная и магическая притягательность. Русские слова у Ханны выходили очень напевными и ласковыми. Ей нравилась уменьшительная форма существительных: «песочек», «солнышко», «водичка»… Лину она тоже прозвала по-славянски ласково – «Линочка».

– Вот видишь, Линочка, многие вещи у нас называются одинаково, – искренне радовалась Ханна каждому новому русскому слову, произнесенному Линой.

Муж Ханны тем временем читал газету на кириллице, не обращая на болтавших женщин ни малейшего внимания. Наконец нехотя оторвался от страницы, затем довольно натянуто – одними губами, а не глазами – улыбнулся Лине, аккуратно сложил газету и пошел к воде. Он выглядел очень эффектно. Высокий, загорелый, длинноногий, с накаченным торсом и тонкой талией, этот болгарин был разительно не похож на большинство потрепанных цивилизацией и грузом прожитых лет англичан и немцев, загоравших вокруг – одутловатых, поблекших, с изрядными пивными животами… В его глубоких темных глазах угадывались и славянская тоска, и «чертики» южного темперамента, а густые черные волосы и правильные черты лица довершали облик гордого балканского мачо. Ханна смотрелась рядом с мужем неброско, словно серенькая птичка возле пернатого красавца с ярким хвостом, к тому же, в глаза бросалась разница в возрасте. На вид мужчине не было и сорока…

– Меня зовут Володя, – представился наконец болгарин. Он вышел из моря, предоставил дамам на какое-то время возможность полюбоваться своей спортивной фигурой, затем обтер рельефный торс полотенцем и лишь тогда неспешно протянул Лине руку. – Не верите? Не Владимир, а именно Володя. Могу паспорт показать.

Лина поспешно замотала головой: мол, почему же, верю, чего только на свете не бывает… Володя внимательно взглянул на нее и продолжал:

– Мне не случайно дали русское имя. Мы, болгары, ничего не забыли: Шипка, Плевна, русско-турецкая война…

Лина невольно прониклась его пафосом и запела:

«Казаки собирались у Дона

Защищать на Балканах болгар,

И казачка простая у дома

Поцелуй посылала им в дар»…

Военный марш на пляже прозвучал напыщенно и не очень уместно, но Володя впервые улыбнулся не губами, а глазами и с интересом взглянул на Лину:

– Что это? – спросил он.

Старинный марш «Прощание славянки». Вернее, один из вариантов его текста, «балканский». Этот наш знаменитый марш был написан как раз во время очередной военной кампании на Балканах – в начале прошлого века.

– Какая грустная мелодия… – вздохнула Ханна. – Почему у нас, славян, все песни печальные?

– Жизнь такая, – сказал Володя, пожав плечами. – Ну, я пошел? Ханна, слышишь, я обязательно вернусь к ужину.

Красавец быстро переоделся и покинул пляж, прихватив с собой большой черный рюкзак.

В жанре «Море слез»

– Валерий, проснись! – Чья-то сильная рука безжалостно трясла Башмачкова за плечо. Литератор застонал и неохотно открыл глаза. Солнце по-хозяйски заглянуло в просвет между плотными шторами, однако просыпаться писателю совершенно не хотелось.

– Валерий, вставай! Имей совесть, уже десять часов! – продолжал тормошить его незнакомец.

– Мигель? И ты здесь! – воскликнул беллетрист, и блаженная улыбка младенца озарила его лицо. Писатель все еще не вынырнул из глубин приятного сна и не спешил расставаться со своими героями. Особенно с Марианной, явившейся ему ночью на фоне океанских красот. Больше всего Башмачкову не хотелось прощаться с ее яркими, чувственными и дразнящими губами, то приближавшимся во сне к его лицу, то обидно отдалявшимся. Литератор промычал что-то невыразимо нежное, протянул руку, больно ударился локтем о тумбочку и наконец проснулся.

Башмачков уселся на кровати и огляделся:

– Ну надо же! Эти русские и впрямь пьют похлеще нас, болгар, – с некоторым даже восхищением проворчал Топалов. И потребовал:

– Просыпайся, братушка! Нет здесь никакого Мигеля. Валерий! Да очнись ты, наконец, это я, Любомир! Ну да, твой друг Топалов.

– А, это ты, – без особой радости узнал его наконец Башмачков. – Ты знаешь, мне тут такое, такое приснилось – и не передать словами…

Издатель хмыкнул и пристально взглянул на Башмачкова. Топалов выглядел непривычно мрачным и явно не собирался выслушивать восторги литератора.

– Пожалуй, я примерно представляю тематику твоих сновидений. Особенно хорошо я могу вообразить Марианну. Валерий, ты оставил включенным ноутбук, и я прочитал последнюю главу твоего романа.

– Ну и? – с торжеством взглянул на издателя Башмачков. – Правда, классно написано?

– Давно не читал такой мути, – холодно сообщил Топалов. Он не был дипломатом и не привык говорить экивоками. – Я понимаю, друг, ты много работал, устал, да и роман уже почти закончен. Сюжет летит к финалу. Осталось всего ничего – каких-то несколько глав… Неожиданная развязка всей этой ужасной истории. Но, согласись, это не повод так глупо издеваться надо мной. Разве я заслужил от тебя столь злую шутку? Сказал бы честно, что ты «выгорел» изнутри или что тебе здесь просто не работается. Взял бы выходной, наконец! Я бы с удовольствием помог тебе развеяться: свозил бы куда хочешь – хоть в горы, хоть в Варну, хоть в сад камней или в винные погреба Балчика. В общем, куда ты повелел бы – туда бы и повез. Даже на представление нестинаров – ну, этих чудаков, что по горячим углям запросто шастают, съездили бы. В общем, требуй, чего хочешь. Как угодливый восточный джинн все исполню. Разумеется, в разумных пределах. Только умоляю, Валера, не пиши, пожалуйста, впредь подобную чушь. Особенно затем, чтобы посмеяться надо мной.

– Посмеяться? – удивился Башмачков. – С чего ты взял?

– Это же младенцу понятно! Не верю, чтобы ты мог всерьез все это накатать.

– Видишь ли, друг мой Любомир, – задумчиво проговорил Башмачков, – я и сам не понимаю, что со мной происходит. Почему-то в последние дни я пишу совсем не то, что хотелось бы. Кстати…– Башмачкову внезапно пришла в голову фантастическая мысль, но он не сразу решился ее озвучить: – Мне порой кажется, что кто-то водит моей рукой и диктует мне тут целые страницы. Скажи, кто жил до меня на этой вилле?

– Погоди… дай вспомнить. Аааа, ну как же! До тебя тут жила моя тетя Иванка из Пловдива. Солидная пожилая дама, главный бухгалтер в небольшой фирме. Ей здесь так понравилось, что я еле упросил тетушку съехать, чтобы создать тебе условия для работы. Пришлось присочинить, будто я собираюсь открывать на вилле ночной клуб. Понимаешь, моя тетя терпеть не может громкую музыку и молодежные компании. И вообще считает все эти клубы очагами разврата и наркотиков, в чем она, надо признать, недалека от истины. Зато тетя обожает женские романы. Представляешь, притащила с собой пожить на виллу какую-то даму, тоже пожилую перечницу, вот она-то и кропала здесь день и ночь всю эту бабскую чушь… И еще имела наглость утверждать, что ее дешевые поделки отлично продаются! Мол, дамы просто сметают с прилавков книжных магазинов её «легкий антидепрессант» в мягкой обложке. Как тебе это понравится? Кажется, эту неадекватную особу с манией величия зовут Йорданка Цонева…

Башмачков побледнел:

– Все ясно, – прошептал он. – Как хочешь, Любомир, но эта дама отнюдь не бездарность. Она завладевает умами с первого абзаца, заставляет верить в ее героев и сопереживать им. Создает свой собственный мир… М-да… Похоже, эта сочинительница отлично поработала здесь на вилле. Стены дома буквально пропитались флюидами ее романов. И теперь по комнатам по-хозяйски разгуливают призраки – герои ее творений.

– Ну, и какой из всего этого вывод? – поинтересовался Топалов, с беспокойством поглядывая на Башмачкова. Похоже, рассудок писателя стал и вправду внушать ему опасения. – Ты, оказывается, настоящий «гений места». Обстановка действует на тебя, мой русский друг, самым серьезным и необратимым образом. Думаю, этому даже есть более-менее реалистическое объяснение.

– Какое же? – изумился Башмачков.

– Думаю, разнообразные мелкие предметы, оставленные на вилле мадам Цоневой, сложились в твоем бурном воображении в стройную картину и стали действовать на твою мобильную писательскую психику и твое творчество таким вот парадоксальным образом.

– Пора драть когти, – рубанул рукой воздух Башмачков. – В смысле – съезжать отсюда. Не могу работать, когда на меня давят. Я обещал тебе закончить МОЙ роман. Мой, а не Йорданки Цоневой.

– Слава Богу, одумался! Дорогой ты мой! – искренне обрадовался Топалов и по-дружески ткнул его в плечо. – Как раз это твое желание осуществить не сложно. Могу прямо сейчас договориться насчет твоего проживания в одном недорогом отельчике. Разумеется, за мой счет. Эта гостиница находится неподалеку, в старом парке. Конечно, номер люкс не обещаю, но комнатушку в мансарде с видом во двор тебе сегодня же подыщут.

– Согласен, – выдохнул с облегчением Башмачков, – готов умотать отсюда куда угодно, хоть в собачью конуру. Лишь бы в мой почти уже готовый и гармоничный роман ужасов нахально не лезли чужие розы, слезы и привидения.

– Ну, вот и договорились, – Топалов устало откинулся на спинку стула. – Собирай вещички, благо у тебя их немного, и сегодня же перебирайся в тот самый отельчик. Через неделю я жду от тебя новую главу романа, чтобы поставить ее в очередной номер журнала. Да, чуть не забыл. Пиши адрес: отель «Пальма», три звезды, находится в парке «Ротонда», на первой линии.

Башмачков записал адрес на салфетке, саркастически хмыкнул и привычным движением плеснул себе в стакан плиски.