Удавка для бессмертных

На третьей площадке Карпелов достает бинокль и показывает Еве окна спальни на четырнадцатом этаже. Ева смотрит в оптический прицел. Света в окнах нет, невидимым коридорным ночником слабо подсвечена кухня. Они лежат рядом, Карпелов на боку, стараясь унять нервную дрожь, Ева – никак не может устроиться на животе, чертыхается и встает. Становится на колени, укладывает дуло винтовки на металлическую перекладину площадки. Над ними нависает темным чудовищем кабина крана, ветер швыряется мокрой крупой.

– Давай план действий, – Ева говорит тихо, глядя в прицел и выдерживая интервал вздохов-выдохов.

– План такой. Я звоню. Он берет трубку. Должен включить свет, должен! У него телефон с определителем высвечивает номер, должен включить ночник, чтобы глянуть, кто звонит. Если трубку возьмет жена, я позову к телефону Алихана. Разбудит она его или нет, но свет включит.

Ева поворачивает голову, задумчиво смотрит на Карпелова и достает из нагрудного кармана металлический футляр. Настроив прибор ночного видения, она рассматривает в неестественном свете размытые контуры спальной мебели, огромную кровать и рогатую голову оленя над ней.

– Он один в кровати. Спит. Можешь не звонить. Хотя подожди. Мне не нравится оттенок стекла.

– Только не это, – стонет Карпелов, – пуленепробиваемые стекла?!

– Нет, скорей просто укрепленные. Мойщику окон, к примеру, из пистолета не прострелить. Звони. Пусть приподнимется. Окно-то я пробью, но прицельный расчет может быть нарушен из-за сопротивления стекла.

Ева оттаскивает винтовку от металлической перекладины, кладет ее осторожно на мокрое железо, присаживается на корточки возле Карпелова, снимает перчатки и начинает расстегивать на нем куртку. Карпелов удивлен, но помогает с заевшей «молнией». Потом она задирает свитер и расстегивает пуговицы рубашки, приподнимает его руки в стороны и вкладывает свои холодные ладони ему под мышки.

– Руки опусти, рот закрой, – она с трудом сдерживает смех, глядя в близкое лицо с удивленно приоткрытым ртом. – Мой товарищ по работе носит с собой валенок-грелку для ног на батарейках. Перед выстрелом засовывает туда руки, а пока ждет клиента – ноги. Удобно.

– Я потею, – нервно замечает Карпелов, зажав ее ладони опущенными руками.

– Я тоже, – пожимает плечами Ева, – но руки отмерзли, к работе непригодны.

Минуты две молчания, Карпелов больше не выдерживает. Он сдвигает ноги, садится и интересуется, где Ева Николаевна греет руки, когда на работе одна? Ева таращит близкие глаза, смеется и сообщает, что греет у себя между ног. Карпелов опускает глаза и старается дышать спокойно.

Нагретые ладони Ева прячет в рукава, прыгает несколько раз на месте, но площадка начинает угрожающе постанывать и качаться.

– Начали, – говорит она, устроившись.

Карпелов набирает на мобильном телефоне номер. Ева разглядывает размытые светящиеся контуры человеческого тела, подгадывает и вовремя закрывает глаза и сдергивает металлический обод с прибором ночного видения на лоб: в комнате зажгли ночник. Карпелов, не дыша, смотрит, как тонкий ухоженный палец ласкает курок, ему кажется, что собачка утопилась сама собой. Он влипает глазами в бинокль. Окно раскрошилось на тысячи мельчайших осколков и осыпалось раздавленным льдом вниз. В откупоренном пространстве комнаты, подсвеченном ночником, Карпелов не сразу определил, куда попала Ева: труп отбросило к противоположной стене, и раздробленная голова сливается с красками дорогого ковра.

Женщина рядом повернула к нему лицо. Карпелов дернулся от отсутствующего застывшего взгляда. Постепенно глаза оживают, вот она уже чуть насмешливо прищурилась, что всегда волновало Карпелова.

– Мы ждем твоих или моих? – Ева встала на ноги. Карпелов с ужасом обнаружил, что не может двинуться. Ему даже показалось на мгновение, что он примерз телом к площадке. Ева протянула руку, Карпелов покачал головой и, сопя от напряжения, встал на ноги сам.

Она подгоняла его, пока спускались, – Карпелов сказал, что первым полезет он. По правде говоря, он все еще не доверял своему телу, словно застывшему в обморочном оцепенении, и не хотел свалиться на женщину.

Ева паковала оружие в сумку, когда на той стороне парка послышались сирены милицейских машин.

– Мои уже приехали, – вздохнул Карпелов.

– А вот и мои, – вздохнула Ева, разворачивая машину. Стройка осветилась бегающим мощным прожектором: вверху натужно стрекотал вертолет. Они доехали до моста и сбросили машину в воду. Прошли два переулка по пустой улице, сели в машину Карпелова и через пятнадцать минут подъехали к ночной закусочной у вокзала. Карпелов подмигнул и вытащил из багажника клетчатую пластмассовую сумку огромных размеров – любимую тару челноков. Сумка с винтовкой вошла туда как родная. Клетчатую сумку в закусочную теперь поволок Карпелов. Услужливо застыв в дверях, он пропустил ее вперед, удерживая плечом сопротивление крепкой пружины, Ева округлила глаза.

– Тока после вас, дядечка! Отвыкла я оставлять мужчину за спиной.

– Ходи быстро, а то дверью зашибет!

Они вместе отпрыгнули, уважительно покивали головами на страшнейший хлопок хищной двери и окунулись в тяжелый сигаретный дым и гомон. Почти все столики были заняты.

– Ты думаешь, это приезжие? Как бы не так, – Карпелов без намека на брезгливость собрал в кучу одноразовую использованную посуду, грязные салфетки, остатки еды и закинул это в урну. – Пасажиры сидят, затаившись, в залах вокзала. Это Москва по ночам общается. Народу – страшно. Вон там, у стойки, мужик в галошах. Говорил я с ним вчера. Доктор наук. Знаешь, с кем он водку пьет? С женой. Тоже академическая дама. Не можем, говорят, дома спать. У них погиб кто-то под блоками дома в прошлом месяце. Сюда даже посты редко заходят: проверяли, проверяли, потом бросили. А вон те двое молодых с гитарой могут иногда и спеть. Отлично поют. Кофе здесь плохой, девчонка из банки «Нескафе» чистое «Пеле» насыпает, а вот глинтвейн отменный.

– А этого знаешь? – Ева показала на огромные ноги в мокрых кедах – сверху бахромой нависли истрепанные брюки.

– Нет, – Карпелов почти незаметно скользнул взглядом по длинной сутулой фигуре у стойки и напрягся, – что-то не так?

– Наверное, показалось. Ну что, давай глинтвейн? И «Пеле» давай, черт с ним. И вон те два куска с кремом, – она показала на разрезанный торт под стеклянной крышкой. – Бутерброды с рыбой тоже можно, да-да! – это она сказала уже уходящему Карпелову, когда он, не веря, обернулся. Как только Карпелов перенес все это по частям на столик, она поинтересовалась: – А ты не проголодался?

– Что это значит – не проголодался? Не хочешь же ты сказать…

– Все съем! – объявила Ева и начала с торта.

Карпелов откинулся на спинку пластмассового стула и смотрел на жующую женщину. Он чувствовал, как холодный тяжелый комок у него в желудке постепенно подтаивает слабыми позывами голода, пил маленькими глотками горячее вино, жевал попавшую в рот корочку лимона, постепенно начинал слышать отдельные голоса людей, а не просто чужой гомон постороннего присутствия и, наконец, провел по лицу сверху вниз ладонью, чтобы раздробленное выстрелом стекло перестало сыпаться перед глазами и закрывать осколками льда теплую пульсацию жизни вокруг.

– Стекло было укрепленное, – кивнула Ева, переходя к бутерброду с рыбой, – ты не поверишь, но у меня уже не бывает простых пуль. Только специальные. Тонкий металл, укрепленное стекло, а если с близкого расстояния, возьму и бронированное.

– Ты всегда… – Карпелов замялся и показал себе пальцем чуть повыше брови.

– Всегда, – оборвала Ева его вопрос. – Только в голову. Голова – самое слабое место, защитить трудно. Ты вот что скажи. Зачем ты потащил меня смотреть взорванный дом? Ты думал, что я не поеду с тобой вот так, с ходу, стрелять?

– Честно говоря…

– Честно – не честно здесь ни при чем. Сколько мы знаем друг друга?

– С тех пор, как я протянул тебе руку. Ты тогда сидела на земле у машины, захватив Января, а я тебя уговаривал, – объяснил Карпелов, видя удивление Евы.

– Я взяла тогда твою руку, чтобы подняться. Это со мной редко бывает. Обычно я встаю с любого места сама. А ты сейчас на кране не взял мою.

– Ну оставь мне хоть немного самолюбия, я тебя прошу!

– Самолюбие здесь ни при чем, и честность тоже. Ты не взял мою руку, потому что я за секунду перед этим на твоих глазах размазала по стенке беззащитного мужика. А на взрыв ты меня потащил, потому что боялся, что стану анализировать, расспрашивать, кого я должна и почему. Ты бы мужчину, своего коллегу, например, потащил бы перед этим на взрыв? Показал бы ему трупы под полиэтиленом?

Карпелов молчал.

– Так вот. Ты ошибся. Знаем мы друг друга давно, но плохо, – Ева вытащила из своей сумки большой конверт и бросила ему через стол. – Я не знаю, откуда ты получил свою информацию на этого человека, а я ее получила по работе. Вот тебе мой рабочий распорядок на ближайшие две недели.

Карпелов в полном изумлении читал мелко напечатанный список. Девять имен. Под каждым – несколько строчек общей информации: адрес, описание привычек, члены семьи, знакомые, марки автомобилей, время посещения некоторых мест – работа, спортивные залы, рестораны. Четыре из них зачеркнуты. Киреев А. А. шел шестым. Еве стало жалко майора, когда он поднял на нее глаза. Но остановиться она уже не могла.

– Да, все так и есть. Я должна была еще немного поработать по нему, но раз ты уже выдернул меня из постели, да еще оттащил на взрыв, чтобы, значит, хорошенько подготовить впечатлительную бабенку!..

– Да я!.. – попробовал перебить Карпелов, но Ева выдернула у него список и стукнула по столу ладонью.

– Оружие он предлагает, вы только подумайте! Какое, значит, хочешь, исполнительная ты моя?! А если не захочу просто так поехать и пальнуть? Лучше сразу отвезти на показательные жертвы. Я все думала там, у взорванного дома, покажешь ты мне парочку детских трупов или нет?

– Все не так, – Карпелов изловчился, схватил ее нервную горячую ладошку и сжал, запрятав в своей большой ручище. – Все совсем не так, но ты меня сделала сегодня, майор. Сделала вчистую. Я обалдел, когда ты его… Что-то во мне оборвалось, когда женщина рядом, механически, буднично вот так! А оказывается, что я, дурак, обмирая от страха и сомнения, отвез тебя на твое собственное задание!

– Пусти. Больно, – Ева пошевелила освобожденными пальцами. – Ты на меня как на инопланетную рептилию смотришь еще с того раза, когда я оделась проституткой и пришла освободить твоего заложника.

– Три выстрела за две секунды, – кивнул Карпелов, успокаиваясь, – а ведь мы с Январем просили тебя лечь на пол и откатиться в сторону. Ладно, давай сделаем вид, что любим друг друга.

– Давай. Можешь съесть мой кусок торта, – Ева толкнула бумажную тарелку через стол. Карпелов улыбнулся, задержав ее рукой. – А теперь ты говори, какие ты получил инструкции?