Дневник Магдалины, найденный дворником Мишей. Роман в рассказах

– Не-е-е-т, совсем не прованс!

– Много ты понимаешь, эксперт по провансу!…

…Через месяц соседка мне позвонит, я знаю точно!

Гоша Хомейко, трусы и Устав

А я – то думаю, почему я через день скорую себе вызываю? Давление и голова раскалывается! – возмущается Гоша Хомейко.– Все! Я буду судиться! Я этого подлеца Черняева до трусов раздену. Он мне выплатит моральный ущерб! Ты говорила, что у тебя есть Устав ОСМД. Принеси мне. Встретимся во дворе. Я сделаю тут же копию и тебе отдам.

Я дала согласие принести Гоше Устав ОСМД и покинула его самую нехорошую, электро-магнитную квартиру.

В лифте разговорилась с соседом Андреем. Об антеннах и излучении. Андрей равнодушно выслушал и говорит.

– Ерунда! Они же на крыше. У меня на Оболони друг живет. С семьей и двумя маленькими детьми. А у них за стенкой, в арендованной квартире, операторы установили базовые станции. Друг жил семь лет и даже не предполагал, что за стеной его спальни эти реакторы.

Я взяла из шкафа, в стиле прованс, Устав и съехала с лифта.

Звоню Гоше Хомейко, что бы вышел во двор. Гоша является. В одних трусах телесного цвета. Видать, электромагнитное излучение конкретно действует на голову! Это он в лифте, с последнего этажа, в таком ярком виде съезжал. Народ на улице, с опаской глядя на подозрительного Гошу, плыл мимо.

Я отдаю Гоше Устав и прошу быстро сделать копию. Сама сажусь на лавочку и жду. Я ждала час, потом полтора… Гоша так и не вышел.

Я долго ему звонила. Гоша брал трубку через раз и кричал в нее, что он теперь председателя Черняева оставит без трусов. И что Устав он забирает себе. Он ему больше нужен, чем мне. Когда же я призывала его к совести, Гоша обрушивался на меня брутальными словами, которые приводить здесь не законно и не обязательно. И бросал трубку.

Гении они такие. С прибабахами.

Теперь у меня нет устава ОСМД.

БАБЬЕ ЛЕТО В РАСПАХНУТОМ ПЛАЩЕ

А в Киеве еще много солнца! Желто-красно-зеленых деревьев. Молоденьких мамочек, с колясками, в парке на Виноградаре. И маньяков в длинных плащах. За елочками. И визга нежных барышень, наскочивших на этих чудаков в плащах.

Бабино лето… Мы с Люськой в этом парке. Лежим под дубом. Смотрим в небо. День тааакой синеглазый!

Шорох. Треск ломающихся веток. Может, лось приблудился? Глядь, а это эксгибиционист собственной персоной. И такой приличный, я вам скажу… Очки у него «TOM FORD» в золотисто-коричневой оправе «авиатор», примерно… за 6 тыс. гр.

Верно, чувак обычный офисный менеджер. А здесь, по лесу бегать – его хобби.

Мы с Люськой равнодушно смотрим на мужчину с распахнутым, как у супермена, плащом. И не спешим визжать. Я целюсь в него камерой телефона.

– Ой! А я яйца забыла купить для министерского салата.– громко говорит Люська.

Наш Бетмен тут же запахнулся и испарился.

– Я не слышала про женщин-эксгибиционисток. Этим страдают в основном мужики! -говорю я. Известно, что даже Пушкин так развлекался! По ночной Одессе гонял на тройке в распахнутом плаще.

– Да, не надо! Жизнь и дам толкает на это. – откровенничает Люська.– У моей дочки, еще на днях, был воздыхатель. Славик. Парень из соседнего дома. Он и ее задолбал и меня. Звонит и звонит бесконечно. В дверь квартиры. Дочки нет дома, на море укатила. И я дома не одна. У меня Жорик-Правосек. А тут кто-то звонит в дверь. Точно Славик. Чувствую, что это он. Кто еще может так настойчиво давить на кнопку звонка! Мой Жора Правосек занервничал. И у меня все настроение сдулось. А этот долб… все долбит и долбит на кнопку.

Ну, тут уж я не выдержала! Дверь, как плащ распахну…

– На-а-а тебе!

И в дверном проеме застыла. В чем мать родила.

Славик взвизгнул. Руками глаза закрыл. Больше он к нам в квартиру не являлся.

– Ой! Славика жалко!

– Да, мне дочка только спасибо сказала. Правда, потом меня эксгибиционисткой долго называла… оправдывается Люська.

Маленькая японская грудь

Я надеваю соломенную шляпку с цветочком на боку. Поправляю на плечах завитки медово-пшеничных локонов. Крашу губы розовым перламутром. И выхожу на улицу. А там буйство весны! Абрикосовые деревья в детском саду, что у нас во дворе, все в белых цветах. Значит, снова, когда созреют абрикосы, сторож детского сада Толик тщательно соберет их в корзины. И директриса садика Ольга Петровна наварит себе абрикосового варенья. И жена Толика тоже закрутит на зиму банки из золотистой ягоды. По крайней мере, Кирюша, внук Светки-соседки, который ходит в этот садик, как на работу, честно сказал, что абрикосов детям не дают.

За садиком, нос к носу, я сталкиваюсь с Тамарой с 6 этажа. На Тамаре неадекватно короткое платье. Видать, Тамара любовалась собой в коридоре при свете тусклой лампочки. При дневном освещении она бы, наверное, не рискнула так одеться. Ее ноги, носящие хозяйку по жизни уже более полувека, откровенно кисельные. Но сказать Тамаре об этом у меня не хватает мужества. Я лишь здороваюсь с ней. Но Тамара игнорирует меня.

– Тамара! Чего не здороваешься? -говорю я.

– А ты вот скажи мне, почему ты живешь за мой счет? И счет всех соседей. Почему ты не платишь за коммуналку?

– Крутая ложь! Я уже давно заплатила долг! И за твой счет не живу. Хотя, батареи у меня холодные из-за соседей по стояку. Вы все нарастили себе батареи, греете лоджии. У вас жара. А мы со Светкой зимуем в дубленках и чунях.

– Ты долги оплати. Мы тут все можем сказки рассказывать! – и Тамара засеменила в узком мини платье походкой юной особы.

– Тамара! – кричу я вдогонку. – Надо выгонять председателя! Он делает деньги на нашем здоровье! В наших квартирах электромагнитное излучение! Это опасно!

– Ой! Ей опасно! – фыркает Тамара, перебирая кисельными ногами.

Я бегу к метро Позняки. Спинка прямая. Талия узкая. Фигурка стройная. Изящная худоба, как признак правильного образа жизни. Маленькая японская грудь. Голова гордо вытянута вверх. Шея у меня длинная, лебединая. Я чувствую себя королевой. В сравнении с массой моих сверстниц. Многие они уж очень аппетитные, с двойным подбородком. С пышным бюстом. Которым, кстати, бахвалятся. Как моя соседка Светка. Она вообще считает, что женщина без больших си..пардон, грудей, как у нее, не женщина. А недоразумение. Как я. Прохожие женщины смотрят на меня с интересом, в упор, не таясь. Оценивают. Сравнивают. Считывают. Чего я достигла в жизни? Есть ли у меня средства? Муж?

Я улыбаюсь им. И доброжелательно смотрю и на встречных мужчин. Сверстников. Но те смотрят мимо. Вообще на меня не реагируют! Как будто меня нет. Пустое место. Как обидно..! Они, наверное, думают, что мои взгляды призывают их? Типа, «Мужчина! Будьте моим… мужем!» А мне просто хочется взглянуть на ближнего, гомо сапиенса, чисто по – человечески. Странные все же они, эти мужчины, самоуверенные…

Интересно, а если бы мы были на пустынном острове? И вдруг пересеклись? Такой мужчина тоже прошел бы мимо, не глядя на меня?

У МЕТРО ПОЗНЯКИ УКРАЛИ БУКВУ «М»

Я подбегаю к метро. А там..трое рабочих с помощью бульдозера волокут большую архитектурную форму ко входу в метро. При близком рассмотрении форма оказывается трехсторонним ларьком. Когда ее нахлобучили на вход в метро «Позняки», выяснилось, что буква «М» исчезла. Под массой ларька. Теперь народ не видит указателя входа в метро. Народ видит только вывеску на ларьке. «Пиво-о-о!» А, уж, когда гражданин набулькается пивом в пивнушке у метро, то и вовсе заблудится в поисках метро.

Караул! Потерялась буква М!

– Кто вам разрешил это делать? Это же территория метрополитена! – сую я свой нос, куда меня не просят.

– У тебя, что ль спрашивать? – смерил меня презрительным взглядом работяга в оранжевом жилете и сплюнул. – Все вопросы к сыну главного архитектора города.

Я фотографирую это безобразие и распечатываю фотки в ближайшем копицентре. В этом копицентре меня уже знают и иногда распечатывают в долг.

УЛЫБКИ В МЮНХЕНЕ

Сажусь в метро. Народ здесь в массе серый. Безрадостный. Напротив меня мужчина, молодой, но какой-то затравленный. В лице, в глазах торчат проблемы. А человеку, писучему, как я, дай только волю понаблюдать. Копнуть. В деталях! Должно быть, с работы мужика турнули? Или жена к любовнику сбежала? Или любовница надоела! Или шантажирует. И он убил ее. И зацементировал у себя в погребе. И теперь мучается угрызениями совести. Или от ментов петляет. – Фантазирую я.