Голландка

Камеру она давно убрала назад, за сиденье. Лана не знала, насколько Лейки чувствительны к жаре, и не хотела по приезде обнаружить любимый аппарат расплавленным. Ей еще достопримечательности снимать. Много того Владимира они конечно за полдня не посмотрят, но основные знаковые места оббегут.

Еще в Суздале проведут две ночи, потом Йоланда рвалась поездить по деревням и проселками, еле отговорили. Вместо этого они заглянут на дачу к Корееву-самому-старшему, деду.

Даниил как представил непосредственную Лану, скачущую по бездорожью в порванных джинсах, и бегущую за ней свору неизменных бродячих собак, а то и каких подвыпивших мужиков, так сразу и заявил, что по деревням – только через его труп.

Потом когда-нибудь, в следующий заезд.

Если он будет, тот заезд.

Почему-то при мысли, что Лана уедет в свою Европу и больше не вернётся, Даниилу стало грустно. Он к ней как-то успел привыкнуть. Благо не его комнату она занимала и не ему приходилось спать на жесткой тахте.

Отец, наверное, дни считал до ее отъезда. Потому, скорее всего, и предложил на остаток времени перебраться на дачу. Там хоть запасные спальни есть с нормальными кроватями.

Кондиционер работал на полную мощность, но особо не спасал. Машина прокалилась так, что сиденье обжигало попу даже сквозь джинсы.

Лана долго думала, что одеть в поездку. Жара предполагалась, но масштабы ее оказались сильно преуменьшены Гидрометцентром. Хотя неизвестно, что хуже: сидеть в шортах на раскалённой коже сиденья, рискуя остаться без собственной кожи на заднице, или терпеть длинные джинсы, пусть и с вентиляцией в виде дыр, зато тыл был бы защищён от ожогов.

Навигатор вывел их на парковочную площадку неподалёку от Золотых ворот. Даниил тяжело вздохнул, покидая машину, и оптимистично застелил ветровое стекло отражающей фольгой. Вряд ли оно поможет по такой жаре, но хоть сесть, не обжигая задницу, на сиденье будет возможно.

Укрываясь в короткой тени зданий, они добрались до расположенного неподалёку парка. Сильно лучше не стало. Приехали они практически в полдень – время самого злого и зенитного солнца.

Но не бегать же им под деревьями, как собачкам.

Взгляд Даниила упал на высокие белые стены церкви.

– Может, зайдем? – кивнул он Лане на гостеприимно открытые ворота собора. Девушка в это время допивала последние капли драгоценной, хоть и противно-горячей воды.

– Закрыто, небось. Разгар рабочего дня же, – отмахнулась она. Даниил поднялся по ступенькам и сунул голову в прохладную темноту. Шла служба, хор заунывно и вяло тянул что-то на одной ноте. Прихожан практически не было, три старушки рассредоточились вдоль стен, каждая у своей иконы, благочестиво осеняя лоб крестом каждые две-три минуты, синхронно с хоровым «Аминь».

– Да вроде пускают, – снова появился Даниил на пороге. Чувство было, будто он шагнул в раскалённую духовку. – Прихожане есть.

– Что, правда открыто? – обрадовалась Лана. На ее родине церкви работали строго по расписанию, плюс иногда отдельно открывались ради церемоний свадьбы или похорон. – Пойдём тогда, зайдём.

– Погоди! – Даниил еле успел задержать ее за локоть. – А прикрыться?

– Что именно? – удивилась девушка, оглядывая свой достаточно скромный наряд. Длинные, пусть и в дырках, штаны, свободная футболка – вроде все стратегические места прикрыты.

– Голову! Покрывало, шарфик, платок есть какой? – пояснил Даниил. Лана поспешно зарылась в свой рюкзак. После минутных раскопок она вытащила воздушные шелковые трусы формата «парашют».

– Сойдёт? Если завязать на затылке узлом, никто и не поймёт.

Даниил смерил ее красноречивым взглядом.

– С ума сошла? Здесь жди. Я сейчас.

Как можно отправляться на экскурсию по русской глубинке без банальной косынки, было выше его понимания. Это как в Эмираты в шортах приехать. Дикая европейка, что с нее взять.

Через три минуты он вернулся с длинным расписным газовым шарфиком. По полотнищу тянулась сборная солянка из панорам Владимира.

– Заодно сувенир будет, – отмахнулся он от потянувшейся за мелочью Ланы. Та благодарно кивнула и лихо завязала на голове двухметровое полотно так, что снаружи осталось полтора хвостика.

– У меня подружка-мусульманка, – пояснила она свой неожиданный навык. Даниил закатил глаза – он, вообще-то, ничего и не спрашивал – и первым шагнул в гостеприимные сумерки собора.

Внутри было приятно-прохладно, хоть и довольно душно. В воздухе стоял густой дым благовоний, иконы смотрели сурово и оценивающе.

Хор продолжал нудить, только теперь еще и в солисты вышел батюшка. И в прямом, и в переносном смысле. Трое бородачей в расшитых золотом одеяниях шествовали клином через церковь, чадя кадилом и осеняя верных прихожанок крестом на длинной ручке. Заодно уважили туристов.

Йоланда благовоспитанно опустила глаза долу и – неожиданно! – оглушительно чихнула.

Подскочил, кажется, весь собор.

Батюшка, ступавший в середине, сбился с речитатива, кашлянул, бодро пробормотал «Будь здорова, раба Божия» и невозмутимо проследовал дальше, с того места, где сбился. Хор подстроился с секундным опозданием.

– Извини, мне дым в нос попал. Кажется, у меня на что-то здесь аллергия, – гнусаво прошипела Лана, зажимая нос рукой. На всякий случай.

– Фоткай и пошли уже, – процедил Даниил. Ощущение неловкости в компании голландки постепенно становилось его постоянным спутником.

Глава 5

От жары они попытались укрыться в парке Пушкина. Без особого успеха. Тени падали неудачно, дорожки в основном оставались в прямой досягаемости солнечных лучей. Перебежками, от дерева к дереву, они добрались до цели: огороженной балюстрадой смотровой площадки с шикарным видом на весь Владимир.

Плавящийся под зенитным солнцем город отливал белым золотом.

Лана оглядывала заграждение с некоторой опаской, увлечённо фотографировала, но близко к краю не подходила.

Даниил уже не первый раз замечал эту осторожность, с которой девушка относилась к возвышенностям.

– У тебя что, акрофобия? – недолго думая спросил он, глядя, как Йоланда вытягивается на цыпочках, чтобы не зацепить кадром ограждение, но шага вперед, самого логичного в данной ситуации, не делает.

– Что у меня? – переспросила она, поворачиваясь левее и пытаясь поймать в кадр хаотично трепыхающегося крыльями голубя. Ниже виднелись купола храма, и картинка получалась довольно символичной, хоть и избитой донельзя.

– Боязнь высоты, – пояснил Даниил.

Йоланда отрицательно замотала головой.

– Высоты я не боюсь. Просто мне неуютно.

Заметив скептический взгляд Даниила, она прикрыла крышкой объектив и сочла нужным пояснить подробнее:

– Я довольно много путешествовала, но выросла в стране, которую, по меткому определению моего папы, выгладили утюгом. Такие возвышенности у нас не просто редкость – их практически нет, – она кивнула на обрывающийся круто вниз склон, под которым текла река. – Конечно, в других странах я и в горах была, и на холмах, но все равно для меня это экзотика, от которой временами не по себе.

Она снова покосилась вниз, зябко передернула плечами, несмотря на зашкаливающую за сорок жару, и отступила от ограждения еще подальше.

«Натуральная боязнь высоты», подумал Даниил про себя, но решил вслух не настаивать. Ему и самому было бы неприятно, реши кто покопаться в его нелюбви к паукам. Поди объясни, что он их не боится, а презирает и на дух не переносит.

Запечатлев панораму со всех возможных ракурсов, они кружными путями, кустами и любой подвернувшейся тенью, вернулись к машине, проверили, как она там дымится, и углубились в город.

Близилось время перекусить, и наученному горьким опытом Даниилу не хотелось доводить Лану до состояния «хочу-не могу». Она в нем неадекватна еще больше обычного. Поэтому, заметив вывеску ресторана, выглядевшую солидно и не обещавшую чебуреки, пиццу или шаурму, Даниил, не раздумывая, свернул к нему.