– Что еще случилось?
– Понимаешь, на друга моего отца наезжают.
– На кого?
– На Тедо Тевдорадзе.
– Говоришь так, словно он царь Деметре Самопожертвователь.
– А как сказать по-другому? Выдал тебе имя и фамилию, а отчества и детского прозвища, прости, не знаю.
– А что от него хотят?
– Ты помнишь Зазу Гавазашвили?
– Шутишь? Как не помнить, разве не со мной он провалялся в кутаисской зоне? Тянул срок за барыжничество.
– Так и я был там…
– Тебя потом привели.
– Ну да, когда меня выпустили в зону из «крытого», его забрали через две недели.
– И целый год он потом валялся у меня.
– Так вот, слушай. Этому Тедо Гавазашвили я сварганил крышу для дома.
– И что, она обрушилась ему на голову?
– Э! Откуда тебе это известно?!
– Не надо быть Вангой, чтобы догадаться.
– Короче, сейчас он требует денег и грозит Тедо убить его внука и мать.
Сосо усмехнулся.
– Что тут смешного, умник, я же не анекдот рассказываю. – Его равнодушие вызвало у меня раздражение.
– Слушай, если человек чуть не погиб под обломками бетона, как это случилось в Сурами, то он, конечно, потребует денег.
– А Сурами при чем?
– Про Сурамскую крепость, что в Картли[6 - Картли – точнее, Шида-Картли, самая древняя историческая часть Грузии. Здесь, в поселке Сурами, находится старинная крепость, в стенах которой, по легенде, замурован юноша Зураб: он добровольно пошел на смерть, подчинившись предсказанию, согласно которому эта жертва прекратит разрушение стен и крепость будет достроена.], слышать не приходилось? Ты вроде у нас историк, любишь уходить в дебри прошлого и сыпать датами, а о Сурами не слышал?
– Слышал, слышал я, и парня того звали Зурабом.
– Какое это имеет значение, как его звали.
– Короче, друг моего отца абсолютно верно спроектировал крышу.
– Почему же она рухнула?
– Похоже, рабочие оказались не на высоте.
– И что, они признают это или поддерживают Гавазашвили?
– Не знаю, чем он их подкупил или угостил особенными хинкали, но и рабочие указывают пальцем на Тедо.
– Давай-ка позвоним ему.
– Кому?
– Зазе.
– Есть у тебя его номер?
– Вроде должен быть записан, – сказал он и с озабоченным лицом стал копаться в мобильном телефоне.
– Мы хорошо знакомы, и, если я попрошу его оставить Тедо в покое, не думаю, чтобы он стал упираться.
– Дай-то Бог, – вознес я руки кверху.
– Вот, нашел, погоди. – Он прижал указательный палец к губам, чтобы я помолчал.
Звонок я слышал, но там не отвечали.
– Непременно перезвонит, – уверенно произнес Сосо.
– Будем надеяться.
– Мне пора, Сандрик, надо за Кети заехать.
– Беги.
– Обещай, что без меня не сделаешь и шага. Увидимся вечером. Даже если он не позвонит, сходим поедим мороженого.
– Да ладно тебе, пять лет едим вместе, не могу уже видеть тебя, кривоносого. Кажется, терпеть тебя не могу. Ну, пошел я, позже позвоню, – я вылез из машины и поднял руку в знак прощания.
Не знаю, почему я не послушался Сосо и отправился повидаться к Гавазашвили вместе с другим своим приятелем Горгодзе. Я веду это к тому, что за пять лет это был первый случай, когда я не внял просьбе и совету Сосо и поступил по-своему.
Пока судьба не свела меня с Гиоргобиани, я понятия не имел о том, насколько сваны могут быть дипломатичны. Но после того как мы с ним подружились, его особая манера, так несвойственная сванам, стала бросаться мне в глаза. Сосо так вежливо, с такой учтивостью умел давать советы, что никому и в голову не пришло бы пренебречь ими. Но на этот раз наше взаимопонимание дало трещину, и я проявил необъяснимое даже для себя ослиное упрямство. Думаю, причиной послужило желание уберечь друга от новых неприятностей, он и без того долго отбывал срок и наконец вышел на свободу.
После того как моя вежливость, дипломатия, терпение, попытка завязать диалог и разрядить обстановку шуткой не дали результата, а угрозы в адрес Тедо перешли всякие границы, Гавазашвили в завершение встречи получил огнестрельное ранение в ногу.
И вновь розыск, вновь попытки скрыться; вновь на входной двери девять замков, и снова переживания моих родителей и мое идиотское легкомыслие.
* * *