Коллекционер

– Да, я помню. Я не знаю.

– Сколько вы с ним не виделись?

Он уже неоднократно говорил все это и ей, и ее напарнику с суровым лицом, когда они заявились к нему в лофт. С целью уведомления – они так выразились. Личное имущество, уведомление. Жаргон детективов и полицейских сериалов. Слова не из его жизни.

– Пару месяцев. Возможно, три или четыре.

– Но несколько дней назад вы говорили по телефону.

– Он позвонил, предложил выпить и пообщаться. У меня были дела, я отказался и пообещал выкроить время на следующей неделе. Вот черт.

Эш прижал пальцы к глазам.

– Это тяжело, я понимаю. Вы сказали, что не знали женщину, с которой он жил последние три, точнее почти четыре, месяца.

– Нет. Он упомянул о ней, когда звонил. Хвастался, что она, мол, крутая модель. Я не придал значения. Оливер любил прихвастнуть, это в его характере.

– Может быть, он говорил о том, что между ним и этой крутой моделью существуют какие-то разногласия?

– Как раз наоборот. Он говорил, что она классная, они оба классные и вообще все классно.

Эш взглянул на свои руки и заметил, что большой палец испачкан берлинской лазурью.

Когда детективы явились в лофт, он рисовал и был раздосадован, что его прервали. А затем весь его мир изменился.

– Мистер Арчер?

– Да. Да. Все было охрененно классно. У Оливера всегда было так. Все классно ровно до тех пор, пока…

– Пока что?

Эш сунул руки себе в волосы – они были черные и густые.

– Слушайте, он мой брат и теперь он мертв. Я пытаюсь как-то уложить эту мысль в голове и не стану о нем злословить.

– При чем тут злословие, мистер Арчер? Чем больше информации о нем мы получим, тем лучше сможем понять, что произошло.

Возможно, это действительно так. Кто он такой, чтобы судить?

– Оливер все время гнался за успехом. Крутые сделки, крутые женщины, крутые клубы. Он был тусовщиком по жизни.

– Жил на полную катушку.

– Можно и так сказать. Он воображал себя игроком, но, черт возьми, он им не был. Он всегда садился за стол, где шла большая игра, и если срывал куш – в казино, в бизнесе или в любви, – то потом в следующем раунде проигрывал все это и даже больше. Так что все шло классно ровно до тех пор, пока не схлопывалось, и тогда он принимался звать на помощь. Он обаятельный, смышленый… был.

Последнее слово хлестко отозвалось в его душе. Обаятельного, смышленого Оливера больше не было.

– Оливер – самый младший в семье и единственный сын у матери. Само собой, его избаловали.

– Вы сказали, он не был склонен к насилию.

– Не так. – Усилием воли Эш стряхнул наваливающуюся печаль – ей сейчас было не место – и позволил себе вспылить. – Я не говорил, что Оливер не был склонен к насилию. Я сказал, что он был противник насилия. – Мысль о том, что брата обвиняют в убийстве, полоснула его, как ножом. – Попадая в переделку, он либо отбрехивался, либо удирал во все лопатки. Если не мог отбрехаться, что случалось нечасто, или удрать, то прятал голову в песок.

– Однако у нас есть свидетель, который утверждает, что он нанес своей сожительнице множество ударов, после чего выбросил ее из окна четырнадцатого этажа.

– Свидетель заблуждается, – безапелляционно сказал Эш. – Оливер был трепло и пижон, каких поискать, но он никогда не поднимал руку на женщину. И, разумеется, не убил бы. И, что еще важнее, он бы никогда не покончил с собой.

– В квартире мы обнаружили много алкоголя и наркотиков, в том числе оксикодон, кокаин, марихуану, викодин.

Голос женщины звучал профессионально невозмутимо, ровно, и Эш представил ее валькирией, бесстрастной в своем могуществе. Он изобразил бы ее всадницей со сложенными крыльями. Она оглядывает с высоты поле битвы, лицо точно вырезано из камня, она решает, кому выжить, а кому умереть.

– Мы еще ждем результатов токсикологии, но на столике рядом с телом вашего брата были найдены таблетки и полбутылки виски бурбона. И в стакане оставалось налито на палец.

Наркотики, алкоголь, убийство, самоубийство. Семья этого не переживет. С этим нужно что-то делать, детективы должны понять, что идут ложным путем.

– Наркотики, бурбон – без вопросов. Оливер не был святошей, но остальное? Я в это не верю. Свидетель либо лжет, либо заблуждается.

– У свидетеля нет причин лгать.

В этот момент Файн увидела Лайлу, которая заходила в участок. К бретельке ее платья был приколот бейджик посетителя. Файн встала и направилась к ней.

– Мисс Эмерсон! Вспомнили еще что-то?

– Нет, извините, просто у меня никак не идет из головы. Перед глазами стоит, как она падает, как умоляет его, а он потом… Извините. Мне нужно было проветриться, и я решила узнать, закрыли ли вы дело. Удалось ли вам выяснить, что произошло.

– Следствие еще ведется. Мы ждем отчетов, проводим опросы. На это нужно время.

– Понимаю. Простите. Вы сообщите мне, когда все закончится?

– Непременно. Вы нам очень помогли.

– А теперь путаюсь у вас под ногами. Я уже ухожу. У вас много дел.

Она обвела взглядом помещение. Столы, телефоны, компьютеры, горы файлов и горстка сотрудников за работой.

И мужчина в черной футболке и джинсах, аккуратно складывающий часы в мягкую сумку.

– У вас много дел.

– Мы признательны вам за помощь.

Файн подождала, пока Лайла покинет участок, и вернулась на место.

– Слушайте, я рассказал вам все, что знаю, – проговорил Эш, поднимаясь. – И не один раз. Мне нужно сообщить его матери и всем родным. Все это требует времени.

– Понимаю. Возможно, мы побеспокоим вас еще раз и сообщим, когда вы сможете попасть в квартиру. Соболезную вашей утрате, мистер Арчер.

Он молча кивнул и вышел.