В начале была тишина

Александра отвела взгляд и опустила голову. Она не сомневалась, что Мирон любит ее, даже несмотря на то, что ее поступки служили для него источником злости и раздражения, а сама она уже давно не вызывала в нем страсти. Он любил Александру с того самого дня, как впервые увидел ее исцеленной в больничной палате, но любовь эта была сродни неизлечимой болезни, с которой так и не смогли справиться наногены.

– Прости, – обронила Александра.

Мирон горько усмехнулся – и убрал ладони с ее плеч.

– Я знаю, что давно противен тебе. Просто скажи: почему мы по-прежнему вместе? И когда ты уходишь, зачем каждый раз возвращаешься?

Александра прикрыла глаза и глухо сказала:

– Кроме тебя у меня никого нет. Оказывается, одиночество еще невыносимее, чем вечная жизнь.

Мирон вздохнул и устало потер лицо.

– О чем вы говорили с Танатом?

– О жизни. – Александра пожала плечами и снова отвернулась к окну.

– Понятно. – Мирон замолчал, но после паузы тихо сказал: – Прежде, чем ты совершишь то, о чем договорилась с Танатом, я хочу наконец-то узнать: почему ты стремишься умереть? Хотя бы сейчас скажи мне правду.

Александра ни разу не говорила мужу об истинных мотивах самоубийств. Обычно она плела привычную чушь: «устала от вечной жизни», «не вижу смысла существовать дальше» и тому подобные ничего не значащие фразы. Но сейчас она понимала, что их разговор в номере отеля станет последним, и другого шанса сказать Мирону правду больше не будет.

– Я часто задаюсь одним вопросом. – Она повернулась к мужу и, скрестив руки на груди, встретилась с ним взглядом: в его глазах тлела обида. – Что, если мои родители были правы, и существует другой мир, в котором теперь пребывают их души? Я бы могла воссоединиться с ними.

– Мы никогда этого не узнаем.

– Вот именно. – Александра горько усмехнулась и взглянула на часы, висевшие на стене: до начала выступления оставалось два часа.

* * *

В помпезном зале, украшенном гербами и флагами, расположились члены Совета Альянса и представители Африканской Конгрегации. Вечно молодые и вечно здоровые, они внимательно слушали выступление Александры – стандартный набор фраз об истоках и успехах Трансгуманизма: те же самые слова, что она говорила на лекциях для юных граждан Альянса. Вот только финал получился другим:

– Все то, что я сказала, является ложью, которую я произносила более сотни лет, – обведя взглядом зал, громко провозгласила Александра. – Вы сами это знаете, хотя боитесь признаться.

Она убрала руку с трибуны и нащупала в кармане пиджака рукоятку инжекторного пистолета. По залу прокатился взволнованный рокот голосов. Мирон, сидевший в первом ряду с другими членами Совета Альянса, с тревогой взглянул на Александру. Вокруг нее с тихим жужжанием кружили минидроны, транслировавшие выступление в трехмерном формате по всему миру. Вступление Африканской Конгрегации в Альянс в День Провозглашения Бессмертия было крупнейшим международным событием, которое затронуло бы жизни нескольких миллиардов жителей Земли. Конечно, навряд ли каждый из них следил за трансляцией, но Александра не сомневалась, что уже через считанные секунды ее скандальное выступление молниеносно разлетится по миру.

Александра вытащила из кармана пиджака инжекторный пистолет с прикрепленной к нему колбой, в которой плескалась черная жидкость. Она поднесла устройство к минидрону, застывшему у ее руки: в глазке видеокамеры отразилось искаженное изображение пистолета. Ропот в зале усилился, у первого ряда появились офицеры Гвардии, но по их растерянным лицам Александра поняла, что никто не знает, какие действия предпринять дальше: прерванная речь амбассадора Альянса могла вызвать в обществе ненужные домыслы и слухи. Но замешательство офицеров Гвардии и правительственных шишек не могло длиться вечно. У Александры оставалось меньше минуты, чтобы завершить начатое.

– Миллионы людей по всему миру мечтают о том, что было утеряно нами ровно сто семьдесят лет назад, – сказала она. – В моих руках – вещество, способное вернуть человечеству то, о чем тайно мечтают многие из нас. Это «Абаддон» – ингибитор, созданный Танатом и его организацией «Ванитас». Он блокирует действие наногенов внутри организма. К нему примешан мощный токсин, который убьет меня сразу же, как только остановятся наногены. Много лет назад своим примером я показала вам, как можно жить вечно. Пришло время узнать, как достичь конца.

Александра поднесла ствол пистолета к шее – туда, где пульсировала сонная артерия. Офицеры Гвардии бросились к сцене, чтобы остановить демарш амбассадора. Мирон остался на месте: с тоской во взгляде он глядел на Александру, и его губы что-то шептали.

Тихо щелкнул спусковой крючок, кольнуло шею: инжекторный механизм впрыснул черную субстанцию в кровоток. Танат предупреждал, что действие «Абаддона» окажется мгновенным благодаря убойной концентрации ингибитора и токсина.

Так и получилось: не успели офицеры Гвардии подхватить обмякшее тело Александры, как перед глазами у нее потемнело, и сознание навсегда испарилось, словно капля росы под вечным сиянием солнца.

* * *

Когда Александра распахнула веки, взгляд уперся в черноту: голову опоясывал обод, который плотно прилегал к коже и закрывал глаза. Александра сняла устройство, мерцавшее датчиками, и огляделась: она сидела в мягком кресле в гостиной собственного дома. Мирон развалился на диване напротив.

– Ну как? – Он пригубил виски и с интересом посмотрел на жену.

– Я впечатлена, – ответила Александра, с едва скрываемым восторгом глядя на обод. – Потрясающие ощущения и полное погружение!

У нее немного дрожали руки, спину покрывала испарина, а сердце таранило грудь, но спустя считанные секунды наногены привели организм в стабильное состояние. Мирон довольно улыбнулся:

– Вот видишь, а ты не хотела пробовать.

Он перевел взгляд на черную коробку, стоявшую на журнальном столике. Ее украшала серебристая надпись, набранная стильным шрифтом – «ТЕРМИНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ».

Это был виртуальный симулятор смерти, разработанный по заказу Совета Альянса. Мирон лично курировал испытания. Необходимость в таком устройстве назревала давно: с каждым годом в Альянсе увеличивалось число жителей, безуспешно стремящихся прервать жизнь. Наноматрикс одиннадцатой генерации так быстро восстанавливал организмы самоубийц, что никто из них не мог ощутить желанный миг смерти.

Терпение Мирона окончательно лопнуло после первого суицида, совершенного Александрой: в тот день, когда он обнаружил жену болтающейся в петле под потолком их спальни, он понял, что в мире вечной жизни людям нужна хотя бы иллюзия смерти. Все попытки создать ингибитор Наноматрикса провалились, и оставалось только одно – разработать виртуальный симулятор смерти.

– Эффекта полного погружения удалось достичь за счет того, что пользователь «Терминального состояния» испытывает не только смерть, но и проживает двое суток до ее наступления, – пояснил Мирон, сделав глоток виски. – В будущих версиях мы хотим расширить этот срок до недели.

Александра кивнула:

– В моей симуляции после того, как я совершила еще одно самоубийство, со мной тайно встретился Танат, который разработал вещество-ингибитор. Я умерла с его помощью.

Мирон довольно хмыкнул:

– Нейросеть «Терминального состояния» способна предложить более тысячи различных сюжетов смерти в зависимости от предпочтений пользователя. В следующих симуляциях ты можешь по желанию уменьшать или увеличивать уровни напряженности или сентиментальности фабулы.

– Я думаю, что сеансы виртуальной смерти пойдут на пользу не только мне, но и другим людям, оказавшимся в тупике. – Александра провела пальцем по внутренней поверхности обода, ощущая выпуклые электроды – источники импульсов, обманувших ее мозг. – Я расскажу о «Терминальном состоянии» на следующих выступлениях.

Мирон поднялся и поставил пустой стакан на столик. Затем взял коробку от симулятора и вытащил оттуда второй обод.

– Я рад, что тебе понравилось. А теперь давай попробуем парный режим.

Задержка рейса

Самолет потряхивало, как телегу на колдобинах: на высоте десяти тысячи метров «Боинг-777» рассекал вихревые потоки зоны турбулентности.

Остин сглотнул вязкую слюну и, стараясь успокоиться, поглубже вдохнул сухой воздух, наполненный отработанным дыханием других пассажиров. Ему досталось место 61-K – самое крайнее в последнем ряду, возле иллюминатора. За двойным стеклом чернела ночь, озаряемая вспышками молний: лайнер, забитый под завязку людьми, приближался к грозовому фронту, о чем пару минут назад по громкой связи предупредил пилот. Пассажиры затихли в креслах, яркое освещение в салоне сменилось приглушенным желтоватым светом, и над проходами зажглись надписи «Пристегните ремни».

Ладони вспотели, а в груди разлился противный липкий холодок. Остин не любил летать на самолетах, но другого выбора не было: начальство отправило его в командировку в Мехико. Остин работал аудитором – проверял филиалы компании по всему миру.

Он хотел отказаться от поездки: Алия была на девятом месяце и со дня на день должна была родить, но вечно злой шеф, недовольный подозрительными убытками в центральноамериканском филиале, настаивал на командировке, обещая жирный бонус по итогам аудита.

Остин успокаивал себя тем, что деньги сейчас не помешают: на нем висела ипотека, а после рождения ребенка расходы только увеличатся. Собирая чемодан, Остин видел молчаливый упрек во взгляде Алии: он и так слишком мало времени проводил дома, постоянно задерживаясь на работе или пропадая в командировках. Но решение было принято.

Вылазка в Мехико, заняв неделю, прошла успешно: Остин провел аудит, нашел виновных в растрате сотрудников и теперь с чистой совестью возвращался в Нивенштадт, где его ждала Алия. Еще тринадцать часов полета над Атлантикой, паспортный контроль, получение багажа, а затем сорок минут на такси – и он крепко обнимет жену, прижавшись к ее круглому животу.

Остин все чаще задумывался о том, какого это – наконец-то стать отцом. У них долго не получалось, и когда девять месяцев назад ранним воскресным утром Алия прошептала ему заветные слова – «Я беременна», – Остин почувствовал, как невероятная радость разрывает его на куски и собирает заново, наполняя новым смыслом погрязшую в рутине жизнь.

Вжавшись в спинку кресла в трясущемся самолете, он постарался отвлечь себя мыслями о том, какое имя они выберут для сына. В иллюминаторе сверкали молнии, как вдруг их свечение участилось и превратилось в серию ослепительных вспышек, замерцавших словно стробоскоп. Разряды тока прошибли тело, и пульсирующие волны раскаленного света поглотили салон.

* * *