Лунный свет

Взгляд Джо пробежался по столу: индейке, рыбе, картошке (Салат он пропустил) и ему захотелось встать из-за стола, чтобы взять тарелку, но Рич, словно прочитав мысли передвинул ему собственную посуду. Вилку, Рич, вытер салфеткой, а ту поспешно выбросил в урну, стоящую возле холодильника.

– Спасибо, – сказал он и наполнил тарелку, тем что ему приглянулось.

– Мам, – позвал её Рич и в четырнадцатый раз напомнил. – Время идёт.

– Знаю, – со злостью огрызнулась она. Бросила недомытую вилку в умывальник, и та с характерным звуком нырнула вниз, к другим немытой посуде. Схватив полотенца, она вытерла руки, швырнула его на стопку вымытой посуды и уселась за стол, напротив мужчин. – Сегодня, Итану стало плохо, – проинформировала она Джо, который был ещё не в курсе. Муж лишь на секунду поднял глаза, а потом вернулся в тарелку. – Мы поехали к Чарли…

– И как старина Чарли? – прервал её Джо.

– ДЖО! – воскликнула она, не столько из-за того, что её постоянно все перебивают, сколько от возмущения. Их сыну плохо, а он волнуется о Чарли. – Твоему сыну плохо, а ты расспрашиваешь про долбанного нигера!

– Эй, Кэт успокойся, – настойчиво предложил Джо, которому Чарли был как брат и шутки о расизме он терпеть не мог также, как шутки о педиках, хотя таковым не являлся. – Расизм нам ни к чему.

– Ни к чему? – возмутилась она. Глаза, под тонкими бровями, округлились, ноздри расширились, а волосы, казалось наэлектризованные, слегка потянулись вверх, словно над головой был воздушный шар с положительным зарядом. – Твоему сыну… – она взяла себя в руки и ей удалось сказать шёпотом. – Осталось жить меньше месяца…

– Что? – мгновенно вырвалось у Рича. Он был шокирован, и шокирован куда больше, чем отец, на лице которого оставалось выражение оскорблённого человека. – Что сказал доктор?

– Чарли сказал, что у Итана «Болезнь Марбурга» …

– Исключено, – заявил Рич. – Эта болезнь передаётся от мартышек… – и тут Рич вспомнил, что Итан просил у него пять баксов на поход в зоопарк. – Чёрт, – взревел он и с силой ударил по столу. – Он же обещал мне.

– Обещал? – в недоумении спросила мать. Она навалилась на стол и взяла сына за руку. – Риччи, ты что-то знаешь. Знаешь из-за чего Итан заразился? – он кивнул. – Расскажи, может если об этом узнает доктор…

– Ничего не измениться, – отрезал он и отдёрнул руку. Встал из-за стола и пошлё в коридор, а оттуда на второй этаж, в комнату брата.

– Итан спит, – крикнула ему вдогонку мать. Но ответа не прозвучала.

– Что ещё говорил Чарли? – поинтересовался Джо, наконец, включив в себе отца.

Рич поднимался по ступенькам, не стараясь идти тихо. В его голове, барабаном стучали слова Итана: «Я обещаю, что не буду гладить животных», – слова которые он нарушил. Ярость переполняла брата, она перемешивалась с горестью ивиной, образую худший коктейль из списка «Настроение на сегодня». Кулак его сжал перила, но тут же ослаб, потом опять сжался и вновь ослаб. Имел бы Рич суперсилу, на перилах остались бы следы от его пальцев, въедавшихся в дерево, а быть может ещё на шее Итана… Нет, Рич слишком любит брата, чтобы причинить ему боль. Но Итан нарушил слово, слово данное старшему брату.

Замедлив шаг, Рич приоткрыл дверь. Заглянул в щель: Итан спал, уткнувшись носом в подушку с раскинутыми ногами и руками. Зайдя в комнату, он прикрыл дверь, тихо, чтобы брат не проснулся. Злость начала выветриваться, как зловоние в маленькой комнате, в которой наконец открыли окно.

Идя к постели, он задержался возле стола: взял тетрадь по математике, открыл и посмотрел задание на сегодня. «Господи Иисусе, Итан, я же показал тебе пример, как решать такие задания, на что ты кивнул, сказав, ясно» – Прошептал Рич, кладя тетрадь на место. Открывая тетрадь за тетрадью, он обнаруживал мелкие ошибки, которую могли снизить оценку с «Отлично», на «Очень хорошо», и добравшись до тетрадки с американским флагом «Английский язык и литература», открыл её. С тихим, но в тоже время громким шелестом из тетради вылетел листок бумаги (Половина листа «А4») и как опавший лист, покачиваясь на ветру из стороны в сторону, он упал на пол, буквально утонув в пушистом ковре. Отложив тетрадь, он поднял листок и перевернул.

«Рисунок к домашнему заданию: Сочинение на тему «Мои лучшие друзья и я», выполнил Итан Тейлор» – гласила надпись с сильно наклонным шрифтом, в верхнем левом углу. Практически, как на настоящей фотографии Итан нарисовал всю семью, даже Дарвина. Слева направо стояли: Мать, одетая в фартук склонив голову на плечо, обнимала одной рукой Рича, а другой мужа; Рич стоял почти-что боком, сложа руку на руку, позади болтался конский хвостик, а на лице мелькала искренняя, хоть едва заметная, улыбка; Закинув руки в боки и надув щёки, стоял Итан, чьи волосы были единственными не разукрашенными; Отец с ружьём на плече, в точности копировал мать, обнимая одной рукой Кэтрин, а другой Итана, ровные зубы выглядывали из-под широкой улыбки; а между Ричем и Итаном лежал Дарвин, закатавшись в клубок: он выглядывал, словно не понимая, что происходит.

«Ты прекрасный художник, Итан. – Заметил Рич, услышав собственный голос. – Но в следующий раз, постарайся не обозначать мою причёску стрелочкой с припиской: «Лисий Хвост»». Трижды сложив листок, тем самым поровняв его с размером зажигалки, он сунул рисунок во внутренний карман пиджака. Взяв тетрадь, в которой было написано сочинение к рисунку, он сел на стул, возле кровати. Раскрыв тетрадь, перекинул три страницы и начал читать.

«Своё сочинение о друзьях, я хочу начать с брата, который…»

Итан Тейлор

… сидел на стуле, когда Итан открыл глаза. Но сон о диком западе, где он был шерифом, не хотел отпускать его, как и Итан не хотел возвращаться в скучный мир. Во сне его все звали Рич шериф Тейлор, а он всем повторял, что его зовут Итан шериф Тейлор. За всё то время, пока длился сон, ему удалось поймать пятнадцать преступников, помочь двадцати людям и выпить две бутылки виски. Всё это казалось таким настоящим, что, увидев Рича, сидящем на стуле, он подумал, что заснул, а не проснулся.

Перевернувшись на бок, спиной к брату, он закрыл глаза и начал думать о вестерне, в надежде, что вернётся именно в тот сон и тогда уж: «Трепещите бандиты!». Все будут кричать ему «Хей-йо, Итан», «Наш шериф лучший», «Выпьем за Итана, лучшего шерифа на диком западе» и мысли об этом, вызывали улыбку. Он чувствовал, как его тело горит, но счёл это за побочный эффект виски, а не за температуру в 39 градусов.

– Можешь не притворяться, – услышал он голос Брата.

– Рич, я сплю, зайди потом, – ответил он усталым, сонным голосом человека, вздремнувшего впервые за три дня. – Сейчас я пытаюсь вернуться на дикий запад, где я был шерифом, ловил злодеев и пил виски. Ты чувствуешь, как тут жарко, нет? А всё потому, что ты не пил виски, а я пил. И должен сказать это чертовски вкусно.

– У тебя температура.

– Знаю, – согласился Итан, по-прежнему лежа к брату спиной, с закрытыми глазами, – но не ломай фантазию ребёнка. Просто дай мне поспать, Риччи, дай мне почувствовать себя шерифом, – он обнял подушку сильней и улыбнулся. Однако улыбка стремительно исчезла.

– Ты нарушил слово, Итан, – спокойно сказал Рич, но в голосе его чувствовалось недовольство и… ярость? Нет, просто злоба. – Ты гладил животных.

– Ну и что с того? – Итан улягся на спину и повернул голову к брату. – Ничего не случилось: пальцы не откусили, руки не оторвали и ничем не заразился. Разве что «Грипп» подхватил.

– «Грипп»? – с недоумением переспросил Рич.

– Сильный «Грипп», но я сильнее.

– Это не… – Рич запнулся. Глаза его расширились, как новогодние шары, а грудь вздымалась вверх-вниз, вверх-вниз, словно откачивающий насос. Дыхание стало сиплым и частым, как после километровой дистанции – и Итан его слышал.

– Брат, ты пугаешь меня, – сказал он и набросил одеяло повыше, закрыв им рот и кончик носа. – Извини, что ослушался, но не мог бы ты прекратить. Мне страшно, очень страшно. Честно.

Неожиданно Рич встал и пошёл к двери.

– Думай, в следующий раз, что ты делаешь, – сказал он и закрыл дверь.

«Думай в следующий раз, что ты делаешь, – повторял Итан, корча рожицы. – Обезьянку я хотел погладить». Перекатившись на живот, он закрыл глаза и мыслями начал возвращаться на дикий запад. Он вспоминал водяную вышку, стоящую позади здания банка; вспомнил салун, возле которого толпились двое рабочих и длинную улицу, по которой пролетал куст, в форме шарика; вспомнил трёх лошадей, уздечками привязанных к длинной палке, по виду напоминающую перекладину. И он заснул, спустя время, полностью уверенным, что перенесётся в вестерн.

Однако очутился в джунглях. Рядом с ним были трое путников, все в костюмах сафари с ружьём на перевес. Они пробирались сквозь заросли, местами густые настолько, что приходилось резать мачете. Итан не знал, куда они идут и зачем, а когда спрашивал, то слышал лишь птичий клёкот. Ему это не нравилось и спина его чувствовала опасность, а какая-то часть шептала: «За нами следят, следят сотни глаз. Но ты не оборачивайся, не провоцируй». Сердце бешено колотилось и не только во сне, но и в жизни. И всё же он не останавливался, шёл дальше, фарширую лианы, как шведский сыр раскалённым ножом. И вот они вышли к пирамиде, поросшей мхом, лианами и прочей зеленью. Кто-то постучал Итана по плечу, говоря, что не стоит останавливаться, и они продолжали двигаться к пирамиде. Всё это не только не нравилось и настораживало, но и пугало. Клёкот птиц сменился до боли знакомыми вскрикиваниями животных. Однако вспомнить кому они принадлежат Итан не мог. Понял, а точней увидел животных, издающих эти звуки позже, к концу сна, а сейчас четверо исследователей вошли в пирамиду. Факелы, лежащие в портфелях, так и остались там из-за ненадобности. Внутри было настолько ярко, что солнечный свет был не нужен. Кристаллы, золото, серебро, алмазы, бриллианты – всё это находилось внутри, вгрызалось в стены и потолок.

Больше всего Итана привлёк большой… нет, ОГРОМНЫЙ горилл сделанный целиком из золота и с метровыми красными сапфирами вместо глаз. Он смотрел на Гориллу, а остальные помчались вниз, высунув из рюкзаков кирки и что-то крича о богатсве. И продолжая смотреть на статую, Итан смог соединить её облик с криками животных. В ужасе обернувшись, он увидел деревья, ветки которых были сверху до низу заполнены разгневанными мартышками. Все они скалили зубы, злостно кричали и били лапами по веткам. Это была не просто стая разгневанных мартышек – это была армия, взбешённых мартышек, собранных со всех джунглей

Спрыгнув с деревьев, они превратились в светло-коричневым цунами, что спустя секунды нахлынуло на пирамиду. Итан попятился назад, но зацепившись за брошенный рюкзак повалился вниз. Режущий уши крик десятков тысяч приматов смешался в один ужасный звук, заставивший его зажать уши. Он зажмурил глаза и раскрыл их, в надежде проснуться, но вместо этого увидел оскаленные, как у тигра зубы, вонзившиеся ему в глотку.

Проснулся Итан в холодном поту, с головной болью и сильным, как от адреналина, сердцебиением. Одеяло под ним стало липким, холодным и одновременно мокрым, напоминая слизь. Итан попытался скинуть его резким движением, но стоило ему согнуться, как он зацепился за крючок. «Струны Арфы» натянулись, и он с жуткой болью, чуть ли не крича рухнул на подушку. «Грипп? – вспоминал он возмущения брата и свой ответ. – Сильный Грипп, но я сильнее». Слеза скатилась с его лица, потом другая, а потом он заплакал. Эти мерзкие, делающие тебя слабей, слёзы лились друг за другом, а одеяло, такое же мерзкое и холодно, окутывало его в свои объятья. «Объятия смерти» – подумал Итан и удивился своей же мысли. Но он был чертовски прав, хоть и не понимал, что жизнь укоротилась ещё на несколько дней.

Глава 3

Рич Тейлор

Прошла неделя. Очередной луизианский дожди начался день назад и длился до сих пор. Синоптики, высказывали недоумения, извиняясь за столь непредвиденную погоду («Когда ты плачешь и идёт дождь, знай, ты плачешь не один. Небеса скорбят вместе с тобой»).

Итан совсем ослаб. Он не мог вставать с постели, отказывался от мультфильмов, говоря, что от них начинает болеть голова, и больше не мог есть без помощи мамы или Рича (Отец весь день был на работе, а когда приходил, то ужинал, а после уходил спать). Но было ещё кое-что, кое-что более важное, то что беспокоило Риччи Тейлора, значительно больше, чем отец, не проявляющий заботы к больному сыну. Голос, тот самый что говорил с ним на кладбище. Рич услышал его в комнате Итана: «Ты придёшь ко мне Рич Тейлор…», – и не на шутку перепугался. Но сейчас, сидя возле окна и смотря на плавно стекающие капли, оставляющие после себя кривые хвосты на стекле, он услышал голос вновь и говорил тот как нельзя прямо:

«Ты придёшь ко мне Рич Тейлор, и я помогу тебя, – на секунду, Рич подумал, что сейчас последует жуткий смех, что он слышал на кладбище, но того не прозвучало. Голос продолжил. – Помогу с твоей бедой, ты только приди»

«Куда?» – спросил Рич, сконцентрировавшись на разговоре и, невероятно, услышал ответ.

«На кладбище, а там следуй за огоньками, они приведут тебя ко мне. И тогда я помогу тебе и тому, кому ты хочешь помочь».

На миг сердце Рича остановилось, а мозг потребовал больше кислорода. Слишком сильно возбудившись от услышанного, успевшего задурманить разум, он не услышал столь гнусный смех, сводящего с ума безумием и грубостью. Он переспрашивал себе, всё больше напоминая параноика, сказал ли голос, что поможет Итану или нет. Возбуждение, перемешивалось со страхом и, словно всплеск закиси азота, образовывало адреналин, щекочущий все слабые точки. Чувства эти, постепенно отключали мозг, но резервный источник, называемый подсознанием, сработал, когда мать, стоящая на кухне, спросила:

– Рич ты куда?