Лунный свет

Рич протянул руку, отбросив неуверенность мыслями о Итане, лежащим в постели и умирающим. Ладонь, накрыла скрижаль, и та вспыхнула чёрным пламенем. Рич попытался закричать, но всё вокруг закружилось, и он совершил скачок в прошлое.

Рича выбросило, как мешок с мусором посреди какой-то индейской деревушки. «Луизиана до прихода европейцев» – догадался он, осматривая шатры. Вокруг лагеря цвёл густой лес, где-то в дали журчала река, но звук костра, горящего под Ричем, слышался значительно чётче. С минуту, он смотрел под себя, на пламя, охватывающее его, но не причиняющее боли, а потом услышал голоса.

– Миктлантекутли поможет ему! – говорил мужчина, вышедший из шатра. Шатёр был в три метра высотой и столько же в диаметре. Различные узоры красных и синиц цветов, украшали ткань шатра, выделяя его на фоне других.

– Вемэтин, не стоит, – откликнулась девушка, выбежавшая следом за мужчиной. Она обхватила его за торс, упёрлась ногами в землю и попыталась остановить мужчину. Но тот был слишком мускулист и огромен, чтобы девчонка смогла его сдвинуть. – Эта его судьба, судьба Ашкий, нельзя вмешиваться в судьбу. Это…

– Судьба моего брата стать вождём, а не умереть от болезни, – он раздвинул руки девушки и обнял её. – Я должен ему помочь, должен помочь брату.

– Вемэтин, п-пожалуйста, – плача просила она, – тебе не стоит этого делать. Мы – я и ты, наша мать и отец, наши предки, все мы встретимся в другом мире. Этот мир лишь дорога к нему, п-пожалуйста одумайся.

– Венона, я принял решение, – он отстранился от сестры, посмотрел в её заплаканные глаза и тыльной стороной пальцев вытер слёзы. – Когда я вернусь, Ашкий и ты, встретите меня.

И вырвавшись из объятий сестры он побежал в сторону Рича. Перепрыгнув костёр, пройдя сквозь Рича, он вскочил на лошадь и помчался в глубь леса. Белый силуэт лошади и всадника, в скором времени исчез в гуще леса, и лишь стук копыт эхом отдавался откуда-то издали.

– Судьба, – Рич повернулся в сторону звука, к Веноне стоящая на коленях возле шатра. – едина для всех, Вемэтин, а ты…

Очередной толчок и Рича выкинуло в пещеру. Он стоял в груде костей, а перед ним Вемэтин, измазанный кровью и грязью. В руках он держал нож и возвышался над кем-то или чем-то. Медленными шагами, будучи не уверенным в собственном желании увидеть, Рич обошёл индейца и нашёл расчленённую лошадь, валяющуюся в груде костей. Отрубленная голова, лежала среди людских черепов с остекленевшими от боли глазами, торс среди человеческих рёбер, а ноги рядом с бёдрами и кистями рук скелетов. Рич в ужасе поднял глаз, чтобы посмотреть в лицо этому…этому извергну, но вздрогнул, заметив слёзы, сочащиеся по щекам.

– Зачем ты это сделал? – спросил Рич, но не услышал ответа.

Вемэтин упал на колени, схватился руками за голову и завыл, как волк или койот. После он повалился на бок, сжался клубочком и зарыдал. Мольбы прощения, как понял Рич, вылетали из его рта, полного слюны и соплей.

– Брат, простишь ли ты меня за содеянное?

И вновь толчок. Рич снова в лагере, уже возле палаты.

– Что ты наделал, Вемэтин! – кричал мужчина, слишком похожий на Вемэтина, чтобы не быть его братом. – Зачем, зачем ты это сделал?

Вемэтин упал на колени перед Ашкий и охватил его торс.

– Я не хотел терять тебя, брат, – говорил он со слезами на глазах. – Хотел, чтобы мы были вместе… хотел, чтобы ты стал вождём! Я бы не смог…

– Что ж, – заговорил Ашкий оттолкнув брата так сильно, что тот повалился на спину. – В одном ты был прав, брат. Я стану вождём, но вместе мы не будем. Я изгоняю тебя из племени за…

Но услышать из-за чего Рич так и не смог. Луизианский леса, шатры, люди, всё слилось воедино, перемешалось, и начало вращаться, как чёртовый вентилятор, вызывая тошноту и рвоту. Рича выбросило в пещеру (Он просто упал) и, грохнувшись на черепа, он влетел в гору костей. Боль была реальной, он почувствовал, как заныл его позвоночник, как кольнуло в плече и как завыла рука.

Перевернувшись на левый бок, он опёрся на локти и с трудом, словно кто-то лежал на нём, поднялся на колено. Лёгкие жадно вбирали воздух, как вдруг дыхание прекратилось, а глаза расширились как у кошки. Паук-коробка-гигант, проползал прямо под Ричем, его жвала угрожающе стучали, а волосинки на лапах подёргивались. Одна из восьми, ужасных, внушающих ужас лап, коснулась пальцев Рича и он, закрыв глаза, застонал. Паук прошёл под ним, а следом за ним пролетела летучая мышь, с длинными, как у Фенека, ушами и прозрачными крыльями, как у бабочки. Она спикировала над головой Рича, чудь было, не задев его волос и исчезла из виду.

«Что это за чертовщина этакая?» – спросил он сам у себя, а ответил голос, но уже не в его голове, а позади него.

– Ты пришёл ко мне, Рич Джо Тейлор, – голос был безумным, но сильным. – Пришёл ко мне за помощью. – Рич начал было оборачиваться, как голос его предупредил. – Стой, – и он застыл, – я не хочу, чтобы ты визжал, как ребёнок, как это делали многие до тебя. Поэтому приготовься увидеть нечто-то страшное и пугающее. – И голос рассмеялся.

Представляя огромного паука, Рич нехотя (Конечно, кто бы захотел посмотреть страху в лицо?) обернулся. Что-то острое, страх окутанный ужасом, словно игла пронзило его душу, когда он увидел паука-коробку-гиганта, ползающего по сильным ногам, сидящего на кортах … «Человека» – подумал Рич и приподнял глаза ввысь. Это существо и вправду напоминало человека, но лишь до шеи, обвешенной ожерельем из человеческих глаз, точней до позвоночника, торчащего из спины, и хранящего на себе человеческий череп. Окрашенные в цвет крови челюсти испускали и втягивали в себя синий сгустки дыма, а вокруг верхней части черепа короной торчали перья. На плече сидела та самая летучая мышь, которая чуть было не сделала Риччи лысым, спикировав над его макушкой. В руке, такой же окровавленной, как и челюсти, дремала сова (Глаза её, как выяснил Рич чуть позже, были красные, как челюсти существа).

– Кто ты или что ты? – услышал Рич голос очень похожий на свой. Но никогда бы не поверил, что это спросил именно он, так сильно был уверен, что рот его закрыл на замок страха, ключ от которого утерян где-то там, на поверхности Кургана. – Ты Миктлантекутли?

– Да, я Миктлантекутли, Бог смерти. Бог подземного мира, царства умерших и всякой тому подобной ерунды, – паук заполз ему за спину и больше, до конца разговора, Рич его не видел. – Упустим подробности. Ты… – он протянул свободную от совы руку, указывая пальцем с длинным ногтем на Рича. – Хочешь помочь брату младшему, брату слабейшему, брату любимому.

– Что это было? –Миктлантекутли вопросительно склонил голову. – Когда я дотронулся до плиты, с символами, я… – втянув губы и опустив взгляд, Рич покачал головой.

– О-о-о… – вяло протянул Бог. – Всего лишь обрывки воспоминаний прошлого владельца.

– Владельца?

– День назад ты был менее сговорчив, Рич Джо Тейлор.

Нависла небольшая пауза, неловкая в каком-то смысле для Рича, схватившая его за живое. А ведь правда, Рич, кажется, стал забывать: «Слово-серебро, молчанье-золото». Стал меняться, терять свою стоимость, которую так долго повышал.

– Мне кажется ты пришёл за помощью, а не для разговоров, – продолжил разговор Бог смерти. Сова повернула голову к Ричу и раздвинула шторы век, показывая кровавое свечение глаз. Грудь её казалось, расширилась вдвое и она заговорила, на своём языке: «Угу-уГу-угУ», а после чего закрыла глаза и отвернулась. – В этой плите… – свободная рука его вспыхнула чёрным пламенем и в ней появился небольшой, прямоугольный камень, толщиной с доску, – ты найдёшь ответы на все интересующие тебя вопросы, Рич Джо Тейлор. Можешь взять её, а мне пора возвращаться… эм… жена ждёт, – и он безумно засмеялся.

– Постой, – задержал его Рич, но руку к плите так и не протянул. – Я не могу взять каменную плиту, с виду которой…

– Примерно семь миллионов лет, – помог он. Челюсть Рича отвисла, но тем не менее он продолжил:

– В общем, эта плита вызовет слишком много подозрений.

– О-о-о… – протянул Бог. – Понимаю вас, людей, хоть вы и становитесь страннее с каждым днём, – плита вспыхнула, ярким, чёрно-белым пламенем и Ричу пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть, а когда он их открыл, то в руке Миктлантекутли лежала чёрная книжка, с прямоугольными узорами белого цвета, расползающимися по всей обложке. Он протянул книгу Ричу и тот ухватился за неё. – Если ты захочешь пообщаться… хотя ты не из таких… – Бог протянуто хмыкнул, почёсывая подбородок, – если тебе нужен будет ответ на волнующий тебя вопрос, ты всегда сможешь спросить меня.

Обложка книги распахнулась и страницы, с немыслимой скоростью начали переворачиваться, вплоть до последней («А не легче было открыть книгу с другой стороны?» – подумал Рич, но мысль эта была мимолётной и не сумела долго задержаться в голове).

Перед глазами Рича возник девственно чистый лист.

– Запомни, Рич Тейлор, ты должен писать только кровью.

– Как-то слишком много крови понадобиться, не находишь?

– Лишь капля крови на листке, её должно хватить, – сова и летучая мышь взлетели ввысь и разлетелись в разные стороны: сова на север, мышь на юг. Паук спрыгнул со спины и подполз к Ричу, дыхание того застыло. – Следуй за пауком, он выведет тебя на поверхность, Рич Джо Тейлор, – Бог вспыхнул чёрно-белым пламенем и один из языков перелетел на паука, сделав его неким, передвижным фонариком. «Паук-Коробка-Гигант-Фонарик», – мысленно сказал Рич, не зная смеяться ему или плакать. – Запомнишь маршрут и не придётся спрашивать путь у паука в следующий раз, – эхом пронёсся голос в пещере и жуткий, безумный смех шпагой пронзил барабанные перепонки Рича…

Итан Тейлор

… снившегося Итану. Широко раскрыв глаза, Итан проснулся, едва сумев подавить собственный крик – рот был уже открыт. Первые несколько секунд он чувствовал себя великолепно, для человека подхватившего вирус Марбурга, но после вернулись: слабость, рвота, головная боль и «Струны арфы». Теперь эти струны были натянуты всегда и как на профессиональном инструменте, от одного резкого (И уже не очень резкого) движения Итана начинали причинять боль.

Сейчас, когда боль приползла обратно, начиная с ног и заканчивая головой, Итан лежал, не двигаясь и только грудь его, как воздушный шар, то надувалась, то сдувалась. Он вспоминал сон. Сон был мерзким, страшным и в нём был его брат, паук, сова, летучая мышь и чёрный огонь, с белыми языками пламени, ласково облизывающий мрачные стены пещеры. Чёрный огонь был злым, куда злей Доктора Осьминога или Карнеджа, но он предложил помощь, которую Рич принял. Итан потянулся ко лбу, чтобы постучать себя за плохую мысль и не смог. Мышцы плеча жутко взревели, и рука камнем рухнула на одеяло.

«Как я мог такое подумать про Рича, – едва шевеля губами, говорил он. – Мой брат бы не стал принимать помощь от зла, ведь… – и эффект «Deja vu», пронзил сознание Итана, словно это уже было, только давным-давно, когда ещё Америка была свободна от европейцев. – Чёртов Грипп, ты пока выигрываешь, но я сильней тебя!». Да, Итан, быть может ты сильней Гриппа, но ведь ты болен чем-то другим, и ты это понимаешь. И лишь слова матери «Доктор Чарли сказал, что у тебя Грипп, очень сильный Грипп» не давали действительному убить вымысел до конца. Поэтому ты должен спросить её, чем ты болен. Прямо сейчас, когда дверь в твою комнату открылась.

Кэтрин Тейлор с гримом, в виде улыбки на лице, зашла в комнату. На блестящем подносе она несла две тарелки – одна с овощным супом, другая с манной кашей, – и кружку зелёного чая с лимоном и тремя кубиками сахара. Поставив поднос рядом с постелью, присела возле Итана. Тыльной стороной руки дотронулась ко лбу, и погладила сына по белоснежным волосам.

– Что тебе снилось? – ласково спросила она.

Итан помолчал, открыл рот чтобы ответить, закрыл и спустя время собравшись с силами соврал.

– Я видел дедушку, с белыми, как у меня волосами, но у него была ещё борода, – говорил он медленно и каждый вдох занимал огромное количество сил, как прыжок в баскетболе. – А вокруг его головы был круг из яркого золота, – глаза Кэтрин расширились в страхе, а горло с трудом пропустило слюну. – И он сказал, что ты солгала мне и болен я вовсе не Гриппом, а чем-то ужасным… и… он даёт тебе последний шанс сказать это мне самой, или скажет он.

Слово-Серебро.

Она посмотрела на него взглядом загнанного в ловушку зверя. Слёзы наворачивались на глазах, но она не могла позволить им появиться. Только не при сыне, только не при ком-то. Но руки, они уже дрожали, а шприц совести уже вошёл ей под кожу. «Скажи сыну правду, ему станет легче» – говорила одна часть подсознания, на что другая отвечала: «Соври, Кэтрин, дай сыну умереть без страха. Дай ему умереть спокойно».