– Почему бы тебе не брать пример с твоей родной сестры? – взяв в руки клеймо, Администрация нагрела металл добела и приложила к серому веществу в моей голове. Коронная фраза «бери пример с сестры». Я настолько часто это слышу, что смысл слов, подобно шраму, который никогда не заживет, останется со мной до конца жизни. Я не удивлюсь, если лежа на смертном одре, опять сделаю что-то не так, и мне скажут: «Бери пример с сестры». Блаженная Кэтрин. Ее безупречность, словно взрывчатка, разрушает мою жизнь.
Дома невозможно находиться из-за очередной ссоры родителей, поэтому я, дав волю ногам, шла по переполненным людьми осенним улицам и думала о чем угодно, лишь бы отогнать навязчивую идею о том, что надо брать пример с Кэтрин.
– Если я когда-нибудь свяжусь со Штерн и ее крошками, пожалуйста, ударь меня. – в голове всплыла эта фраза. Я сказала ее Элмо, когда Кэтрин уже основательно запуталась в сетях своей новой «подруги».
– Можешь в этом не сомневаться. – ответил он. Элмо был один из немногих, кто стоял по ту сторону баррикады и заклинал никогда не становиться такой же, как Кэтрин. Такой точки зрения придерживалось еще несколько человек, но их голоса едва ли были слышны в невероятно громком вопле других, желающих видеть меня такой же, как сестра.
Внезапно мыслительный поток резко сменил направление, и я увидела лица родителей. Звон отцовского стакана и шелест страниц маминой Библии. Скандалы, одни и те же слова. Как хорошо, что ветвей у религии столько же, сколько у векового дуба. Их брак – сплетение христианства и греческой мифологии. Иисус и Дионис, в теории едва ли смогли поладить. Они бы разорвали друг друга в клочья, но ведь на практике все иначе. Да, им тяжело, но они хватаются за любую возможность исправить положение и избежать конфликта. И общество их не осуждает. Почему же у нас с Кэтрин все иначе? Почему люди перемывают мне кости, а её скелетов никто не замечает? Почему переплетение наших религий считают неправильным и всячески побуждают именно меня отступить?
Я подняла голову и увидела огромный небоскреб. Изумрудный газон нисколько не утратил свежести, а цветы на пышных клумбах пылали яркими красками. Я в центре Мегаполиса. Корпорация «Счастье» притягивала к себе взгляды абсолютно всех окружающих, и я не стала исключением. Она манила, восхищала, завораживала. Она направляла запутанный поток мыслей в одно русло, и все мои думы теперь были только о ней. Стекло, бетон и металл, все это переливалось всеми цветами радуги. Как бы мне хотелось получить продукт, изготовленный Корпорацией. Как же я завидую всем тем, кто попробовал настоящее Счастье на вкус. Я могла бы купить себе новую внешность, таланты, и тогда никто бы не осмелился сказать «Бери пример с сестры», тогда бы Кэтрин заняла мое место, и на себе почувствовала какого это – играть роль «плохой» сестры. Вот только для меня Корпорация «Счастье» так же недосягаема, как и для большинства жителей Мегаполиса. Огромный логотип в виде человека в строгом черном костюме, при галстуке и цилиндре будто бы насмехался надо мной.
В голове появился новый вопрос: сколько нас таких, кому неведом вкус успеха? Кто не испытывал настоящего Счастья?
***
– Ты знаешь произведение «Трагедия человека»? – неожиданно спросил Элмо. Он лежал на полу с закрытыми глазами, когда я зашла в комнату. Прошло чуть больше часа.
– Нет.
– Его написал один венгерский писатель. Суть трагедии в том, что Дьявол, соблазняя Адама и Еву, показывает им будущее, прогоняет через все эпохи.
– К чему ты это вспомнил?
– Я будто бы оказался по ту сторону реальности, где Господь существует. Я находился среди сонма ангелов, которые восхваляли Его и Его творение. Он создал человека, и лишь Люциферова хула выбивалась из этого священного хора. Я видел перед собой два дерева в Райском саду, принадлежащие Дьяволу. Как этот змей соблазнил Адама и Еву. Он обещал им мудрость и бессмертие, но не дал ни того, ни другого. И я тону с ними в этом сумасшедшем круговороте столетий. Египет, Греция, Рим. Я наблюдаю за ними, незаметно, как будто со стороны Господа, который хоть и разочарован, но обеспокоен судьбой творения. Мы все вместе проходим через столицы Европы. Вонючий и революционный Париж, холодный и обезумевший от голода Лондон. Я чувствую боль Адама, горе Евы, как свои собственные эмоции, чувствую насмешки и обман Люцифера, как будто он надо мной тоже издевается. И все это переплетается с ноктюрн Шопена, как будто композитор часть всей этой иллюзии. Ты понимаешь меня? – я внимательно и заворожено слушала Элмо, ощущая, как грудь наполняется болью и обидой. Я пришла сюда в надежде найти покой, а в итоге вынуждена бежать из собственного убежища.
В комнате было дымно и пахло травой.
***
Общественный транспорт. Для кого-то эти два слова – настоящий ночной кошмар, но лично я нашла в нём спасение. Когда некуда идти, нужно куда-то уехать.
Из истории я знаю, что раньше люди передвигались по городам с помощью автобусов, маршрутных такси, трамваев и троллейбусов. Хотела бы я попасть в прошлое и покататься на транспорте наших предков. Сейчас все изменилось. Машины остались, они считаются довольно дорогостоящим средством передвижения, которое могут позволить себе далеко не все. Общественный транспорт, для удобства жителей и разгрузки дорог, превратился в огромное сплетение стальных «мостов». Они нависают над Мегаполисом, ныряют под землю, петляют между небоскребов. По ним, словно тысячи металлических паукообразных роботов, бесшумно передвигаются поезда. Всё это так и называется «Паутина». Сеть настолько обширна, что распространилась во всех пригородных районах города. Говорят, что это не конец и вскоре Паутина доберется до близлежащих Мегаполисов, о которых мало что известно (по крайней мере моему окружению).
Я всё это рассказываю для того, чтобы ты понял насколько Паутина масштабный городской проект. Кататься на ней можно едва ли не бесконечно. Не думаю, что насчитается даже пятерка людей, которые полностью разбираются во всех хитросплетениях и побывали во всех её темных углах. Поэтому в моменты отчаяния я просто сажусь в первый попавшийся поезд-паук и еду в неизвестном направлении.
Страсть Элмо к наркотикам всегда будила во мне ужас и отвращение. Он делал это редко, но регулярно, и говорить об этом не было никакого смысла. Это был один из его грехов, с которым он не желал расставаться, и повлиять на это никто не мог. Я ехала в сторону Западного пригорода, через Центр Мегаполиса и смотрела в окно. Летающие пауки с панорамными окнами обеспечивали отличный обзор. Погрузившись с головой в музыку Людовико Эйнауди, я думала о том, как же быстро и незаметно осень завладела городом. Она забралась под кожу, рождая едва ощутимую волну мурашек. Отражается в стеклянных витринах, падает вместе с багряными листьями, висит алыми гроздьями рябины, она даже до солнца добралась, не лишив яркого света, остудила его. Сентябрь путался в мыслях, рождая уютную меланхолию. Очень сложно передать это состояние словами. Его можно сравнить с теплым свитером, холодными пальцами, которые касаются горячей кружки с чаем. Осень уже не прячется в тени, она выглядывает из карманов и складок пальто, слегка поскрипывает в кожаных кедах и ботинках прохожих. Есть еще время и возможность поймать последние обрывки лета, но вскоре небо осознает, что происходит и обрушит на город свой печальный плач.
Проезжая мимо Центрального парка, где смена времен года ощущается куда сильнее, я поймала себя на мысли, что наблюдаю за одиноким человеком, сидящим на скамейке, возле пожелтевшего клёна. Я знаю его.
Ноги, поддавшись сверхъестественному позыву, самостоятельно подняли меня и заставили выйти из вагона. Ещё до конца не отдавая себе отчет в том, что я делаю, я шла навстречу к нему, смущенно махая рукой. Он улыбнулся.
– Добрый день, Натали, какая неожиданная встреча. – человек был известен как Профессор Л. Он никогда не говорил мне своего полного имени, а я его об этом не спрашивала. Это был преклонных лет мужчина, который помнит то время, когда в учебных заведениях преподавали люди, а не машины. Я познакомилась с ним в нашем пригороде. Профессор тогда напомнил мне человека заблудившегося. На фоне Паутины, неоновых табло и сенсорных панелей он шуршал старой пожелтевшей газетой, перечитывая какой-то аналитический материал (видимо не в первый, и даже не во второй раз). Он до сих пор мне кажется человеком, который всячески старается сохранить тот мир, в котором осталась большая часть его жизни, хотя он уже давно исчез.
– Рада Вас видеть, Профессор. – я говорила без тени лести. Элмо, Кэтрин, родители, учеба всё это мгновенно отошло на второй план.
– Взаимно. – с улыбкой ответил он. – Присядешь?
– Разумеется. – он немного подвинулся. Ветер зашумел осиновыми листьями.
– У тебя усталый вид, Натали. Ты не хочешь поделиться, что тебя печалит? – Профессор Л всегда был очень проницателен по отношению к людям. Не было смысла что-то скрывать от него. Да и сил тоже не было.
***
Разговор закончился с наступлением сумерек. Холод, назойливо приставая, заставлял всё чаще обращать на него внимание, отвлекая от беседы. Слова вылетали вместе с небольшими облачками пара, которые тут же растворялись в воздухе.
– Уже довольно поздно, – подытожил он, вставая со скамейки. – Я надеюсь, Натали, что все у Вас наладится. Старайтесь с пониманием относиться к тому, что Ваша семья беспокоится о Вашем будущем, пускай и весьма своеобразно. – его ярко-голубые глаза блеснули ироничным огоньком. Я улыбнулась.
– Спасибо Вам.
– И Вам, я получил огромное удовольствие от общения. Помните, даже при самом ужасном раскладе нельзя опускать руки, нужно идти вперед, как бы ни было тяжело, только тогда можно почувствовать себя счастливым. – с этими словами Профессор Л развернулся и ушел. Я хотела попрощаться и сказать, что буду стараться следовать его советам, но в голову так резко врезалась последняя фраза, что я еще долго не могла думать о чем-то другом.
«Почувствовать себя счастливым». В нашем городе люди говорят о счастье только в одном контексте. Машинально я посмотрела на линию Паутины, которая ведет в самое сердце Мегаполиса. Именно там и находится настоящее Счастье. Оно сверкает ярче звезд и переливается цветами радуги. Оно имеет свою цену. Другого счастья мы не знаем. Однако если сильно постараться, то что-то очень похожее можно «почувствовать». Теплое, едва заметное ощущение где-то внутри, от которого становится хорошо и уютно.
Разговор с Профессором, ночные посиделки в квартире Элмо, улыбающиеся лица моей семьи – вот те вещи, которые способны разжечь этот огонёк в груди. Мысленно я начала перебирать то, что даёт другим людям ощущение счастья.
Для мамы это звук и голос церковного хора, для отца горький вкус виски с лимоном, Кэтрин вся светится от шумных вечеринок и собственного отражения в зеркале. Штерн чувствовала себя счастливой только, когда другим было плохо. Элмо блаженно закрывает глаза, слушая симфонии Бетховена. Удивительно, насколько формы счастья различны, но для подавляющего большинства людей существует только одна его форма – жидкость цвета радуги в стеклянном флаконе.
***
Дорога домой взбодрила меня. Успокоила. Холодный ветер освежил голову, выдувая печали и расставляя мысли по полочкам. Ноги сами несли меня домой, мозг не сопротивлялся, но клянусь, если бы я заранее знала, что в настоящий момент происходит в нашей маленькой квартирке, я бы заночевала на улице. Меня бы не испугали ночные ужасы пригородных районов. Понимание пришло слишком поздно, когда я закрыла за собой входную дверь.
Захлопнулся капкан, попалась добыча. Из кухни доносились приглушенные, но весьма радостные голоса. Беседа была настолько живой, что никто не заметил моего появления, а это могло означать только одно. В доме есть кто-то посторонний. Гость. В жутком оцепенении я стояла в прихожей, боясь даже вздохнуть. Голос мужчины незнакомый. Значит это не кто-то из родительских друзей, да и Кэтрин бы там не было. Кто это? Уже достаточно поздно, но, судя по звукам из кухни, беседа не собирается заканчиваться. Еще стучат ножи и вилки. Страх и любопытство наносили друг другу смертельные раны, я понимала, что ситуация безвыходная, рано или поздно они поймут (или уже поняли), что в их сакральную атмосферу беспардонно ворвалась я. В голове раздавались звуки хлопающих дверей. Это пути отступления закрывались один за другим, оставляя меня в темноте. Лишь одна дверь была распахнута настежь. Она, в отличие от всех остальных, не источала свет. Внутри был мрак, густой и опасный. Кажется, я вижу щупальца, стоит приблизиться, и они схватят меня. Последний путь отступления захлопнулся. Я сделала шаг вперед.
– Натали? – голоса стихли, щупальца не стали дожидаться, они схватили меня и уволокли в неизвестность. Дверь закрылась.
– Да. – негромко отозвалась я, набирая как можно больше воздуха в легкие. Не знаю, когда мне в следующий раз удастся это сделать. Оттягивая неизбежное, я бережно повесила куртку и медленно побрела в сторону кухни. Коридор слишком быстро кончился и вот я стою на пороге светлой столовой. Пряный запах карри напомнил желудку, что я давно ничего не ела, но тело категорически отказывалось приближаться к столу. Восемь пар глаз жадно уставились на меня, изучая каждую клеточку. Отец, в его излюбленной манере, смотрел пустыми серыми глазами, с каждой секундой понимая, что содержимое тарелки куда интересней, чем родная дочь. Мама всячески пыталась изобразить заботливый, даже тревожный взгляд. Кэтрин не скрывала своего призрения. Поджав губы, она изучала мой внешний вид, и чем дольше она это делала, тем больше выражение её лица напоминало мне рыбу-каплю.
– Добрый вечер, Натали, а я уже испугался, что не смогу сегодня с тобой познакомиться. – неловкое безмолвие нарушил гость, который оказался совсем неизвестным человеком. Это был мужчина, старше нас с сестрой, но младше наших родителей. Примерный возраст где-то от двадцати шести, до тридцати трёх. Не могу определить точнее. Его внешний вид – один сплошной диссонанс. Даже в приглушенном теплом свете его лысина неестественно сверкала, голубые глаза в обрамлении светлых ресниц, внимательно наблюдали за каждым моим движением, пухлые щеки ужесточила трехдневная щетина, а очень странной формы рот исказился в непонятной, но искренней улыбке. Мужчина был прилично одет, темно-синий костюм прекрасно сидел, запястье левой руки украшали раритетные часы со стрелками (подобные вещи встречались теперь крайне редко), а на указательном пальце правой руки переливался золотой перстень с черным камнем.
– Натали – это Форд, мой молодой человек. Форд – это моя сестра, Натали. – казалось, что это взаимное разглядывание длилось несколько часов, недовольный голос Кэтрин заставил меня выйти из забвения.
– Поужинаешь с нами? – в голосе мамы было больше утверждения, чем вопроса. Отказаться сейчас – значит обеспечить себе «радужное» будущее, к тому же я действительно голодна.
– Буду рада. – ответила я, улыбнувшись Форду, который уже заботливо подвинул для меня стул.
Ужин продолжался довольно долго, а я всё потеряла уже за чашкой ароматного чая. Потеряла нить монотонного разговора, в котором участвовали все (даже отец), потеряла счет времени, контакт с реальностью, саму себя. Я сидела в своей столовой, в своём доме, рядом со своей семьей, но ощущала себя чужой. Я пыталась поддержать разговор, вот только для остальных мои слова сравни стуку чайной ложки о фарфоровые края чашки – пустой и надоедливый звук. Я водила пальцами по интерактивной столешнице, которая выглядела как открытый большой аквариум и мечтала в нем утонуть. О конце ужина я узнала, когда стол вновь стал белоснежной гладкой панелью.
– Это был прекрасный вечер, но нам всем пора отдохнуть, – мама убирала грязную посуду в посудомоечную машину. – Кэтрин, дорогая, разберитесь с Натали кто и где будет спать.
– Конечно мам. – сладко пропела она, хватая под руку Форда. – Мы разберемся. – одного её взгляда было достаточно, чтобы понять – мой кошмар только начинается.
***
– Натали Грау! – голос звучал где-то очень далеко, приглушенно. Сенсорная панель расплывалась перед глазами. Я смотрела на свои дрожащие руки, кожей ощущая взгляды всего класса. Суровые, колючие, осуждающие. Они смотрели на меня, как голодные шакалы на добычу.
– Я отказываюсь. – как можно громче сказала я, избегая преподавательского вопроса «Простите, что Вы сказали?»
– Вы понимаете, что отказываясь от сдачи итоговых экзаменов, обрекаете себя на жизнь лишенную всяческих перспектив и развития. Вы не сможете пойти учиться дальше, соответственно и работу не сможете найти достойную. Я искренне советую Вам взяться за голову и попросить совета у своей семьи.