Моя Родина

Я сейчас так рассеянна, что сев в машину, забываю пристегнуться. Не знаю, почему разговор с асяй настолько выбил меня из колеи. Ничего нового или, о чём бы я сама не догадывалась, она не сообщила. Вот только услышать про «старость и расчёт» моего жениха было обидно, да…

– Что случилось?

Вздрагиваю, больше даже не от вопроса, а от того, что его лицо прямо напротив моего, так близко, что тёмно-зелёные глаза двоятся, не давая на них сфокусироваться. Морской запах парфюма и терпкий аромат кожи заполняют лёгкие до предела. Щелчок, и мою грудь пережимает ремень безопасности. Только Дар, застегнув его, не торопится отстраняться. Ждёт…

– Ничего, – произношу, едва шевеля губами, – Всё хорошо…

– Да?

Он медленно возвращается на своё место, заводит двигатель.

– Да.

Мы выезжаем на трассу М12 в неловком молчании.

– Как поболтали? – спрашивает Родин через некоторое время, косясь на меня.

Всё-таки, хочет знать, что наговорила мне наедине асяй, когда попросила задержаться после завтрака. Прикусываю щёку, обдумывая ответ. Хотя… А почему я, вообще, должна скрывать?! Он же не ребёнок, старик или больной, чтобы я его нежные чувства берегла.

– Да хорошо поболтали, – пожимаю плечами я, – Спрашивала, давно ли мы спим вместе, не беременна ли…

Дар крепче сжимает руль, даже костяшки белеют, а затем криво улыбается, не глядя на меня.

– А ты?

– Сказала, что это не её дело. Я уже взрослая.

– Так и есть, – тихо говорит он.

– Но её это, конечно, не удовлетворило, – продолжаю я.

Родин молчит, слушая. Только желваки по щекам заходили.

– Пыталась меня, вообще, от свадьбы отговорить. Асяй была лучше подругой твоей покойной жены, сплетничали о тебе, наверное… Считает, что ты женишься на мне «по расчёту», как и в прошлый раз… Забавно, да?

Не удерживаюсь, и последнее предложение звучит громче, с вызовом.

– Что забавно? – вкрадчиво интересуется Родин.

– Твой «циничный расчёт и пошлая меркантильность», как она сказала…

Отворачиваюсь к окну. И слышу хриплый смешок. Смешно ему… Бесит! Застываю, когда его рука вдруг ложится на мою коленку, гладит сквозь тонкую ткань платья, обжигая. Я медленно поворачиваюсь к мужчине, стараясь справиться с нахлынувшим волнением. Ладонь уже на бедре, жжёт неимоверно. Даже дыхание спёрло.

– Глупая… – бормочет Дар, – Думаешь, тебя не за что полюбить? Веришь ей?

– Нет, – хриплю в ответ, вжимаясь в кресло, – Верю тебе… Но…

Жду, что он уберёт руку, но он не убирает. Ладонь, наоборот, ползёт всё выше по бедру, очень горячая, невыносимо, пока не накрывает лобок. Я прикрываю глаза, беззвучно выдыхая. Он меня, просто, спалит.

– Чёрт, не люблю я её! – рычит Родин и сворачивает эскалейд с трассы на просёлочную дорогу в поле подсолнухов.

Подаюсь вперёд от резкого торможения. Хлопаю глазами. Звук отодвигаемого до упора водительского кресла, мужское плечо у моего приоткрытого рта, щелчок ремня, руки, крепко хватающие меня за талию, рывок, треск платья, которое я не успеваю задрать. И я уже сижу у Дара на бёдрах с широко расставленными ногами и надорванной юбкой, собранной в районе пояса, и слишком отчётливо ощущаю его возбуждение. Упираюсь ладонями ему в грудь, но он даже не замечает. Затуманенный дурной взгляд жадно скользит по моему лицу.

– Всё, Лиль, хватит! – отрывисто шепчет Дар и, крепко обхватив мой затылок, вжимает мои губы в свои.

Я жду грубого напора, внутренне съёживаюсь от предчувствия. Но его губы оказываются неожиданно мягкими, хоть и требовательными. Он, словно, сначала настраивает меня. Смакует. Не напирает. Уверен, что я никуда не денусь, но и отступить не даёт. Мужская рука зарывается в мои волосы, крепко держит. Никакого своеволия и протеста он сейчас не допустит. Это как предупреждение. Не сопротивляйся, и тебе понравится. Подчинись!

И я подчиняюсь. Его вкус проникает в меня, терпкий, пряный, солоноватый. Будоражит, нервирует. Возбуждение окатывает приливной волной. Отступает и вновь захлёстывает с каждым прикосновением наших языков. Они сплетаются во всё более откровенном танце, пробуждающем пульсацию у меня между ног.

– Моя сладкая девочка, – бормочет хрипло Дар мне в губы, его руки мнут мои ягодицы, сжимая и разжимая, чуть разводя в стороны. Пальцы забираются под кружево трусиков, тянут вниз. Бесцеремонно, нагло.

– Только моя…

От его ладоней расходится жар, закипает внизу живота. Лоно начинает жадно сокращаться, мечтая о члене. В Даре меня всё заводит: его мягкая, обволакивающая напористость, словно, в бархат камень завернули, его терпкий вкус на моём языке, его руки, с силой мнущие мои бёдра. Его морской запах, заполняющий лёгкие, въедающийся в мою кожу. Осознание, что так сладостно подчиниться ему. Посреди белого дня, в машине на обочине федеральной трассы.

Да, это неожиданно возбуждает больше всего. Запретность, неправильность всего происходящего. Провожу ногтями по короткому ёжику на его затылке, и ощущаю всем телом, как мужчина сладко вздрагивает. Зарываюсь руками в более длинные густые волосы на макушке. Оттягиваю за чёрные пряди его голову, чтобы разорвал поцелуй, и подставляю шею. Родин урчит тихо, всасывая нежную кожу около бешено бьющейся артерии, прикусывает ключицу. Тянет лиф платья вниз и обнажает грудь. Прикрываю глаза, зарываюсь носом в душистую макушку, жадно вдыхая, ёрзаю на нём.

– Мокрая, – довольно шепчет Родин, резко толкая в меня сразу два пальца, я всхлипываю от неожиданности, – Хорошая моя…

– Сожми, – его рваные хриплые приказы мне в ухо, рука, вновь крепко сжимающая мой затылок, пальцы, таранящие меня, – Сильнее!

Обхватываю его внутренними мышцами так крепко, как только могу. По телу прокатывается болезненная судорога удовольствия. Мужская рука отпускает мой затылок и перемещается на шею. Сдавливает её, мешая дышать.

– Хочешь на член? – царапающий шёпот в ухо, – Сожмёшь так же, Лиль?

Моргаю, пытаюсь сглотнуть, но он слишком крепко сжимает моё горло. Рот наполняется слюной. Киваю, мучительно краснея.

– Скажи, – разводит пальцы внутри меня, растягивая на грани боли.

– Хочу…

– Меня хочешь? – мутный и одновременно пронизывающий взгляд.

Большой палец ложится на требовательно ноющую вершинку, делает с нажимом круговое движение. Ещё одно. Бёдра инстинктивно дёргаются, но мне их не свести.

– Тебя хочу… – сиплю, уже красная, как варёный рак, от жаркого стыда.

Мой ответ срабатывает, как спусковой крючок. Дар, рыкнув невразумительное что-то, приподнимает меня за бёдра, разворачивает к себе спиной. С нажимом давит на поясницу, заставляя лечь грудью на руль, юбка собирается на талии. Прикусываю губу, лихорадочно дыша. Треск разрываемой ткани, и трусики повисают на одной ноге. Вжик молнии. Жалящий резкий удар по ягодице. Шокировано охаю, а потом и вовсе захлёбываюсь стоном, когда Родин, просто, натягивает меня на себя.

Глаза широко распахиваются, низ живота сводит от невыносимого распирания между ног, которые сразу покрываются липким потом и начинают мелко дрожать. Пальцы Дара больно впиваются в мои бёдра. Пара глубоких медленных покачиваний на раскалённом, кажется, члене. Видимо, чтобы привыкла к этой дикой наполненности. А потом он начинает меня быстро размашисто драть. Я даже не знаю, как это по-другому назвать. Меня, просто, имеют. От души, с оттяжкой, вводя в шоковый безвольный транс. Выдыхаю на каждом толчке сиплый стон, пальцы до белых костяшек сжимают руль. Болезненное удовольствие закипает в растянутом до предела лоне вопреки всему. Влажные шлепки сталкивающихся тел оглушают.

– Чёрт, такая тесная… Как будто снова в первый раз, – Дар шепчет хрипло, напряжённо, почти зло, так же, как имеет, – Не могу больше…

Резко тянет на себя, заставляя упасть спиной ему на грудь, впивается болезненным укусом в мою запрокинутую шею. Член входит с размаху до упора, ещё раз. И дёргается во мне, толчками изливаясь спермой глубоко внутри. Ошалело хлопаю глазами, ноги сводит судорогой от пережитого напряжения, низ живота ноет от неудовлетворённого желания. Лёгкий шлепок по влажному бедру, и Родин снимает меня с себя, возвращая в пассажирское кресло.

– Прости, Лиль, – он рассеянно улыбается, – Не сдержался. Давно об этом мечтал. Помнишь, обломала меня после караоке «Пей&Пой»?

Быстрый взгляд в мою сторону, и тихо добавляет, щурясь.