Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей

. «Больше всех работает, как всегда, Михаил Васильевич, – отметил в своем дневнике в начале мая 1915 г. представитель главковерха. – Все важное и даже не важное в оперативном отношении поглощено им. Пустовойтенко тоже работает упорно: в оперативном отделе что-то делают. А. А. Гулевич как будто в стороне. Настроен он бодро и грозовых туч, скопляющихся вокруг нас, или не видит, или видеть не желает. Н. А. Данилов бодр, весел и дышит здоровьем, а недостаток в мясе, сене и артиллерийском довольствии, как здесь говорят, принимает характер кризиса. Что делает в общей работе В. Е. Борисов? Он помогает Алексееву, представляет ему расчеты оперативного характера и, кажется, работает над организацией пополнения и подготовки людского состава. Надеюсь, он не советчик, как сплетничают окружающие»

.

Во всяком случае, М. В. Алексеев доверял В. Е. Борисову гораздо больше, чем своему начальнику штаба – да и как могло быть иначе, когда М. В. Алексеев считал его человеком легкомысленным, неспособным правильно оценить ситуацию?

Это могло быть объяснено еще одной специфической особенностью этого способного генерала, которую отметил служивший в штабе полковник Б. М. Шапошников: «У Гулевича имелся один недостаток: он был барин и по внешности, и в работе»

. Штаб фронта располагался в Седлеце – небольшом польском городе, важном железнодорожном узле к востоку от Варшавы. Это было спокойное и тихое место, военное время почти не ощущалось. В городе стоял небольшой гарнизон (около 50 солдат). Перед входом в здание штаба под маленьким русским флагом находился постоянный караул из двух солдат. Весь штаб Северо-Западного фронта состоял из 75 офицеров. «Генерал (Алексеев. – А. О.), – вспоминал С. Вошборн, посетивший Седлеце 10 мая 1915 г., – спокоен и тих, и с самого первого взгляда можно сказать, что это – стратег, больше решающий за столом интеллектуальные проблемы кампании, чем работающий над тактическими головоломками на поле боя»

.

Тем не менее и проблем, и головоломок у М. В. Алексеева хватало. Новая общая идея Николая Николаевича (младшего) предполагала организацию наступления на Будапешт и оттуда в обход линии крепостей Краков – Позен – Торн в район Бреслау. Этот замысел был гораздо ближе к традиционным взглядам М. В. Алексеева, которому приписывали фразу: «Наш путь на Берлин лежит через Вену». Новый командующий Северо-Западным фронтом сразу же настойчиво начал работать над этим планами. Первыми его действиями на этом посту были организация линий обороны в тылу, вывод ряда корпусов и дивизий в тыл для преобразования необходимых резервов

. В. М. Драгомиров требовал подкреплений для Юго-Западного фронта, основные силы которого уже втянулись в горную войну за перевалы. 23 марта (5 апреля) 1915 г. Н. И. Иванов и его новый начальник штаба обратились в Ставку с просьбой о присылке свежих частей, поскольку опасались угрозы удара со стороны Черновцов.

26 апреля (8 марта) «во исполнение лично данного обещания» Николай Николаевич (младший) приказал передать 3-й Кавказский корпус в состав Юго-Западного фронта. При этом главковерх потребовал, чтобы корпус был немедленно использован в Карпатах, для чего он перевозился не в Каменец-Подольский, как этого хотели Н. И. Иванов и В. М. Драгомиров, а во Львов

. Ставка, не имея собственных резервов, не позволяла командованию фронтов создать собственные. Как и в 1914 г., Верховный главнокомандующий торопился вывести все свои силы в боевую линию и побыстрее добиться стратегического успеха. Теперь на австро-венгерском направлении М. В. Алексеев вскоре изменил свои взгляды на наступление на австрийском фронте: «…он начал проводить мысль, что наступление в Карпатах – операция второстепенная и вредная, и стал противодействовать ей, отказывался выделять для нее силы с Северо-Западного фронта»

.

6 апреля Михаил Васильевич отправил первое секретное письмо Н. Н. Янушкевичу, в котором он выступил против переброски сил Н. И. Иванову. В середине апреля генерал предложил нанести ряд частных ударов по ослабленным германским войскам на восточно-прусском направлении. Однако главным предложением М. В. Алексеева была организация наступления на левом берегу Вислы, то есть фактически во фланг собиравшемуся австро-германскому контрудару под Горлице. Николай Николаевич (младший) не поддержал эту инициативу

. Нельзя не отметить, что это изменение взглядов М. В. Алексеева отнюдь не означало переоценку австровенгерского направления. Изменилась ситуация на фронте, и дальнейшее углубление двух русских армий в Карпаты или тем более за Карпаты могло привести, как показали дальнейшие события, к трагическим для русской армии последствиям.

С другой стороны, в войсках стало чувствоваться утомление, продолжать наступление этими силами было трудно. «У русских стали обнаруживаться признаки, – отмечал Э. фон Фалькенгайн, – которые нельзя было иначе толковать, как значительное ослабление боевой упругости»

. Правда, те, кому приходилось сражаться с русскими лицом к лицу, имели другие взгляды на стойкость русских войск: «Бои у Мазурских озер зимой 1915 года явились таким же свидетельством о Русской армии, как Лодзь, Бзура и Равка. Тот, кто видел русского солдата того времени, никогда не станет утверждать, что сила сопротивления его была сломлена. Он погибал скорее на своем посту, чем оставлял его без приказа начальника. Случалось, что отдельные русские отряды сдавались без серьезного сопротивления, но это было лишь тогда, когда, оставшись без начальников, люди не знали, что им делать»

. Русская армия слабела по мере вымывания кадрового офицерского корпуса.

То же самое можно было сказать и об австрийских и венгерских частях, однако чем ближе русские войска были к Венгрии и чешско-славянским землям, тем менее предсказуемой становилась возможная реакция частей с преимущественно славянским контингентом. Германскому командованию необходим был успех, который дал бы тылу надежду на победоносный исход войны. 3 апреля 1915 г. в штабе Восточного фронта М. Гофман записал в своем дневнике: «Ни на востоке, ни на западе мы не сломили врага: наоборот, и французы, и русские живут с полной надеждой на победу – благодаря полностью лживым новостям, которые приходят в армии. Каждый день русские летчики разбрасывают над нами прокламации: «Сдавайтесь, сложите оружие, ваши жены и дети голодают!». В добавлении к этому русские считают, что они разбили австрийцев, и на самом деле они сделали это. Мы послали три дивизии в Карпаты (имеется в виду Бескидский корпус. – А. О.), и есть какая-то надежда на то, что эта линия продержится – на большее надеяться нельзя»

.

Однако и у наступавшего Юго-Западного фронта силы были на исходе. Правильное решение, которое принимается с опозданием, меняет свою природу. Резервы были исчерпаны, силы фронта растянуты в линию. 30 марта 1915 г. Н. И. Иванов и его новый начальник штаба генерал В. М. Драгомиров известили Ставку о необходимости образования резерва в районе Дуклинского перевала силой в одну дивизию. На этот раз Ю. Н. Данилов поддержал данное предложение. Более того, генерал-квартирмейстер считал необходимым выделить резерв в один корпус, без чего Карпатскую операцию до конца довести было проблематично. Резерв был необходим как для использования прорыва через горы, так и для гарантии против контрудара с правого фланга. Именно оттуда он и виделся возможным. Чрезвычайно важно, что в Ставке понимали возможность того, что произошло потом под Горлице.

В тот же день, 30 марта, в 18 часов 20 минут Ю. Н. Данилов, после того как он получил телеграмму Н. И. Иванова и В. М. Драгомирова, сам отправил телеграмму начальнику штаба Ставки Н. Н. Янушкевичу, где, между прочим, сообщалось: «Германцы, несомненно, производят перегруппировку своих войск, внутренний смысл которой еще не выяснен. Имеются указания о вероятности удара германцев на центр 3-й армии с целью выйти на правый фланг наших войск, переваливших за Главный Карпатский хребет, каковой удар может обещать успех в силу происшедшей растяжки фронта названной армии… Не придавая всем этим агентурным данным преувеличенного значения, Верховный главнокомандующий все же находит крайне необходимым скорейшее образование свободных резервов и в первую очередь желает иметь наготове один корпус в своем распоряжении, которым Его Высочество мог бы распорядиться в случае надобности по своему усмотрению»

. Тем не менее корпус так и не был выделен, Юго-Западному фронту пришлось обходиться своими силами.

Переходившие Бескидский хребет части сталкивались с большими трудностями: «Переход через главный хребет Карпатских гор оказался чрезвычайно трудным. Идти пришлось по узким дорожкам, проложенным по глубокому снегу в густом лесу. Начиналась уже настоящая весна, снег стал рыхлым, и это делало дорогу почти непроходимой. Особенно тяжело было обозу и артиллерии. Лошади совершенно выбились из сил, не могли везти тяжелый груз, и солдатам приходилось вытаскивать на руках повозки и пушки. Местами, чтобы через глубоко лежащий снег могли пройти тяжелые орудия, нужно было делать настилки из срубленных деревьев. Подъем на гору Бескид длился не менее пяти часов»

. 11 апреля 1915 г. Н. И. Иванов приказал 3-й и 8-й армиям, действовавшим в Карпатах, перейти к обороне

.

Перемышль – победа и ее последствия в тылу

В Ставке со дня на день ожидали падения Перемышля. Действительно, взятие в 1915 г. этой крепости относительно малыми силами и при незначительных потерях было важной моральной победой. «9 марта Перемышль сдался, и сразу наше положение на фронте в Карпатах стало легче, – вспоминал А. А. Брусилов. – По всему нашему фронту выставили плакаты о сдаче Перемышля»

. Император в этот день был в Ставке. Первым новость о победе ему сообщил главковерх. «После 11 утра мы, несколько человек, стоявшие у подъезда, – вспоминал А. И. Спиридович, – увидали быстро шагавшего к Императорскому поезду В. Кн. Николая Николаевича. Он, видимо, был чем-то взволнован. Не прошло и несколько минут, как разнеслось – Перемышль пал… Общее ликование»

. «После утреннего доклада вернулся к себе и начал письмо Аликс, – записал в своем дневнике 9 (22) марта Николай II, – как вдруг Николаша ворвался ко мне и объявил радостную весть о падении Перемышля! (выделено Николаем II. – А. О.)»

. Днем в походной церкви состоялся благодарственный молебен. Настроение у всех было приподнятое. Император был очень доволен и весел

. Верховный главнокомандующий получил орден Святого Георгия 2-й степени. На следующий день Николай II отправился в Царское Село

.

«Визит царя удачный, – немедленно сообщил Н. Н. Янушкевич В. А. Сухомлинову. – Перемышль снял камень. Легче дышать»

. Утром 9 (22) марта 1915 г. новость о Перемышле была получена в Петрограде

, правда, сначала не поверили, но в три часа дня пришло подтверждение, и несмотря на сильный снег улицы столицы заполнили ликующие люди с национальными флагами и портретами императора

. Невский проспект был переполнен, большое количество людей вышли на улицы и на рабочей, Петроградской стороне города. Стихийные демонстрации тянулись к Аничкову дворцу, к посольствам союзных стран. В Казанском соборе был отслужен торжественный молебен, во время которого вместе пели местный хор и хор галичан. На демонстрациях принимались тексты поздравительных телеграмм в адрес Верховного главнокомандующего.

В Москве происходило то же самое. Днем молебен у часовни Иверской Божией Матери собрал свыше 10 тыс. человек. Около 16 часов 30 минут на улицах начали появляться демонстрации с флагами, портретами Николая II и Николая Николаевича (младшего). Они собирались на Тверской улице, у памятника М. Д. Скобелеву, в Кремле, у памятника Александру II, у памятника Гренадерскому корпусу в Лубянском сквере, у храма Христа Спасителя. Благодарственные молебны были отслужены на железнодорожных вокзалах и в Большом Успенском соборе Кремля, откуда к Лобному месту через Спасские ворота прошел крестный ход. На Красной площади стояли войска и тысячи москвичей. Некоторые заводы и фабрики остановили работу, и рабочие вышли на улицы, чтобы поддержать патриотические демонстрации.

Праздник завершился лишь к полуночи. Массовые демонстрации и молебны в честь победы прошли во Львове, Варшаве, Киеве, Харькове, Нижнем Новгороде, Ярославле, Костроме, Екатеринбурге, Одессе и многих других городах. В Ставку поступали телеграммы от железнодорожников, студентов, митингующих. Поздравительная телеграмма была принята и на специально собранном заседании профессоров медицинского факультета Московского университета, а Петроградский университет, кроме того, избрал великого князя своим почетным членом (Московский университет сделал это еще 5 (18) декабря 1914 г.)

. Сплетни о предательстве и арестах высшего генералитета на время успокоились – Перемышль заслонил собой все

. Сдалась первая большая крепость противника, в то время как маленький русский Осовец вместе с полевыми войсками остановил немцев с их тяжелой артиллерией!

Немаловажным для общественного мнения успехом было и взятие Мемеля.

Весной 1915 г., по данным русской разведки, в этом городе стоял мизерный гарнизон – всего две роты ландштурмистов. Город находился в каких-то 10 км от русской границы (с 1914 г. фронт проходил почти по ней). С нашей стороны на этом участке находилась ополченская бригада

. Для ее поддержки был организован сборный отряд, включавший четырехорудийную батарею, дружину Вологодского ополчения, сотню казаков старшего возраста и отряд, составленный из разных подразделений Балтийского флота (матросы из команд Кронштадтского экипажа, морской стрелковой школы из Ораниенбаума, добровольцев из дисциплинарного батальона)

, позже переименованный в морской батальон. По мнению его командира, он состоял «из отборных мерзавцев» и никуда не годился

.

Весной 1915 г., в ожидании десантных операций в районе Проливов было принято решение о создании на Балтике морской дивизии. Считалось, что в Кронштадте имеется достаточное количество матросов, ожидающих назначения на корабли, однако очень быстро выяснилось, что это не так.

Поначалу с огромным трудом удалось собрать всего один батальон

. Судя по всему, командиры кораблей и береговых служб с удовольствием воспользовались случаем освободиться от ненужных людей, наличие же осужденных и отсутствие прочной связки между офицерами и подчиненными никак не могли способствовать боеспособности этого батальона.

Утром 4 (17) марта 1915 г. русские войска выступили из Полангена и начали наступление на Мемель. Это движение застало противника врасплох, что удивительно, так как никакого секрета из подготовки к набегу в Полангене и Либаве не делали: о предстоящей атаке соседнего немецкого города открыто говорили на улицах

. Неприятные сюрпризы ожидали и наступавших. Оказалось, что силы немцев насчитывают не две роты, а два полка ландштурмистов. Солдаты и местное население попытались оказать сопротивление на подступах к городу, а затем и на его улицах, тем не менее наступавшие сравнительно легко овладели городом

. Значительных сил пехоты противника поблизости не имелось, а германский флот в этот момент не мог оказать этому порту сколько-нибудь серьезной поддержки – часть кораблей ремонтировалась или не закончила испытание артиллерийских систем. Имевшимися в распоряжении силами из четырех легких крейсеров и флотилии миноносцев командование не хотело рисковать, опасаясь засады русских подводных лодок