Байки без утайки

Какой человечище!

Юра Торгунаков, который работал на Заводе разделения изотопов Сибирского химического комбината, приехал по аспирантским делам в наш институт. Его научный руководитель Е.Ф. Леднев предложил познакомиться с начальником отдела «Чистые соединения», доктором технических наук и профессором Николаем Петровичем Галкиным.

Далее рассказывает Юра: «Входим в кабинет, поздоровались, Евгений Фёдорович меня представил. Я изложил вкратце суть своей работы, получил несколько дельных советов и, вроде, пора уходить. Начали досвиданькаться, отмахивается: «Незачем!» и тут Евгений Фёдорович легонько толкает Николая Петровича: «Откройте, пожалуйста, сейф». Галкин Евгений Фёдорович настаивает: «Надо, Николай Петрович! Откройте сейф». Уговорил!

Н.П. Галкин (1918–1986)

Галкин подходит к своему сейфу, открывает его и подзывает меня – орденская планка, а на ней три медали лауреата Государственной и медаль лауреата Ленинской премии. Я аж вздрогнул. Вот это да! Вот это Человечище! Понял, что за институт ВНИИХТ, какие великие люди в нём работают и как мне повезло, что мною занимаются именно в этой организации и моя работа выйдет из столь солидного учреждения. А потом Николай Петрович попросил меня присесть и сказал очень важные слова: «Юра, главное в науке – это порядочность! Как бы ни было тебе трудно под напором вышестоящих бонз, требующих порой переступить чрез некоторые нормы и правила в угоду правильной отчётности, не позволяй, по крайней мере, себе, подобных действий».

Слова Н.П. Галкина[1 - Галкин Николай Петрович родом из Тамбовской губернии. На свои премии построил в родном селе Верхнее Грязное школу и до конца своих дней оказывал ей всестороннюю поддержку.] я запомнил на всю жизнь и всегда следую этому мудрому напутствию».

Небольшая ремарка. По-видимому, именно из-за своей принципиальности и характера правдолюба, Н.П. Галкин не был избран ни членом-корреспондентом, ни академиком АН СССР, хотя институт при поддержке Средмаша выдвигал его несколько раз. Как рассказывали, «доброжелатели» говорили конкурсной комиссии: «Хотите иметь в Академии наук скандалиста – избирайте Галкина».

Начальник от Бога!

(Несколько штрихов к портрету Валерия Ивановича Щербакова)

Еще, будучи школьником, я слышал от своей мамы, которая работала техником-аналитиком в лаборатории Щербакова, что Валерий Иванович неизвестно чем занимается:

«Сидит, как сыч, в своём кабинете, а на его столе только чистый лист бумаги, ручка и телефон».

Но лаборатория Д-1 в отделе «Чистые соединения», которой и руководил В.И. Щербаков, в то время гремела по всему Союзу – редко можно было найти химическое предприятие Минсредмаша, на котором не проводили бы исследования и практические разработки сотрудники лаборатории. Численность лаборатории достигала 120 человек, имелась собственная аналитическая служба, механическая мастерская, разнообразные установки и исследовательские стенды.

Много лет спустя, после окончания Менделеевки, я, в конце концов, попал в лабораторию к В.И. Щербакову. Число сотрудников едва достигало 20 человек – это лихие 90-е годы. А на столе Валерия Ивановича – неизменный почти пустой лист бумаги и ручка. Но удивительное дело, как и раньше, – Валерий Иванович всегда знал какой его сотрудник, где и чем в настоящее время конкретно занят, каждый из них в любой момент мог получить у него исчерпывающую информацию по любому рабочему вопросу. Самое главное, что Валерий Иванович всегда был очень доброжелателен, терпелив и, даже порою, сердечен при решении, как рабочих, так и личных проблем своих подчинённых. Я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос, даже высказывая претензии нерадивому, не припомню, чтобы он кого-то, вольно или невольно, подставил или оскорбил. Весь его облик был напитан какой-то теплотою и добром, глаза всегда смотрели в лицо собеседника и лучились участием ко всему твоему существу и твоим проблемам.

И вот что характерно. Иногда, а в последние годы его жизни, когда он уже не был начальником в лаборатории, случалось довольно часто, что Валерий Иванович входил в комнату в грустном настроении, садился за свой рабочий стол и … молчал. Зная его характер, мы догадывались, что он получил только что очередную взбучку (и, наверняка, в очередной раз совершенно незаслуженную) от начальства, и, скорее всего, за кого-то из своих сотрудников. Только спустя достаточно продолжительное время он тихим, спокойным и добрым голосом говорил, в чём дело, не указывая напрямую на виновника своей беды. Ни крика, ни разноса, ни обвинений в нерадивости или некомпетентности от него не слышали. Валерий Иванович не считал полезным и необходимым устраивать сослуживцам разнос, прекрасно понимая, что криком дело не сделаешь. Незачем людям портить настроение и мотать нервы.

И такая манера общения с сотрудниками заставляла последних мобилизовать все свои возможности и способности к быстрейшему и качественному выполнению обязанностей – хотелось, чтобы Валерий Иванович улыбнулся. А его улыбка – открытая, добрая, чуть ироничная, – обладала живительным свойством поднятия любого настроения.

Валерий Иванович Щербаков относился к редчайшему в настоящее время типу начальника, который не срывает злобу на своих подчинённых, даже если они явились причиной его плохого настроения и заслуживали хорошей трёпки.

Валерий Иванович ушёл из жизни очень неожиданно. Буквально накануне многие видели его в институте весьма жизнерадостным; с некоторыми из нас он обсуждал животрепещущие вопросы о необходимости проведения тех или иных исследований на установке «Минимодуль», делился планами на будущие научные изыскания.

А уже на следующее утро мы получили ужасную весть!

    В.А. Середенко

Учитель

Впервые я увидел Бориса Вениаминовича в начале 1961 года. В деканате физико-химического факультета МХТИ им. Д.И. Менделеева нам, студентам 4 курса, объявили, что лекции по технологии урана будет читать новый заведующий кафедрой, доктор наук[2 - Здесь автор ошибается, Б.В. Громов защитил докторскую диссертацию лишь в 1962 г., если не считать, что по независящим от него причинам его первая докторская диссертация, блестяще защищённая в 1946 г. в УПИ, не была утверждена ВАК, т. к. он не смог приехать по вызову из-за чрезвычайной секретности работы по атомному проекту.], Герой Социалистического труда и очень «секретный» директор завода. Это и был Б.В. Громов.

Первая лекция. В аудиторию вошёл импозантный мужчина в очках. Поприветствовал нас, и без предисловий стал рассказывать о месторождениях урановых руд в мире. Я навсегда запомнил: «Африка, Конго, Катанга – месторождение Шинколобве, – крупнейшее в мире месторождение». Дальше мы весь лекционный час, затаив дыхание, слушали совершенно новые для нас сведения об основах технологии урана.

И я понял, что правильно выбрал будущую профессию, о чём до сих пор и не жалею. Борис Вениаминович общался с нами, студентами, как со своими будущими коллегами.

Так получилось, что и во время учёбы он привлекал лучших студентов для участия в научной работе, а мне и после окончания в совместных работах института посчастливилось участвовать института, куда я был распределён, и кафедрой Б.В. Громова.

Борис Вениаминович (студенты между собой называли его «БэВэ») рекомендовал меня в аспирантуру, но я отказался, потому что хотел, как можно, быстрее начать работать в столь интересной для меня области.

В первый момент он рассердился и велел мне подумать. Через несколько дней я пришёл к нему и сказал: «Ведь Вы тоже вначале занимались разработкой совершенно новых технологий урана, но это не помешало Вам стать таким крупным учёным». Он засмеялся и простил меня (Б.В. был очень добрым меня для выполнения человеком). Было решено направить дипломной работы в п/я 912, который в узких кругах был известен как НИИ-10 (сейчас АО «ВНИИХТ»).

Б.В. Громов (1909–1984)

После защиты дипломной работы, через месяц работы инженером, я был командирован в Томск-7 (сейчас Северск) на завод по производству гексафторида урана. И только здесь я узнал, что наш любимый заведующий кафедрой работал в Томске-7 директором этого сублиматного завода. Борис Вениаминович никогда не терял связей со своим заводом, так что я продолжал работать как бы совместно с его кафедрой. Мне удалось оправдать доверие Громова и уже через пять лет защитить кандидатскую диссертацию по тематике, связанной с фтористыми соединениями урана.

Я часто бывал на кафедре и в последующие годы, советовался с профессорами Б.В. Громовым и Б.Н. Судариковым по разным аспектам химии и технологии фтора, фтороводорода и фторидов урана. Во время одной из наших встреч Борис Вениаминович сказал: «Вот Вы занимаетесь фторидами, а знаете ли Вы проблемы технологии исходного фтористого сырья – флюорита? Поезжайте на Ленинабадский ГОК, ознакомьтесь с производством и у Вас появится уйма идей, как усовершенствовать процессы и попробовать использовать химические процессы при обогащении руд».

В.А. Середенко в день вручения знака отличия «Академик И.В. Курчатов»

Я поехал в командировку. Затем, в течение нескольких лет, совместно с заводчанами и сотрудниками кафедры, в первую очередь Э.Г. Раковым, во ВНИИХТе была разработана и успешно внедрена в производство на одном из предприятий Средмаша технология получения высокочистых флюоритовых концентратов из «бедных» флюоритовых руд. Таким образом, была обеспечена потребность промышленных предприятий Средмаша в отличном сырье для получения безводного фтороводорода и элементного фтора.

Встреча с этим большим учёным и настоящим человеком сыграла большую роль в моей судьбе, как специалиста в области технологии урана и его фторидов. И теперь, когда я бываю на сублиматном заводе Сибирского химического комбината и вижу памятную доску с барельефом Бориса Вениаминовича Громова, я с теплотой вспоминаю встречи с ним и мысленно говорю ему: «Спасибо!»

Кандидат наук – кто он?

У нас в стране принята двустадийная система завоевания учёной степени доктора наук – высшей квалификационной степени учёного. И такая система, на мой субъективный взгляд, обоснована и, как показывает практика, жизнеспособна и правильна. Сравнительно недавно в недрах умов некоторых «мудрецов» из Минобрнауки стала зреть мысль, что надо бы перейти на западный лад, на одностадийную систему, ликвидировав степень кандидата наук. А действительно! Какой научно-бюрократический рывок получит матушка-Россия, когда мгновенно все имеющиеся кандидаты превратятся в «уважаемых» докторов!

Да вот только российская наука-то проиграет по всем статьям, ибо учёную степень кандидата наук, как правило, получают молодые граждане, закончившие трёхлетнее обучение в аспирантуре под руководством старшего товарища и представившие на защиту свою работу в весьма узкой области знаний (для защиты диссера надо опубликовать одну статью и пару докладов). Практически каждый свой шаг они согласовывают с научным руководителем, фактически ориентируясь на его видение изучаемого вопроса. И не дай им Бог, хоть на чуть-чуть отступить от ценных указаний своего гуру – научного руководителя (см. также рассказ «Сволочь»).

Таким образом, современные кандидаты наук (за редким исключением) – это фактически молодые учёные, которые сделали только первый шаг с поводырём в изучении определённого объекта, и для завоевания высшей учёной степени доктора наук им необходимо пройти ещё большой путь самостоятельного глубокого осмысления и всеобъемлющего анализа выбранного направления познания объективной реальности.

Учёное звание

Табель о рангах института достаточно определённо разделяет работников научных подразделений на две категории – научная и инженерная (речь идёт только о сотрудниках с высшим образованием). С инженерной категорией всё более-менее ясно – выполнение порученной работы с элементами слабой инициативности, практически без ответственности за результаты, совместно с лаборантами, аппаратчиками и рабочими, а также участие в качестве исполнителя в отчётах. Ведущие инженеры иногда являются ответственными исполнителями, когда ведут отдельные этапы НИР.

Гораздо сложнее обстоят дела в категории научных сотрудников. Правда «нс»ы (научный сотрудник) и «мнс»ы (младший научный сотрудник – вспоминается старый советский фильм «Мой папа – майонез!») фактически занимаются теми же делами, что и инженеры, но они уже должны пробовать свои силы в совместном со старшими наставниками написанием отчётов, докладов на конференции и статей в научно-технические журналы. Как правило, должности «мнс» и «нс» занимают молодые сотрудники, большинство из которых претендуют на защиту кандидатской диссертации.

Теперь задумаемся – что означают учёные звания «старший научный сотрудник» и «ведущий научный сотрудник»?

Итак, старший научный сотрудник – самый опытный, квалифицированный, обладающий гораздо более обширными знаниями и умениями, чем прочие инженерно-технические и научные работники. В словаре Ожегова слово «старший» интерпретируется как «стоящий выше других по должности, служебному положению; высший по степени, значению»; однокоренное слово «старшина» – «выборное лицо, руководящее делами какого-нибудь профессионального объединения». По своему статусу снс должен быть наставником и примером ответственного отношения к делу перед другими, более молодыми работниками. Он просто обязан вести самостоятельную исследовательскую работу, распределять этапы НИР, направлять и руководить работой подчинённых, оформлять результаты в виде отчётов, статей, докладов, патентов и другой документации. Старший научный сотрудник по идее должен являться научным руководителем НИР или НИОКР, и практически всегда ответственным исполнителем работ.

До конца 90-х гг. учёное звание «старший научный сотрудник» присуждалось на НТС института исключительно людям, защитившим кандидатскую или докторскую диссертации; им вручался ВАКовский диплом. Работнику, не имеющему учёной степени кандидата наук, прыгнуть выше «нс» было невозможно. Например, Андрей Андреевич Михаличенко, занимавший должность ведущего научного сотрудника лаб. Д-4, всегда напоминает, чтобы в отчётах с его участием указывали не должность, им занимаемую, а присуждённое ему учёное звание старшего научного сотрудника, которое заслуженно является его гордостью.

Эталоном «снс» для меня навсегда останется мой учитель и наставник Евгений Фёдорович Леднев (1934–1997).

Более высокое учёное звание – ведущий научный сотрудник. Он должен обладать всеми качествами старшего научного сотрудника и в некоторых категориях его превосходить. «Ведущий» – идущий впереди, головной, возглавляющий, руководящий (по Ожегову) и «в?дение» или «в?дство» – знание, познание, разумение, понимание, опытность, бывалость (по Далю).

Но в последнее время у нас в институте учёные звания «снс» и «внс» были выхолощены. Они превратились из званий в должности и стали раздаваться направо и налево работникам предпенсионного и пенсионного возраста, которые не удосужились защитить диссертации. И ответственность таких «внс» стала стремительно падать. Я не говорю о сотрудниках – кандидатах наук, – которые действительно заслужено стали «внс» ами – Сергеев Г.С., Парфёнов А.В., Лазаренко В.В. и др. А те, первые, как правило, не являются не только руководителями НИР, но даже отдельных этапов; только иногда пишут доклады и статьи (как правило, из-под палки!).

Обидно, что некоторые «заслуженные» пенсионеры за счёт повышения дутого должностного статуса, не имея на то никаких оснований, фактически повышали свой оклад. Хотя в современных условиях и с нашими зарплатами их можно понять, но не оправдать…

К выверенной советской системе табели о рангах в науке просто необходимо вернуться, ибо она реально и объективно стимулирует учёный люд в продвижении на научном поприще.

    О.Б. Громов по рассказу Е.Ф. Леднева

20 кг обогащёнки

В начале 60-х годов заводы по разделению изотопов урана функционировали без какого-либо участия химиков. Считалось, что разделительный завод – это чисто физический объект и химикам на нём делать нечего… Тем не менее некоторые проблемы у физиков существовали, в частности, по потерям урана, в том числе обогащённого. А потери обогащённого урана – это прямое снижение обороноспособности страны. Не знаю, каким образом и с чьей подачи, но Евгения Фёдоровича Леднева временно допустили на ЗРИ СХК, и в группе ФХИ, руководимой Анатолием Федосеевичем Беловым, он нашёл единомышленников.