Прогнившие корни. Книга 1

Когда автомобиль тронулся, салон наполнили звуки музыки из старого приёмника. Город, как и вокзал, нисколько не изменился. Лана знала здесь каждую улочку, каждый магазинчик. Помнила, как в детстве часто убегала, чтобы побродить по мощёным улицам и старинным моста, как возвращалась через лес, в надежде, что Агата не заметила долгого отсутствия и ей не влетит. Детская наивность: наказание ждало её всякий раз.

Сидя на заднем сидении, она безразлично блуждала взглядом по всё тем же аккуратным домам с уютными двориками, которые в летний сезон, утопая в зелени, служили гордостью своим хозяевам-садоводам. Агата называла таких – глупцами, тратившими время на бесполезную возню, плодами которой останется лишь перегнивающая, осенняя листва. Сейчас, с голыми ветвями деревьев, подмороженной слякотью на тротуарах, покрытых изморозью дорогами, город выглядел уныло и безлюдно.

– Давно так похолодало? – не отрываясь от пейзажа за окном, спросила Лана, сидящего впереди мужчину.

– Да уж пару недель как, – охотно отозвался тот, не отрывая взгляда от дороги. – А что в тех местах, откуда вы, сейчас по-другому?

– Грязь и слякоть, – безразлично пожала она плечами.

– Да уж, погодка… Погостить приехали?

– Вроде того.

– У нас здесь красиво, правда?

– Даже слишком, – ответила она с отстранённым видом.

Наконец, машина выбралась за городскую черту, и водитель набрал скорость. Вдоль дороги тянулись, поросшие голубыми елями холмы, казавшиеся скорее чёрными на фоне туч, плотно окутавших небо, словно тяжёлое пуховое одеяло. Только снега не хватало для полноты картины. С каждым новым километром, что высвечивается на приборной панели маленького автомобиля, Лана начала всё сильнее нервничать. Ещё пару минут, и она окажется в месте, что когда-то считала домом и откуда так стремилась убежать.

Словно предугадав её мысли, сидящий за рулём пожилой мужчина резко сбросил скорость.

– Что-то не так? – оторвала она встревоженный взгляд от пролетающего за окном пейзажа.

– Проклятое место, – буркнул он, указывая на участок дороги незадолго до нужного ей поворота.

«Это уж точно» – усмехнулась она про себя.

Серая лента дороги, вечнозелёные деревья стеной по обеим сторонам и единственный ориентир – дорожный знак – скоростное ограничение шестьдесят километров в час. Было слышно, как резина подминает под себя еловый мусор, пока автомобиль, наконец, не замер, тихо урча двигателем, словно довольный кот.

Только когда выбралась наружу и, расплатилась, Лана, наконец, повернулась и взглянула на дом, и попыталась примириться с неизбежным – ей придётся войти туда, куда она поклялась никогда не возвращаться. Даже сейчас это место казалось ей пугающе красивым. Небольшая поляна, окружённая со всех сторон еловым пролеском, двухэтажное старое строение в центре, с покатой, почерневшей от времени и непогоды черепичной крышей, выступающим козырьком, защищавшим стены от дождей и холодных ветров. Зимой такая кровля хорошо удерживала снег, и она тут же вспомнила, как Агата ворчливо, из года в год, при приближении зимы, повторяла, как заклинание:

«Я надеюсь, у тебя хватит мозгов никогда не подходить так близко к крыше?»

Маленькая Лана уверяла, что помнит о её наказе, знала, что кроме них двоих в радиусе семи километров не было ни одной живой души и, если бы случилось непоправимое, Агата, разменявшая седьмой десяток, вряд ли смогла бы что-то сделать. А помощи из города ждать пришлось бы долго – во время снегопадов и метелей они были отрезаны от остального мира. Про это почти заброшенное место местные давно забыли, выбросили за городскую черту, как что-то лишнее, не нужное.

Дом изгоев!

Первый этаж из грубого, неотёсанного камня покрылся мхом. Второй – мансарда из массивных, деревянных брусьев, почерневших и потрескавшихся, придавал дому ещё более состаренный и, как теперь она понимала, жуткий вид. Сейчас он выглядел даже намного хуже, чем она помнила, словно долгие годы стоял в этой глуши заброшенным.

Её обволакивала тишина: деревья напряжённо застыли не подвластные ветру, птицы давно покинули эти места в надежде отыскать лучший мир. Словно природа задержала дыхание, ожидая от неё того единственного, чего её тело делать отказывалось – входить внутрь.

«Что с тобой такое, Берсон? Боишься, снова оказаться в прошлом, от которого так стремилась убежать, снова стать той маленькой девочкой?» – спрашивала себя Лана, чувствуя, как по телу волнами пробегает дрожь.

Она отлично помнила свой последний день в этом доме. День, когда грубые, пропитанные злобой слова Агаты будто хлестали по лицу. Та не скупилась в выражениях, пытаясь внушить своей внучке, что она раз и навсегда должна забыть о тех, кто бросил её. Заставить поверить в то, что она никогда не была нужна своим родителям!

Очнувшись от воспоминаний, сделала первый шаг. Место укола на бедре защипало, напоминая об инциденте в поезде. У неё не было ключа, но она знала, что один всегда хранился в небольшой трещине в фундаменте. Всего же было три таких ключа: один сейчас держала в руке Лана, замерев перед отпертой дверью, другой всегда был у Агаты, судьба последнего была ей неизвестна. Видимо, он был утерян ещё до её рождения.

Распахнув дверь и шагнув внутрь, она втянула носом до боли знакомый запах и прислушалась к себе.

Что она сейчас чувствует? Облегчение, скорбь или что-то другое? Она сама себе боялась ответить на этот вопрос.

Внутри дом казался необитаемым. Всё тот же пол из грубо струганых еловых досок, отполированный до блеска за более чем сотню лет, покрытый тонким слоем пыли. Вся та же мебель – из самого доступного и дешёвого материала: дерева. Лана ненавидела эту мебель, ненавидела каждую вещь, как и весь этот дом. Её раздражало, когда кто-нибудь с умным видом утверждал, что дерево – это тёплый, живой материал. В мёртвом доме не могло быть ничего живого.

Прислушивалась к себе и призракам прошлого, что жили буквально в каждом углу. Всё здесь казалось её теперь чужим. В её маленькой квартирке не было ни одной детали, сделанной из дерева: пластик, металл, стекло и ничего, что напоминало бы ей о той старой жизни, наполненной страданиями. Она вычеркнула все несчастливые годы, как только приняла решение не возвращаться. И она держала слово! До сегодняшнего дня.

Больше часа она в темноте бесцельно бродила по дому, то беря в руки свои детские фотографии в рамках, расставленные на каминной полке, то пробегая пальцами по салфеткам, что крючком вязала Агата, то прикасаясь к поникшему букетику синих незабудок в вазе, который казался здесь не к месту. Хозяйка этого дома никогда не любила цветы.

Она совсем продрогла. Температура в доме была не намного выше уличной. Видимо, электричество было выключено для безопасности. Всё ещё в верхней одежде, она подошла к щитку и щёлкнула рубильник. При свете всё выглядело не таким пугающим. За годы её отсутствия, в доме не произошло никаких изменений, не считая огромного, серого холодильника, который заменил несуразное белое чудовище. Сколько себя помнила, тот грохотал так, что она верила, в живущего в нём монстра, время от времени, напоминавшего о себе громким рыком. Над деревянным столом большой кухни, всё так же поблёскивая, висели всевозможных размеров почерневшие сковородки и кастрюли. Агата не любила яркий, дневной свет – особенно зимой – тяжёлые шторы и сейчас были сомкнуты. На потёртой тахте стояла корзина с разноцветными клубками пряжи и торчащими в разные стороны, словно спина дикобраза, крючками. Лана потянула вязанное розовое полотно, когда-то бывшее её детским свитером, с воткнутым в него длинным костяным стержнем, загнутым с одной стороны.

«Так и не закончила…»

От этих мыслей её отвлёк стук в дверь.

– Ты приехала, девочка, – грустно улыбнулся Ян, запирая одной рукой дверь, в другой он держал её дорожную сумку. – Кажется это твоё?

– Да, спасибо. Совсем о ней забыла, – сказала Лана и оказалась в объятьях единственного родного человека.

Единственного ещё и потому, что рядом с ним её фобия мирно дремала.

– Почему не сообщила, когда придёт поезд? Я бы встретил, – упрекнул Ян, отстраняясь.

– Не хотела тебя отвлекать от работы.

– Глупости, – отмахнулся он. – Я взял пару дней отгула.

– Ты хорошо выглядишь, – сменила она тему и сделала пару шагов назад, чтобы как следует разглядеть, стоящего перед ней мужчину.

За годы, что они не виделись, её дядя почти не изменился: такой же подтянутый, высокий, без единого, седого волоска в густой, тёмной шевелюре. Всегда в неизменном твидовом пиджаке с кожаными заплатками на локтях и прямоугольных, узких очках – хамелеонах. Несмотря на свои пятьдесят с хвостиком, он был довольно привлекательным и Лана, в который раз задалась вопросом: Почему он до сих пор не женат?

Такого положительного во всех отношениях мужчину в маленьком городке оторвали бы с руками. Она ни разу не видела его неопрятным. Всегда аккуратный, с доброжелательной улыбкой на лице он нравился всем. Её дядя был тем человеком, которому хотелось рассказать обо всех своих переживаниях, поделиться своими горестями, что она и делала раньше. А он её слушал, успокаивал, давал дельный совет. Ян заменил ей отца, которого у неё никогда не было. Когда она была ребёнком, то часто воображала, что он и есть её потерянный родитель.

– Как может хорошо выглядеть человек в моём-то возрасте? – вздохнул он, хотя было заметно, что ему приятны слова племянницы. – Вот ты у нас красавица, девочка! Так похожа на… Агату в молодости.

Лана пропустила мимо ушей эту заминку, поняла, что дядя совсем не это хотел сказать, но время было не подходящим для расспросов.

– Сколько прошло? Лет десять?

– Одиннадцать, – поправила она.

– Как бежит время! – сокрушённо покачал он головой. – Как ты доехала?

– Нормально, – отозвалась Лана, отправляясь на кухню, чтобы поставить чайник.

– Как большой город?

– Живёт.

– Ты изменилась, – задумчиво произнёс Ян, вслед за ней появляясь на кухне.