Прогнившие корни. Книга 1

Лана не поняла, хорошо это или плохо.

– Не одобряешь? – склонила она голову набок.

– Дело не в этом… – поторопился он её уверить. – Просто стала другой. Что с твоими волосами?

– Перекрасила.

Она не стала объяснять ему, что уже в двадцать, она начала седеть. Когда-то практически чёрные волосы обзавелись жёсткой мёртвой прядью, белеющей у кромки лба. В то время ей было наплевать на то, как она выглядит, но в сочетании с гетерохромией это рождало у людей ненужные ассоциации. Она ловила на себе обескураженные взгляды сокурсников, прохожих на улице. И так продолжалось несколько лет. Лишь её питомцам было плевать на то, как она выглядит.

Может, ей и дальше было бы всё равно, если бы не маленькая девочка в супермаркете, которая, не переставая дёргала мать за рукав кофты: «Мама, это ведьма?»

Сначала она не придала этим словам значения, но когда люди, как по команде повернули головы в её сторону, напряглась, почувствовав угрозу. Любопытство ребёнка было понятным, реакция её матери была, мягко говоря, странной. Та больно дёрнула своего ребёнка за руку и зашипела той что-то на ухо.

Лана видела слёзы в глазах девчушки, готовые вот-вот водопадом пролиться на розовые щёчки и немой вопрос: «Что я такого сделала?»

В тот же вечер она стала обладательницей тёмно-русых локонов. Где-то читала, что когда у человека наступает новый этап в жизни, он стремиться изменить что-то в своей внешности. Она изменила внешность, стремясь поменять свой внутренний мир. Не удалось.

– Как работа?

– Поверь, не так интересна, как твоя, – уклончиво сказала Лана, не горя желанием обсуждать ту, другую жизнь. Не для этого она приехала. – Ты расскажешь, что произошло с Агатой? – спросила она, устраиваясь в старом, потёртом кресле с чашкой чая в руке.

– Ну, с чего начать… Мне позвонили около полуночи, представились полицейскими и попросили приехать на опознание. Позже уже рассказали, что твою бабушку нашли на пороге дома.

– Внутри или снаружи?

– Внутри, конечно. Что ей делать поздно вечером на улице? Хотя дверь была не заперта и это странно. Врач сказал, что ей стало плохо с сердцем, и она потеряла сознание. Кто-то из местных вызвал бригаду скорой помощи, но было слишком поздно.

– Значит, она умерла сразу?

– Практически сразу.

Лана сделала глоток, давая себе время переварить услышанное.

– Как она жила все эти годы?

– Затворницей. Неделями никуда не выходила. Я старался, как можно чаще навещать её, но ты же знаешь, что Агата не тот человек, который любит принимать гостей. Она мне ясно давала понять, что ей не нужен контроль, даже в таком возрасте.

– Дом кажется заброшенным.

Ян вслед за ней медленно обвёл помещение взглядом.

– Ты должна понять, она стала уже слишком старой, многое забывала, стала рассеянной.

«Он словно оправдывается передо мной» – ужаснулась Лана.

– Перестань, я всё понимаю. Я бросила её в самое трудное для неё время, сбежала, повесив на тебя заботу о ней.

– Я тебя не обвиняю.

Они несколько минут просидели в тишине, думая каждый о своём.

– Она тебя любила.

– Да неужели? – в её голосе был сарказм.

– По-своему, но любила, – упрямо повторил он. – Ты просто не понимаешь…

Да, она не понимала. Просто не могла понять того, во что превратила жизнь маленькой девочки старая женщина. И все эти годы ей приходилось жить с этим внутри, меняя психологов, не способных усмирить её внутренних демонов.

– Ты сказал, вызвал скорую кто-то местный? Кто?

– Я не знаю, мне не сказали.

– Странно тебе не кажется? – задумчиво произнесла Лана. – Как этот неизвестный узнал, что с ней случилось, если она была в доме? Кто вообще заходит в нашу глушь?

И это было правдой. Дом Берсонов, переходящий из поколения в поколение, стоял в стороне от дороги – в десяти минутах ходьбы – и народу тут днём с огнём не сыщешь. С одной стороны тянулись частные владения Вальтманов – их давних соседей, по другую – хвойный лес.

– Может к ней кто-то приходил? – выдвинул предположение её дядя, словно впервые задумавшийся.

– Поздно вечером? – усомнилась она и сменила тему. – Мне ведь что-то нужно делать?

– Все обязанности по похоронам я, с твоего позволения, взял на себя.

– Спасибо.

Её благодарность этому человеку была искренней. Несмотря на постоянную занятость – он был директором местного музея – он всегда находил время на то, чтобы уделить внимание своей племяннице. Лана не помнила ни одного праздника, где не было бы её дяди, ни одного школьного собрания, на которое он исправно ходил все годы её учёбы. Каждая разбитая коленка или синяк, всё это проходило через заботливые руки дяди с неизменными словами: «Девочка, давай не будем расстраивать твою бабушку, хорошо?» И она со слезами на глазах всегда с готовностью кивала в ответ. Ей и самой не хотелось, чтобы Агата знала. Ведь тогда бы сразу же последовало наказание.

С возрастом проблемы стали более глобальными: парни, плохие оценки по предметам, но одно осталось неизменным – она всегда бежала к Яну, который выслушает, даст дельный совет и после напомнит: «Агате ни слова».

Они проговорили ещё около часа, обсуждая то, что нужно будет сделать завтра, пока Ян не задал вопрос, который явно его мучил:

– Я никогда не спрашивал тебя… – неуверенно начал он. – Ты знаешь, лезть не в своё дело мне не свойственно. Но ответь, пожалуйста, почему ты так поспешно уехала, никому ничего не сказав?

Лана понимала, он заслуживает объяснений, но вываливать наружу всё то, что накопилось за годы, было выше её сил. Знала, что он догадывался о методах воспитания своей тётки, но погружать его в это ещё глубже, ей не хотелось.

– Скажем так, у нас с Агатой возникли кое-какие разногласия, – начала она, вспоминая тот злополучный день.

Слова Агаты о родителях стали последней каплей, что, наконец, переполнили чашу терпения. А стоит ли ворошить прошлое сейчас, когда единственный человек, имевший возможность рассказать правду о родителях, завтра будет предан земле? И ей снова предстоит жить с этими вопросами, оставшимися без ответов. Набрав воздуха в лёгкие, как для прыжка в воду, она выпалила:

– Дядя, теперь, когда её больше нет, я хочу знать всё о моих родителях?

К этому он был не готов и Лана сразу это поняла. По слегка дрожащей руке, потянувшейся за платком в нагрудный карман. Ян уже был не рад, что задал тот вопрос, осознавая, что сам только что, своим любопытством, прорвал эту плотину.

– Извини, но я не могу ничего тебе рассказать.

Он сдёрнул с носа очки и принялся торопливо протирать стёкла, избегая смотреть на племянницу. Этот его жест она знала ещё с детства. Дядя нервничал и явно не хотел продолжать эту тему.

– Не можешь или не хочешь? – не унималась Лана.