Грехи Марии

– Не смеши меня! Мы с тобой совершенно разные! Нет у нас общих знакомых, интересов или мест нахождения, как ты выразилась! У нас совершенно разная внешность, мы с тобой как инь и янь, мы как черное и белое, как кока-кола и пепси, как блондинки и брюнетки.

Арина вскинула вверх копну светлых волос и отвернулась. Я же закатила глаза. Она понимала меня слишком буквально. Я уже было открыла рот чтобы сообщить ей об этом, но вдруг неожиданно свет в комнате стал тускнеть. Яркий белый прожектор превратился в небольшое желтое солнышко. Сейчас его свет озарял комнату, но не слепил глаза. В этот момент девушка, не обращая на меня внимание подошла к темной металлической двери. Я решила что она как и я начнет хаотично стучать в дверь, но девушка только прислонила ладонь к темной металлической поверхности.

Она простояла так достаточно долго для того, чтобы я начала волноваться, но недостаточно для того, чтобы я вмешалась. Неожиданно среди монотонного жужжания я различила несколько глухих ударов с разными паузами между ними. Но ничего не произошло.

Мне был непонятен смысл данного действия, и я решила подождать. Арина же стояла, не шелохнувшись и смотрела на дверь не моргая. Прошла минута, за ней еще одна и еще, но девушка продолжала пристально следить за дверью.

– Давай же, открывай! – крикнула она, но ничего не произошло.

– Что ты делаешь? – прошептала я, удивленная ее странным поведением, но девушка проигнорировала мое обращение.

– Открывай, я не могу больше находиться рядом с этой убогой! Хватит с меня! Я сделала все что нужно.

Я ждала затаив дыхание, неприятное, гадкое чувство разочарования ползло внутри меня. Словно осознание, яркий просвет среди пустоты. Неужели она заодно с ними, с похитителями? Или же она решила просто позлить меня таким образом – пока дверь оставалась закрытой все было непонятно.

Арина тоже ждала, и я подозревала что для нее время тянулось куда медленнее чем для меня. Спустя пару минут, а может и пару часов, раздался гулкий металлический лязг, сотрясший комнату.

Мое сердце забилось в бешенном темпе. Я вскочила на ноги, сжав кулаки и собираясь напасть любого, кто войдет в эту дверь. Но тут Арина просто вздохнула, открыла двери и вышла из комнаты. Как будто делала это постоянно. Каждый день. Это случилось так быстро и так неожиданно что я так и осталась стоять посреди комнаты в боевой стойке. Однако дверь не закрылась полностью – мешала цепь. Яркий луч света, исходящий из зияющей расщелины, слепил мне глаза. Поставив ладонь руки словно козырек кепки, я подползла ближе, силясь разглядеть в ярком свете что же находится там, за пределом черной коробки. Глаза слезились, мешая моему обзору и я смахнула непрошенную влагу резким взмахом. Постукивая стальными звеньями, серая цепь, только что привязанная к ноге Арины, натужно брякнув вытянулась как струна в одну линию. Я испуганно отпрянула в сторону и как раз вовремя так как спустя мгновение с оглушительным скрипом цепь вырвала самое мощное звено, притянутое к стене и разметая куски штукатурки умчалась прочь в яркую белую полоску света. С оглушительным ударом дверь закрылась. Я осталась одна.

Тихое жужжание прожектора вторглось в мои мысли заставляя меня обратиться к пространству комнаты. Казалось, с уходом Арины все изменилось – стало больше места, звенья моей цепи одиноко позвякивали при редком движении, но в тоже время я осознавала, что все осталось прежним, а может быть даже стало чуть хуже. Серые ободранные стены сдвигались все уже и уже. Они давили на меня. Они насмехались надо мной. Как глупо было довериться этой наглой девчонке.

Мой мозг начал лихорадочно прокручивать то, что я успела рассказать ей. “Не так уж и много” – успокоила себя я. А ведь если бы она не была такой нервной, то могла бы выведать все что угодно. Противный голосок внутри меня пропищал: “Возможно она уже выведала все что было нужно”. Но я отмахнулась от него. Ведь, если Арина получила нужную информацию, то скорее всего мой похититель убьет меня, ведь я более не нужна.

Мне стало нечем дышать. К горлу подкатил тошнотворный, металлический вкус крови от прокушенной губы, но боли не почувствовала. Голова закружилась, и я медленно, перебирая руками грязные серые стены, осела на пол. Она была одной из них. Она была заодно с моими похитителями, а я как дурочка, выложила ей все о себе.

Горький привкус желчи раздражал мне горло. Резко вдохнув, я постаралась отвлечься, но это было сложно сделать. В столь маленькой комнатке я была безоружна от надвигающихся мыслей. В моей жизни так мало было мгновений, когда я оставалась наедине со своими переживаниями, поэтому прикрыв глаза я позволила надвигающейся волне переживаний захлестнуть меня с головой. Обычно рядом была Илона, ее неувядающий оптимизм предавал моей жизни определенный шарм. Она заряжала меня, поддерживала, в отличие от мамы, которая большую часть времени была занята своей жизнью. Илона была моим солнышком – ее присутствие в моей жизни было безоговорочным, естественным. А сейчас, когда она была мне так нужна, когда боль и безнадежность переполняли меня изнутри, вырываясь наружу в виде двух светлых полосок слез, ее не было рядом. И в этом тоже была виновата я.

Обхватив руками горло, интуитивно пыталась сделать хоть один вздох, но у меня не получилось. Внутри застрял огромный комок, мешающий мне дышать, думать, существовать. Паника сдавливала грудь, заставляя сердце стучать быстрее. Я стучала руками по полу, выгибалась струной – но ничего не происходило. Открыв рот, пыталась захватить больше воздуха, но его почти не осталось. Я издала судорожный хрип и закрыла глаза, снова погружаясь в вязкий темный омут.

Глава 2.

Открыв глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Потом осознание всех моих бед навалилось на меня тяжелым грузом. Аккуратно сев на пол, прижалась спиной к холодной стене. Дыхание восстановилось, и хоть воздух обжигал легкие, я продолжала дышать. Жива – это уже неплохо. Мое тело тоже было в порядке, хоть и покрыто ледяными мурашками (парадоксально!), а на лбу проступил пот. Напротив меня все так же ярко полыхал прожектор. В свете его лампы были отчетливо видны сгустки пыли, перемещающиеся по клетке словно светящиеся мухи. Казалось, воздух вокруг стал чуть холоднее, чем был ранее. Отсюда я сделала вывод о том, что прожектор все-таки был выключен. Длинная шершавая цепь покоилась на моей ноге, обвивая ее словно удав. Наверное, обмоталась, пока я была без сознания.

“Или же это был обычный сон?” – тихо прошептала я, но мне никто не ответил. Сейчас, придя полностью в сознание мне тяжело было осознать, что же конкретно произошло. Стало ли мне плохо от приступа паники, и я потеряла создание или это был какой-то специальный невидимый газ, заставивший меня отключиться. От этой мысли стало еще паршивее, хотя и так было хуже некуда.

Я закрыла глаза и попробовала вдохнуть полной грудью, как нас учили в школе, но это простое упражнение было довольно сложно сейчас повторить. Мои легкие словно сжимал невидимый кулак. Я приоткрыла рот в отчаянной попытке вдохнуть хоть грамм кислорода, но ничего не получалось. Обхватив руками горло, я запрокинула голову и снова попыталась сделать вдох. Спазм, пронзивший мое тело, начал отпускать и я почувствовала, как каждая клеточка насыщается кислородом.

Кажется, я превращаюсь в параноика. Хотя, разве это удивительно, в текущих обстоятельствах? – снова подумала я, прикрыв глаза. Хотелось вычеркнуть из памяти грязные серые стены и пыльный горячий прожектор, но даже с закрытыми глазами это было довольно сложно сделать. Монотонный гул и легкий ветерок не давали полностью забыться в омуте памяти то и дело отвлекая. Мое сознание, словно оторванное от тела, кружило, уплывая в тягучую дрему, обволакивающую кутающую в теплый саван небытия.

Казалось, время застыло. Абсолютно без движения. Ничего не менялось: все так же светил прожектор, слегка обдуваемый своим же пропеллером, прикрепленным к нему, все так же возвышались унылые однообразные стены комнаты, все так же на ледяном полу лежала моя бледная фигурка.

Пока мы переговаривались с предательницей, мне казалось, что время течет быстро, но сейчас я уже не была так уверена. Мне не хватало звуков, пения птиц, шелеста травы, криков детей. Я бы сейчас все отдала за большой стакан колы, приправленный мятным листочком. Мне почудилось, что я слышу ее шипение, ощущаю на губах сладкие вызывающиеся пузырьки, чувствую на языке сладкую воду, медленно скользящую мне в горло. От этой фантазии рот наполнился слюной, а желудок издал протяжный вой.

Я плотнее обхватила себя руками, хотя в комнате было и так жарко. В какой-то момент я поняла, что тут сойду с ума. Сразу же пришли на ум множество фильмов, где маньяк-садист похищает девушку, а затем пытает ее ужасными невообразимыми пытками. Все фильмы подобного жанра заканчивались убийством маньяка и освобождение жертвы, однако ей приходилось что-либо себе отрезать или лишиться самого дорогого что было у бедняжки. Нет, мне это определенно не подходит. Ничего от себя отрезать я просто не смогу, да и для драки я слишком неподготовлена.

Я оглядела свой наряд. Яркое короткое платье с пайетками в этот момент показалось мне крайне неподходящим, неудобным для предстоящей борьбы. Но кто ж мог знать, что обычный вечер в клубе может закончиться подобным образом. О таком не пишут в вечерних новостях и не издают газеты. Хотя мне сейчас бы помогла статья, в духе: “Что делать, если ты встретил маньяка” или “Меня похитили: выбираем одежду для предстоящего уикенда в клетке похитителя”. Это было бы забавно, и я бы посмеялась над этой мыслью, но сейчас было не до смеха. Поцарапанные руки и грязные пыльные ноги вызывали только желание отмыть их, содрать вместе с кожей налипший ужас, безнадежность, поселившуюся на моем теле. Да еще и цепь на левой ноге, которая как бы говорила всем своим видом о том, что я тут надолго.

Я попыталась разорвать цепь руками. Ее концы так плотно прилегали друг к другу, что, казалось, были сплавлены на моей ноге. Несколько раз прокрутив звенья, я не нашла стыковочного кольца и со злостью бросила цепь назад. Обхватив руками ногу, снова попыталась стянуть цепь, не расцепляя ее. Конечно же ничего не получилось. Попыталась еще раз и еще, до тех пор, пока кожа на ноге не покраснела. В этот момент меня осенила догадка – я, как бывалый ковбой, шумно вобрала в себя воздух, накапливая слюну, затем смачно выплюнула ее в ладонь. Слюны оказалось не так много, как мне показалось вначале. Но я все равно гордилась собой за сообразительность. Осторожно, стараясь не потерять ни капли, я обмазала слюной ногу в том месте, где она соприкасалась с цепью. Снова попробовала стянуть. На этот раз цепь прошла чуть дальше. Я так обрадовалась, что потянула цепь еще сильнее, зацепив при этом часть кожи. Вскрикнув от боли, я одернула руки. Цепь вернулась на своем место. Все было напрасно.

Мне стало так обидно, что я отбросила от себя цепь, слово она была виновата в моей неудаче, и начала бегать по комнате крича, и стуча кулаками по стенам. Я даже со злостью пнула прожектор и тот жалобно хрюкнув поморгал, но продолжил светить дальше. Моя дерзкая выходка не осталась без внимания. В тот момент, когда моя истерика достигла пика, я получила удар тока. Ошейник странно зажужжал, завибрировал и на какое-то мгновение меня пронзил резкий удар тока. Он был совсем маленький, но я все равно остановилась и замерла. Пыл угас, а сердце перестало стучаться в бешенном ритме. Я так и осталась стоять в самом центре комнаты с размазанными от истерики глазами и растрепанными волосами, словно пес, не понимающий за что его наказали.

Справа внизу раздался какой-то скрежет. Я сделала пару шагов назад и еще пару, пока не оказалась в противоположном углу комнаты. Я боялась, что дверь откроется, в комнату войдет мужчина в кровавой маске с мачете в руках и убьет меня самым кровожадным образом.

Но дверь не открылась. Зато внизу приоткрылась горизонтальная задвижка, впуская яркий белый свет. В проеме показался поднос с двумя чашками, затем задвижка снова закрылась, оставляя нас с ним один на один. Я смотрела на поднос, а он безмолвно взирал на меня глазами-чашками. Я молчала, не зная, что же предпринять. Есть их еду мне совсем не хотелось. Она могла быть отравлена или же в ней могли быть иголки или еще какая-то гадость. Опять же, если я начну есть еду это будет еще и поражением. Как будто я смирилась с ситуацией и приняла ее, подчинилась. Словно я проиграла. Но это было не так. Кто бы сейчас не вошел в комнату, я готова была выцарапать ему глаза. С особой радостью я вцепилась бы в волосы Арине.

– Маленькая лгунья, – прошипела я. – Сами ешьте свою еду! Мне ничего от вас не нужно!

Одернув подол платья пониже, стараясь прикрыть тело, я села в угол комнаты и вытянула ноги. Откинув голову назад закрыла глаза, стараясь не смотреть на поднос. Тот, как на зло, был оранжевого цвета. Он насмехался надо мной, заставляя думать только о нем. Контраст яркого подноса и серых, тусклых стен было сложно игнорировать даже закрытыми глазами. Еда на подносе выглядела странно, однако ее запах не давал мне думать ни о чем другом, заставляя то и дело, открывать глаза и смотреть на злосчастный поднос. Устав мучаться в немой борьбе, я отвернулась к стене и положила голову на согнутые колени.

Комната окончательно наполнилась запахом каши. По крайней мере, лежа спиной к тарелкам и ощущая только распространившийся запах еды, мне на ум приходила только каша. Да и внешность, насколько я успела заметить была кашная. Казалось, не осталось ни одного атома воздуха, не наполненного едой. Я ощущала ее сквозь сложенные руки, она проходила через меня, заставляя все мысли двигаться в одном направлении – еда, еда, еда. Ничего более не имело смысла. Но я держалась. Даже в знаменитой “Ешь, молись, люби” – еда была в начале предложения, на первом месте. Еда и только еда. Голодному человеку не нужна любовь, голодный человек не пойдет выбирать пиджак или делать прическу. Даже голосовать не пойдет.

Не знаю, сколько прошло времени, но когда я отделилась от рук, прилипших к моему лбу, подноса в комнате не оказалось. Я подумала, что прошла испытание и с гордостью встала на ноги сложив руки за спиной. Это придало мне уверенности, и хоть живот начал болеть из-за полного опустошения, я все равно чувствовала себя победителем.

Моя ночь наступила так же странно, как и все остальное в этом месте. В один момент выключился прожектор. Просто погас, оставив меня в кромешной темноте. И тишине. Это очень сильно испугало меня. Глаза широко открылись, зрачки расширились как у ночного хищника, но я все равно ничего не видела. В какой-то момент не смогла понять – открыты мои глаза, или же они закрыты. Моргаю ли я, а может я не моргаю и мои глаза сейчас высохнут из-за отсутствия влаги? Мысли были странными, путанными, заставляющими меня размышлять о том, что до этого момента мне казалось совершенно естественным.

А еще меня пугало отсутствие звуков. Я старалась передвигаться по комнате шаркая ногами или изредка звенеть цепью. В такие моменты я осознавала что жива, что отсутствие звуков – это временное явление. Но все равно было странно и неестественно находится в тишине. Только гул громко бьющегося испуганного сердечка, возвращая меня в свое тело, намекал, что еще не все потеряно и мы еще поборемся.

Я пыталась поспать. С включенным прожектором оказалось это сделать было проще. В тьме сон и явь смешались воедино. До того, как прожектор погас, я ждала наступление темноты как возможность. У меня был план: что-то открутить от светила, снова обшарить стены и дверь, прощупать каждый уголок открывающегося проема, ну и хорошо поспать чтобы скопить силы на борьбу с похитителями.

Но сейчас, оказавшись во тьме, без звуков и тепла, на грани сна и реальности, я не могла собрать себя в кучу. То и дело пыталась заснуть. Мне снились сны о том, что я в клетке. Просыпаясь в кромешной темноте, снова не могла понять сон это или реальность. И так несколько раз за ночь. Если, конечно, это вообще было ночью. Возможно, они просто выключили свет. Навсегда. Тогда я просто сойду тут с ума, не зная ни даты, ни времени. Без возможности отмерять секунды, часы и минуты.

Обессиленная, сумасшедшая, с вырванными волосами и разодранными в кровь пальцами – такой я казалась себе сейчас. Мои глаза распахнуты, зрачки расширены в попытках разглядеть хоть что-то. Возможно, в этот момент невидимая мной рука в кромешной темноте пытается дотронуться, дотянуться длинными тонкими пальцами до моего худого плеча. Проникая все глубже в дверную прорезь. Всем своим телом я ощущала тяжесть спертого воздуха, его тонкие колебания, словно нечто неизвестное стремилось к моему беззащитному телу, заставляя метаться в осознании собственной безоружности. Сантиметр за сантиметром все глубже проникая в тьму клетки, окружая меня со всех сторон, овладевая пространством. Застыв на бетонном полу в позе эмбриона, я почти чувствовала тяжесть руки, чье-то зловонное дыхание совсем рядом. Вот-вот оно коснется меня… оно уже тут, близко!

Я перестала дышать. Шли секунды, но ничего так и не произошло…

Наверное, я все же задремала, потому что, очнувшись в следующий раз обнаружила прожектор включенным, а на полу одинокую чашку с кашей. Она была немного заветренной, и я поняла, что это скорее всего моя вчерашняя еда. Точнее, ее часть.

Я усмехнулась. вспомнив слова Арины про кашу, возможно, это станет и моим способом определения время – каша? Можно ли понять по густой эссенции, насколько стар тот или иной продукт? И если я подожду достаточно долго, то можно ли будет моей кашей разбивать камни и гнуть железо? Эта мысль показалась мне забавной, и я рассмеялась вслух, не сдерживаясь. Сумасбродный смех эхом пронесся по комнате, утонув под створами потолка. Я замерла, прислушиваясь к его звучанию, затем крикнула “аааа” и тут же получила удар током.

Это снова было так неожиданно, что я подпрыгнула на месте. Осторожно встав, я повернулась в сторону двери.

– За что? – спросила я вслух. – Мне нельзя разговаривать?

Но ответом мне была тишина.

– Эй! – снова крикнула я. – Должны же быть правила? Что вы от меня хотите?

Снова тишина. Ошейник на шее тоже “молчал”. В воздухе витала пыль от моей одежды и легкий запах каши.

– Я бы не отказалась от похода в уборную! – крикнула я и свела ноги демонстративным крестиком для большей убедительности.

Снова никакого эффекта.

– Надеюсь вы там сдохли! – Пробурчала я и села в угол комнаты.

Если учесть тот факт, что с другой стороны сидит Арина и тот, кто открыл ей дверь – ее сообщник, то я вполне определенно могла обращаться на “вы” к моим похитителям.

В этот момент наше судно сделало весьма ощутимый крен и чашка с кашей покатилась в левую сторону от двери. Она с грохотом врезалась в прожектор и перевернулась. Из нее вывалился подсушенный кусок каши и размазанный чашкой потек в правую сторону, куда во второй раз покосился корабль.