Грехи Марии

– Да, маленькая принцесса, мы совершенно одни.

Он встал на ноги, медленно размял руки, словно собирался заняться спортом или чем-то аналогичным.

– Твоя бабушка попросила наказать тебя за то, что ты снова опоздала домой, проигнорировала ее замечания. Я бы еще бонусом наказал бы беспорядок в твоей сумке…

– Что мне сделать? – грубо перебила я, надеясь быстрее все закончить.

Его глаза блеснули неприятным огоньком, а на лице показался оскал. Ему пришелся по-душе мой вопрос. Я мысленно отругала себя – нужно лучше выбирать выражения. С этим человеком всегда нужно держать себя на готове. Но к чему мне быть готовой – я пока не знала.

– Для начала – молчи. Мать и бабка тебе много позволяют. Да еще и твой братец – постоянно с кем-то шатается. Отвратительное воспитание.

Он сплюнул на пол, словно ему было противно даже говорить об этом.

– Мария, я верю, что еще можно сделать из тебя человека. Сейчас ты так, ничто. Без имени, фамилии, отца.

На этой фразе я поняла, что мне придется нелегко, но выбора не было.

– Идем за мной.

Бросил мне отчим и я, ссутулившись, поплелась за ним следом.

Мы шли через двор, миновали старый, покосившийся забор Киреевых, живущих чуть в отдалении от нас, но являющихся нашими ближайшими соседями. Мне очень нравилась их дочка – Вероника. Она была младше меня всего на пару лет, но уже достаточно умело обращалась с лошадьми. Ах, если бы она сейчас вышла на крыльцо или во двор! То… что? Что бы я сделала? Он – мой отчим.

Мы идем по проезду между домами, ведущему к озеру. Летом он обычно зарастает крапивой, почти полностью скрывая дорогу. Но сегодня, из-за вчерашнего ветра, проломившего кусты, мы спокойно можем пройти до самого озера. Крапива все равно выше моего роста. Она кажется мне лесом, разделяющим меня и весь остальной мир. Мы идем вдоль линии озера, настолько близко, насколько позволяют камыши. Наш район не такой большой и как следствие тут очень редко можно встретить хоть кого-то. Вот и сейчас линия озера совершенно пуста.

Погода портится, начинает дуть ветер, расплетая волосы в моей прическе. Мне становится холодно, и я поплотнее кутаюсь в легкую олимпийку. Мы проходим еще несколько метров, и отчим останавливается.

– Мы пришли. Подойти ближе, хочу тебе кое-что рассказать.

Я остаюсь стоять на месте. Внутренний голос подсказывает мне, что меня не ждет ничего хорошего.

– Я и отсюда все слышу и вижу.

– Не спорь, Мария. Мы тут из-за тебя.

Неуверенно делаю вперед маленький шажок и замираю.

– Еще, Мария, иди ближе. Я тебя не укушу, – усмехается отчим и добавляет. – Не сегодня.

Но я все равно не хочу испытывать судьбу на прочность. Я намного ниже крапивы, если я сейчас побегу вглубь, то ему не удастся меня найти. Моя застегнутая олимпийка, платье и колготы не дадут крапиве сильно обжечь мое тело. Но вот с лицом все иначе. Но рискнуть стоило.

Аккуратно, чтобы не выдать волнение, я слегка пошатываясь и раскачиваясь на месте, сделала несколько шагов. Отчим улыбнулся, предвкушая как совершит надо мной акт наказания. Я не знала, что именно он хочет сделать, но то, как блеснули его глаза, мне совсем не понравилось.

– Я хочу в туалет, – прошептала я и увидела, как он прищурил глаза. – Правда, очень хочу! Я отойду буквально на минутку, вот сюда.

Я указала пальцем на ближайший к нам куст. За ним начинались заросли крапивы.

Отчим неуверенно посмотрел на куст потом на меня. Его глаза горели бешеным, черным огнем. Он пугал меня до ужаса, до онемения.

– Давай быстро. Все у тебя наперекосяк. Отвратительная девчонка.

Он бурчал что-то еще одновременно роясь у себя в кармане, но я уже не разбирала его слова. Я шла как победитель, как человек, которому только что подарили второй шанс на жизнь, второй шанс на мечту. Мои волосы развивались, а школьное черное платье путалось в ногах. Ускорив шаг, я перешла на бег. Ветер свистел у меня в ушах, вокруг шуршали мохнатые лапы камыша, где-то там, в самом темном и загадочном месте озера кричала выпь. Ее плачь летел над водой как крик младенца, как крик моей души. Еще живая, но такая одинокая.

Я почти добежала до зарослей крапивы, как совсем близко послышался голос отчима.

– Стой, маленькая дрянь, стой я сказал!

Но его голос послужил катализатором. Я побежала быстрее, почти всем своим телом ощущая, как меня вот-вот схватит огромная костлявая рука. Рука человека, вознамерившегося уничтожить не только мое лето, но и мою жизнь. В тот момент, когда звук его голоса слышался справа от меня, не сзади, не вдалеке, а справа, я почувствовала на своем лице жгучие ветки крапивы. Я вошла в нее как нож в масло. Влетела в самую гущу как снаряд. Но не остановилась. Я бежала все быстрее и быстрее, отталкивая обжигающие ветви голыми ладонями. Мое тело извивалось словно змея, огибая особо мощные ветвистые корневища. Жгучие волоски крапивы впивались в лицо, опаляли жаром шею. Это была необычная крапива, это – крапива двудомная, как я прочту потом, намного позже, на уроке биологии. Она достигает в высоту более двух метров, при идеальных климатических условиях. А наш климат ей подходил идеально.

Когда затихли звуки, исчезли голоса людей и крики птиц – я остановилась. Крапива росла пучком, толстыми стеблями, выходящими из одного отверстия в земле. Именно туда, меж корней, я и уселась.

Мое тело очень сильно чесалось. Крапива защищалась как могла – своими острыми иголками она смогла проникнуть сквозь одежду и теперь от ее острых шипов щипало все тело. Но руки болели сильнее. Однажды я опрокинула чашку с кипятком на ногу, отчего пару недель мне приходилось носить повязку, которая постоянно прилипала к коже и каждый день мне приходилось сдирать ее со свежим зажившим куском кожи и клеить на место раны новую. Ощущения от крапивы очень сильно походили на те.

В тот момент я решила, что недельные бинты – малая плата за то, что я ослушалась отчима. Мне не хотелось проверять на себе шутил ли он или собирался наказать меня одним ему ведомым способом.

Между тем время шло. Вдалеке загорелись фонари. Я сидела на земле, поджав под себя ноги. Голоса отчима я не слышала, но и выходить боялась. Лучше я просижу тут всю ночь, а домой вернусь, когда они уже уедут. По моим ощущениям сейчас была полночь, а значит скоро вернется домой мама и бабушка. Они-то точно будут меня искать!

Но минуты проносились прочь, а никто не появлялся. У меня не было часов или телефона. Мама привезла Давиду кнопочный nokia и мне ужасно хотелось такой же, но я тогда промолчала. Да и кто бы меня послушал. Все равно у Илонки тоже не было телефона, а она всегда была единственной с кем я хотела общаться. Хотя сейчас телефон бы мне пригодился.

Солнце село, окончательно забрав с собой не только дневной свет, но и оставшееся тепло. В воздухе зажужжали первые голодные комары. Я хлопнула себя по руке, убив особо наглого, когда услышала голос отчима.

– Мари, я знаю, что ты где-то рядом.

Я молчала. Даже дышать перестала для большей скрытности. Подул ветер и высокие заросли крапивы пошли рябью, отчего я не услышала начало следующей фразы, брошенной мне с правой от меня стороны.

– …. будешь жалеть, дрянная девчонка! Ты ничто! Ты просто ничто, глупая принцесса. Не веришь мне? Я могу доказать, что ты такая же ущербная, как и твой тупой папашка. Выходи! Давай начнем все с начала!

Я закрыла уши руками, но его голос все равно проникал в мою голову, в мой разум. Лился словно вода сквозь пальцы, затягивая меня в такое же черное озеро, какое мне приходилось видеть каждый день. Я не желала понимать его, не хотела думать о том, почему он совершает те или иные вещи. Я хотела домой. Хотела, чтобы мама перестала следовать за ним и превратилась опять в ту женщину, которая проводила со мной все свои отпускные дни. Маму, завязывающую мне голубые банты, маму, помогающую выводить ровную букву “б” в тонкой линейной тетради. Та мама не бросила бы меня наедине с этим монстром, та мама обязательно разбудила бы меня поцелуем и взяла с собой за покупками.

– Твоя мамка мне все рассказала, – словно прочитав мои мысли голос отчима ворвался в мою голову с самыми больными, самыми гадкими фразами. На короткий миг я решила, что этого не может быть. Он не может знать меня настолько хорошо, чтобы обнаружить мое самое больное место, но мужчина беспощадно продолжал. – Твой папашка тот еще остолоп. Слушай, маленькая принцесса, слушай меня внимательно! Идиотка…

Он еще раз ругнулся. И его голос, оттолкнувшись от темной кромки воды разнесся по всему массиву. Каждая ветка травы, каждый куст, каждая ракушка слышали, как моя мать ненавидит меня, как они с отцом планировали сделать аборт, но ничего не вышло. Даже тут, по его мнению, я успела насолить всем. Его голос разрезал мое сердце словно нож, проникал все глубже и глубже, беспощадно откладываясь в памяти навечно.

Я закусила губу. Мне хотелось крикнуть ему в ответ чтобы проваливал, что я не позволю ему глумиться над моим отцом, но так я выдам свое положение. Я не была уверена точно, что он пойдет за мной в траву, но прошло не мало времени, он мог и подготовиться.

Я решила не рисковать.

– Ты знаешь, что твой папашка был алкашом? Не летчиком, не космонавтом, а алкашом? Ему просто было плевать на тебя. Вы с Давидом – мусор. До того момента, когда твоя мамка забеременела тобой, они жили счастливо. Она, твой папашка и Давид, жили себе дружной семьей, но потом…– он затих, словно предвкушая момент, наслаждаясь моей агонией. – Потом родилась ты. И, как всегда, ты все испортила! Ты была ему не нужна! Он променял тебя на пару бутылок водки. Поэтому твоя мамаша постоянно плачет мне в жилетку о том, что из-за тебя ушел ее любимый Виктор!

Я сидела на коленях, зажимая двумя ладошками рот, чтобы не закричать. По моим обожженным щекам текли слезы. Они лились толстыми ручьями не переставая. Сердце так больно стучало в груди о ребра, стараясь накопить достаточное количество крови для того, чтобы излечить раны. Но их было слишком много. Его слова резали меня изнутри, разбивали на мелкие кусочки, разбивали мое сердце. Раны от крапивы перестали казаться важными на фоне того, что творилось сейчас внутри меня.

Мама никогда не говорила о папе. Я знала, что он поступил не очень хорошо, что-то пошло не так – догадывалась об этом. Но я не хотела знать правду, не таким образом. Не была к этому готова.

– Что же ты молчишь, Мария? – продолжал глумиться он. – Где твой острый язычок? Я бы мог найти ему применение. А знаешь, что самое интересное? Думаю, ты помнишь, что у вас с Давидом разные отчества? Так вот…. они жили долго и счастливо…а потом пришел я.

Он громко рассмеялся и что-то упало. Послышался звон стеклянных бутылок и тихие чертыханья.

– Это ты виновата, Мари, ты всем виновата! Это ты так на меня смотришь! Твои огромные голубые глаза зовут меня к тебе, они умоляют меня… Твоя глупая мать забеременела без моего ведома! – вдруг вырвалось из него, словно он не собирался этого говорить, но не мог сдержать слова. – Ты слишком красива для того, чтобы остаться без внимания мужчины, ты такая милая принцесса, упрямая, такая взрослая…