Москва литературная №1/2022. Литературно-художественное издание

– Так мне никто мяч не даёт, – со слезами на глазах сказал юный футболист.

Максим взял мальчика за плечи и повёл к скамейке. У того уже слёзы катились по щекам.

– Стёпочка, правила игры в футбол я вам объяснял. Ты посиди, посмотри, как играют твои товарищи. Видишь, один игрок с мячом, а другие без мяча, но наготове, так как в любой момент игроку могут дать пас, и он должен будет вести мяч. Ну что, пойдешь, поиграешь? Вытирай слёзы и беги. В футбол надо играть, а не сидеть на скамейке. Иди. Будь внимателен и жди мяч. Тебе обязательно дадут пас.

Стёпа зашмыгал носом, подтянул шортики и побежал.

Шло время, продолжались тренировки. И вот наступило время соревнований. Мальчишки волновались. Тренер собрал малышей и дал последние наказы. Прокричали дружно «приветствие», и матч начался.

В начале игры мальчишки метались по полю беспорядочно, бросались на мяч, забыв все указания и наставления тренера. Но первые минуты волнения прошли, и ребятки стали придерживаться своих мест на поле. Родители тоже вели себя громко, шумно, потому что волновались. Кричали своим детишкам, подбадривали. И сквозь общий шум Макс услышал крики родителей,

– Лева, беги быстрее, отдай мяч Коле и Вите, – кричал отец своему сыну.

– Близнецам, близнецам отдайте мяч, – вторил чей-то молодой папа.

– Рыба, а ты, что не видишь, кому надо отдать пас?

– Коза, держи пас.

– Головой, головой бей, овца.

– Медведь, ты можешь быстрее бежать? – кричали болельщики, которых понемногу становилось всё больше.

Крики на поле и с трибун становились всё громче. И вдруг всё взорвалось. Это Стрельников Славик с подачи Ракова Юры забил гол. Что тут началось! Малыши прыгали друг на друга, обнимались, и все возбужденно кричали.

– Стрелка, – кричали они, – молоток! А Рак какой пас дал ему!

Макс смотрел на своих маленьких игроков. Ему вспомнился футбол звездного неба. Там тоже были и Рак, и Стрелец, и Близнецы, и Большая Медведица, которые в первый раз играли в футбол, в эту непонятную, но завораживающую игру.

– Так ведь это будущие наши звёзды футбола, – подумал Макс, глядя на своих подопечных сквозь слёзы радости.

Прозвучал сигнал окончания игры. Началось награждение. Игрокам вручили медали и грамоты. Ребята были счастливы, родители утирали слёзы радости. А больше всех был рад молодой тренер, поздравляя своих маленьких звёздочек.

ЗИМИН Юрий

Алые маки Каракумов

– А ты разве ничего не помнишь? – спросила сестра, глядя на меня, хитро улыбаясь. Она меня старше была на три года.

Как это не помню? Помню. Но она добавила некоторые яркие эпизоды к моим воспоминаниям…

Туркмения, поселок Джебел.

Страшно гудели паровозы, долго, непрерывно. Железнодорожная станция была недалеко, и разрывающий воздух звук паровозных гудков далеко разносился по пустыне, широко и безнадёжно.

Начало марта 1953 года. Первое моё воспоминание о том, что кто-то умер из наших великих.

Что такое солнце и тень, мама долго объясняла четырёхлетнему непонятливому и бестолковому упитанному маленькому сыночку, который упорно не хотел надевать на голову белую панамку. Одежда в пустыне имеет свои особенности и строго необходима во многих разных случаях.

Отец постоянно был на службе, а мама занималась учётом провизии, приготовлением питания, стиркой, мытьём посуды в строительном батальоне.

Солнца хватало везде, а вот простой воды нет. Была весна, но было жарко как летом.

Это Каракумы…

Наша семья, как и другие семьи военнослужащих, жила в землянке, по конструкции близкой к воинской, фронтовой. И правильнее было её назвать песчанкой, глиняной песчанкой. В середине углублённого помещения в грунте стоял столб из дерева саксаул, кривоватый. Ровных и прямых деревьев в местности, где не хватает воды, просто нет. Помню, как по этому столбу полз вниз, прицеливаясь на меня, скорпион. Отец скинул его рукой на песчаный пол, и никак не мог его раздавить каблуком сапога. Ядовитое насекомое углублялось в грунтовый пол, а потом каждый раз выползало из-под песка.

Шкуры овец крышей покрывали землянку, отгоняя своим запахом насекомых и змей, которые часто являлись ядовитыми. Откинул одну шкуру – вот и форточка… Но почему шкуры не отпугнули того скорпиона? Казалось бы, ниже уровня земли должно быть прохладно, но желаемой прохлады не было, и от надоедливой дневной жары хозяева часто водой поливали матрасы, на которых спали.

Питьевая вода привозилась танкером «Красный флот» из Баку через Каспий в порт Красноводск, где я умудрился родиться, а потом железнодорожными цистернами на строительство военного аэродрома в район посёлка Джебел. Для строительства и для личного состава строительного батальона требовалась вода, и много воды. Её, даже при тщательной экономии, всегда не хватало. А местную, из колодцев, невозможно было пить. Но коренное население приспособилось и к этому, не очень приятному, запаху колодезной воды. И спокойно жили здесь сотни – тысячи лет.

23-й отдельный Аэродромно-Строительный полк возводил военные аэродромы, хоть в пустыне, хоть в горах, хоть в тайге. На счету у отца после войны осталось семь построенных военных аэродромов.

При временно расположившемся в этой пустынной местности батальоне жили и семьи строителей – военнослужащих, крепко сдружившись с местными семьями аула в оазисе. Ни колясок, ни велосипедов для детей ни у кого не было. Меня, ребёнка, сажали на панцирь крупной черепахи и я, медленно качаясь в такт её шагам, сидел на ней и катался недалеко от землянки в виде уверенного седока. Падение с панциря в песок не приводило к травмам, да и скакун далеко не убегал, можно было опять заползать на «коляску». Присматривала за этим процессом, чаще всего, моя сестричка.

Собаки здесь тоже водились, изредка покусывая разбегающихся от них детей. Особенно мне не нравился туркменский алабай, здоровенная собака, стерегущая отары овец. Она без лая и предупреждения подходила и просто кусала человека за мягкую часть, чтобы он знал свое человеческое место, а не покушался на съедобную проходящую мимо шерстяную баранью лопатку или окорок. Шрамы от собачьих укусов, так, на память, хранятся у меня на теле всю жизнь.

Неожиданно, как-то сразу, почти в один день вокруг землянок раскинулось бесконечное поле красных маков. Цвели яркие цветы до рези в глазах, до головокружения от приторного сонного запаха. Вся пустыня в красно-алом цвете, даже как-то страшно казалось. И это при отсутствии дождей. Дождь просто не долетал до земли, он по ходу своей основной деятельности испарялся. В районе пустыни, где основная растительность – верблюжья колючка, вдруг возник ковёр из цветов.

Однажды, после очередной прогулки по полю цветов сестры с братом, то есть со мной, возвратилась сестричка одна. На вопрос: «Где же братик?» ответила:

– Да надоел он мне, «хочу спать, хочу спать», ну и пускай себе спит.

– Где ты его оставила? – не отставала от неё мама.

– А, где-то там, – неопределённое направление рукой только усилило панику у матери, – на бугорке.

В пустыне, на бугорке, на солнцепёке, среди цветущих маков…

Команда «В ружье!» прозвучала в глиняных казармах и на строительных объектах, как только отец узнал, что его сын потерялся.

– А железную дорогу не переходили?

– Не помню…

Железная дорога Красноводск-Ашхабад. За её насыпью, которая то исчезала от ветра до голых шпал, то задувалась полностью песком, открывалась бескрайняя пустыня без дорог и поселений. И без воды…

Всполошились ещё и из-за того, что в таком возрасте ребёнок, спящий долго под действием одурманивающего запаха, мог и не проснуться. Как после анабиоза. За примерами ходить далеко не надо. Местные жители нас об этом предупреждали, а взрослые солдаты доказывали крепким сном это воздействие. Просто засыпали на посту, даже стоя. Цветение маков было недолгим, но этого времени ранее хватало на несколько несчастных случаев.

Мне очень хотелось спать. А куда-то плестись за сестрой по жаре было невыносимо. Постоянное дерганье за руку «идем туда, идем сюда» – надоело. А как мы с сестрой расстались, я не помню.

Помню, увидел среди цветов бугорок, который образовался от выкинутой земли при копании норы каким-то зверьком. Свежий выкопанный бугорок веял прохладой, и я умудрился найти на нём более холодное место, правда, липкое. И с усилием эту прохладу прижимал к себе обеими руками, так было приятнее, и прилёг на бугорке. И чтобы не было липко, снял ненавистную панамку, надел на чью-то маленькую головку, на которой высовывались не моргающие глаза и периодически какая-то верёвочка. Головка тоже не хотела одевать панамку… А мама же говорила, что нужно её одевать на солнышке. И заснул.

Поднятый по тревоге строительный батальон начал прочёсывать местность в той стороне, откуда пришла дочка заместителя командира части. Цепью, на расстоянии видимости друг друга, шли медленно сквозь маки, рассматривая каждый квадратный метр цветущего ковра.

Распугивали живность: пауков, козявок, пустынных зверьков. Мимо строителей степенно прошагали несколько верблюдов, неся на себе седоков из местных коренных обитателей засушливой земли. Для них искать кого-то в пустыне – не первый раз. Чаще всего они отыскивали убежавших верблюдов.

После нескольких часов поиска, недалеко от железнодорожной насыпи, нашли «сына полка». Он обнимал крупную змеюку, греющуюся на солнышке, толстую, в середине она потолстела от проглоченной дичи, может, тушканчика, может, крупной птицы. На голове у змеюки скособочилась белая панамка, напоминая скульптуру курортников довоенных времён. Змея злобно шипела и не подпускала солдат к спящему рядом другу.