Агент 0.01‰

– В подпольной больнице Всеву прооперировали, правда, без наркоза – он этого не любил. Зажило как на собаке, Всева знал народные заговоры – этому тоже обучали в разведшколе.

Рауль же навещал «учителя» после выписки дома с неизменными четвертинками.

В одно из таких посещений детектив обмолвился, что его главный клиент – вице-президент «Дуби-банка» Мигель Сабантуевич Голясов улетел в Монте-Карло в поисках своей биологической матери.

При словах об административной единице княжества Монако Малярчук несказанно оживился.

– Скинь своему знакомому эсэмэску, пусть зайдет там в бар «Twiga», передаст привет хозяину от меня, тогда его, во-первых, бесплатно напоят шампанским «Арман де Бриньяк»; во-вторых, помогут с поисками маман. Угощение этим напитком вообще должно войти в добрую российскую традицию, – патетически произнес Всева. – Особо для наших футболистов, получивших достойный гонорар, например, за проигрыш в чемпионате Европы! А что? Проигрыш тоже надо отмечать. Пусть хотя бы другие от души порадуются нашему поражению.

…В другой раз детектив наводил справки у Малярчука о некоем «Даве» (см. «Дефективное агентство "Руль"», стр. 264)… Как-то Малярчук дал зацепку Комарову в расследовании безнадежного дела по ограблению инвалида из 45-й квартиры, указав возможного свидетеля, коей являлась фройлен Марина (так и стал называть ее про себя Рауль с подачи Малярчука). И однажды у Рауля возникла также необходимость проконсультироваться с Батумычем по поводу рэпа…

– Ах, «РЭП», слышал, слышал. Партия такая политическая возникла в Прикамье – «Рюриковская экстремальная партия».

– Вот те на! Я по простоте душевной полагал, что это молодежное музыкальное направление, выучил ворох ненужных речевок, потерял массу драгоценного времени, а вон оно как. Не могу себе простить!

– Постить? – послышалось сквозь волосяные заросли Малярчуку.

– Давайте, Всеволод Батумович, всё-таки прочистим ваши ушные каналы в «Ядреном корне», негоже что вы, подобно мэтру сантехники Кофейне, воспринимали всё в несколько трансформированном свете. А потом месяцами дулись на бывших друзей. Из-за «недозвучания».

– Какой «корень»?! Если что, то эту процедуру доверяю только тебе, Раля, или накрайняк Вадику Дулепистому, доверяю выжечь их паяльной лампой… нет, лучше тебе, Вадик с его безумной силой способен опалить пламенем всю мою буйную головушку и при этом ничего не заметить.

– А жене?

– Ты что, смеешься? Жена орудует только ножницами и постоянно рискует проткнуть ими насквозь мой череп, как шампуром вальдшнепа, знаю я ейного брата. Ея я боюсь больше огня.

– Зачем вам тогда жена, если не доверяете ей?

– Законная супруга – это крест настоящего разведчика: каждый должен быть женатым человеком, иначе не отпустят за рубеж.

– Да не волнуйтесь, Всеволод Батумович, мы их вырвем специальными щипцами.

– Мне уже так делали в Гуантанамо, не хочу бередить душу воспоминаниями.

Пересадка почки

Малярчук с напряженным выражением лица сидел на лавочке в одиночестве, устремив взор куда-то в небесную твердь.

– Рауль, братуха, дело у меня к тебе есть. Конфиденциальное.

– Что за замут? Опять в чипок сбегать?

– Нет, тут другое… Предлагают за хорошие деньги операцию сделать. По пересадке почки. Трансплантация чужих здоровых органов.

– А свою куда?

– Только выбросить. На свалку.

– Камни?

– Камней нет, но есть с десяток свинцовых пуль, полученных во время полицейской облавы в Нью-Йорке. Мы тогда сеть мексиканских наркодилеров накрыли совместно с ФБР. В Южном Бронксе. Вот была разборка, так разборка! Понесли немыслимые потери. Обе стороны. Я заслонил собой главу управления. И поплатился. Издырявили меня, как сито. Большинство пуль изъяли, но на почку денег не хватило. Сейчас на пенсии малехо поднакопил. Думаю, хватит эту тяжесть в себе носить! Чай, не молодой рысак!

– В чем же дело? Ложитесь в больничку на операцию. Или возраст уже не тот для такого испытания?

– Чувствую, что-то там нечисто. По слухам в 30-й клинической незаконно промышляют изъятием людских органов и их нелегальной торговлей. Поставят мне новую от какого-нибудь подопытного кролика, типа соседа с пятого этажа, Бодуненца, пообещают ему вырезать аппендицит, а вместо этого извлекут почку или даже печень, а потом в расход. Жалко зяму… Или, наоборот, сам стану донором, но сердца или достоинств, а они у меня еще ого-го!

– Что ж, попробую прояснить ситуацию и, если там криминал, то…

Через некоторое время Рауль повторно встретился с Малярчуком.

– Ваши опасения имели основания. Повязали голубчиков, вернее, постреляли… По поводу почки – предлагаю, для начала, сделать рентгенограмму внутренностей, а уж потом познакомлю вас с Гогуа Ревазовичем Гугидзе, профессором медакадемии.

В «Меддиагностике Плюс», в подвале через дорогу, просветили всё Всевино тело, нашли массу инородных предметов: пули, осколки, проглоченные в случае провала пузырьки и ампулы с цианистым калием (впопыхах не успевал их раскусить). Отросток аппендикса вообще был забит под завязку: тут и микросхемы, и бриллианты (на черный день). А вот печень, печень, как у младенца, и прекрасные сосуды. Растягивались как технологическая резинка от треников.

Ампулы Всева позже хирурга попросил удалить, теперь боевое прошлое окончательно почило в бозе, и о них можно забыть. Попутно Батумыч превратил Гугидзе в штатного агента.

«Школьные годы чудесные»

Всева не торопясь прогуливался по пешеходной дорожке.

– Вы все Малярчуки такие? – поддел пенсионера Люлипупенко, сдувая невидимую пыль с его темно-синего пальто.

– Какие-такие? – насторожился Всева и мысленно просканировал последние денечки, не допустил ли он где-нибудь досадный прокол: «Почему он назвал фамилию во множественном числе? Знает моих детей? Но они под другой фамилией. Что-то тут не чисто!»

Вообще-то от рождения фамилия Малярчука звучала, как Авдонин. Родился он в деревне Адлеровка рядом с Малоярославцем в 1938 году. Поэтому в разведшколе преподаватели ему сначала присвоили позывной «МалЯр», в честь провинциального городка и склонности курсанта ретушировать свои слабые знания по предметам, а уже потом, на основании откровенно неутешительных результатов учебы, суффикс «чук» (звук по дереву идеально совпадающий с постукиванием по лбу Всевы указкой преподавателей: «чук-чук-чук»): Малярчук. А вот после выпускных экзаменов, когда Всева, недовольный аттестатом, точнее, оценками в нем, отчего зависело распределение (или ты в старушке Европе прохлаждаешься в дорогих ресторанах и яхт-гольф-клубах, или в знойной Африке глотаешь песчаную пыль), и набросившийся поэтому на членов экзаменационной комиссии, показав при этом филигранное владение нунчаками изготовленным из березовых дров, он стал «Свирепым». Абсолютное большинство членов аттестационной комиссии тогда комиссовали на гражданку с серьезным диагнозом «плосколобие мозга». А Всеву с «нетерпением» ждал черный континент.

Но каким ветром забросило в разведшколу-двухлетку Всеву – это отдельный сюжет. И для начала нужно освежить ранние вехи биографии героя.

…С детства Всеве нравились шпионские игры. Еще в школе он следил за проделками одноклассников (предполагаемых агентов влияния противника), проверял содержимое их карманов и портфелей на наличие запрещенных предметов. Не брезговал и экспроприацией продовольственных излишков и скудных финансовых вливаний от родителей.

К седьмому классу, оставшись на третий год, завел обширную агентуру среди учеников начальной школы. Как удавалось? Метод кнута и пряника: кому конфетку или бычок от папироски, а кому подзатыльник и кулак под нос.

Долгое время работая под прикрытием, прикрытием в лице классной руководительницы, Малярчук четко информировал ее обо всех настроениях в классе и проделках соучеников в школе, как то: подожженный сарай с запертым в нем завучем по учебно-воспитательной работе, алкогольное буйство трудовика с поеданием трутовиков со школьной березы, романы старшей пионервожатой одновременно с восьмиклассниками и директором, уборщицы с физруком, физрука с председателем родительского комитета, председателя с проверяющим из РОНО, проверяющего из РОНО с уборщицей и старшей пионервожатой. Круг замкнулся!

Именно его наставница, в прошлом неуловимая радистка-связной в Бостоне, а после войны схоронившаяся от мести американских спецслужб за передачу секретов атомных бомб в деревне, и дала рекомендательное письмо своему ученику в элитную разведшколу.

Тяжело в разведшколе, легко на воле

Батумыч вновь с головой окунулся в свое прошлое.

Вместе с ним в разведшколу пытался поступить односельчанин Варфоломей. До сих пор многие местные старожилы считают, что Варфоломеевская ночь – это период начала созревания яблок, когда частные сады в темное время суток подвергались неслыханному опустошению командой означенного пацана. В восьмилетке все его считали просто прирожденным разведчиком: он подтягивался два раза на турнике с привязанным к ногам нетрезвым учителем по труду, ходил «брать языка» (рамку с сотами) на колхозную пасеку и ни разу не спалился, умел незаметно списывать у отличников домашку, при том, что они даже не догадывались (сейчас бы также незаметно списывал средства с банковских счетов), владел искусством подделки подписи классной руководительницы в дневнике. Поэтому отцу не было оснований лупцевать его солдатским ремнем за плохое поведение.

Его, также как и Батумыча, рекомендовала к поступлению классная руководительница, учитывая исключительные природные данные подопечного.

Однако камнем преткновения для отрока стал вступительный тест. Был такой ритуал посвящения в первокурсники, отбраковка неподходящих на ранних этапах «собеседования». Назывался он «химической обкаткой». Для этого отборочного тура приемная комиссия наполняла палатку слезоточивым газом, а затем запускала туда молодняк в средствах химической защиты (те, кто служил в химических войсках, поймет).

В принципе задание несложное, все абитуриенты его прошли.

– Усложним упражнение, – предлагал «председатель жюри», потирая руки. – Поместим, абитура, вас по двое в палатку с хлорпикрином, но без противогаза, попутно вы должны успеть перед тем, как совсем задохнетесь, подшить белый подворотничок на гимнастерку.