Оценить:
 Рейтинг: 0

Золотые пилигримы

Жанр
Год написания книги
2023
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Окончательное осмысление текста дает возможность оценить его как произведение художественного формата на литературном поприще с далеко идущими перспективами синтеза различных жанров и многогранностью сюжета в стремительно меняющейся атмосфере событий.

    А. И. Пожаров,
    профессор МГЛУ, доктор исторических наук

Золотые пилигримы

Франция. Март 2011 года

Небо давно потеряло свою синеву, словно полиняв от солнца, слепившего им глаза. Они пробовали изменить позицию, но время работало против них. Маленький отряд, состоявший всего из трех человек, был собран наспех, и старшему так и не удавалось добиться беспрекословного и немедленного выполнения своих команд. Спешно переброшенные из Барселоны на Франш-Конте всего несколько часов назад, получив обычный для них приказ, они делали то, что могли в условиях почти полной дезориентации и абсолютного незнания местности.

Для одного из них, самого младшего, долговязого парня с допотопной базукой, прицел которой он безуспешно пытался приспособить поудобнее, это был отличный шанс проявить себя. Он не собирался его упустить ни при каких обстоятельствах и уж тем более из-за бестолковых действий старого дурня Хесуса, назначенного старшим их группы явно по недоразумению. Палец потянул за триггер, как только лимузин вынырнул из-за поворота, и в ту же секунду столб пламени сделал горизонт совсем белым.

– ?Hostia! Que carbon eres, ahora no podemos ver nada ni nadie![1 - Ты конченый козел, теперь мы ничего не видим! (Исп.)] – говоривший злобно выплевывал слова прямо в лицо лежавшему рядом с ним длинноволосому верзиле, дрожащими руками растиравшему глаза от попавших в них газов.

– No veo, no puedo ver. Co?o, ?estoy ciego![2 - Я не вижу, я не могу видеть. Я ослеп! (Исп.)] – всхлипывал тот в ответ, не обращая внимания на плевки Хесуса.

Третий боец, в таком же темно-зеленом спортивном костюме и беговых кроссовках, как и остальные, перестал пытаться хоть что-то увидеть сквозь оптический прицел и вопросительно посмотрел на вожака. Внизу, на автостраде, совсем недалеко, метрах в двухстах, черные клубы дыма застилали то, что по плану было его целью.

– ?Dispara, dispara! Santos, leche ?disarate una vez![3 - Стреляй, стреляй! Сантос, стреляй ты уже! (Исп.)] – теперь почти кричал ему стоявший на одном колене латинос.

Нервно вытягивая шею, он приставил ладонь к козырьку бейсболки, как будто это могло помочь разглядеть что-то существенное.

– Soy francotirador, i eso tampoco es una metralladora, Jesus[4 - Я снайпер, и это не пулемет, Хесус (исп.).], – говоривший отложил в сторону винтовку и, достав из сумки-грыжи маленький бинокль, пытался угадать хоть какое-то движение на краях огненного шара.

Но исправить что-то уже было невозможно. Если кто-то и остался в живых при взрыве, пламя, охватившее машину, неминуемо должно было поглотить всех внутри и вокруг. Хесус, тридцатилетний мачо, научившийся убивать уже в девятилетнем возрасте, презрительно смотрел на слепого, в панике щупающего свое лицо.

– Nos vamos[5 - Уходим (исп.).], – промолвил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к продолжавшему шарить взглядом по окрестности Сантосу.

Перекинув, словно тюк через плечо, продолжавшего скулить от боли и отчаяния парня, он побежал вниз по тропе, ловко разворачиваясь на каждом повороте и не обращая внимания на булыжники под ногами.

Снайпер, следовавший за ними налегке, более молодой и быстрый, уже примеривался, как их обогнать, чтобы, не теряя времени, завести спрятанное неподалеку авто, когда откуда-то сверху и чуть левее послышалось:

– Ar?te, ar?te, bouje pas![6 - Стоять, стоять, не двигаться! (Фр.)]

И сразу же раздались выстрелы, оборвавшие жизнь Хесуса и спасшие от лишних страданий обреченного слепого. Сантос метнулся в сторону, пытаясь втиснуться в расщелину и укрыться за камнем, но, получив две пули в ногу, сложил руки за головой и, стараясь не чувствовать раскаленного металла, выжигающего изнутри мышцы, замер в ожидании, когда ажаны подойдут и наденут на него наручники. Он был жив, и это было главным для него в эту минуту.

* * *

Москва, Россия. Осень 2012 года

Москва плавно заходила в зиму. Стоял конец ноября, уже выпал и растаял первый снег, и мокрый асфальт черных улиц поблескивал калейдоскопом льдинок, отражавшим еще не выключенные фонари городского освещения. Центр города постепенно заполнялся автомобилями. В окнах бизнес-центров и разных учреждений загорался электрический свет. Служащие, секретарши и их начальники, многотысячная армия менеджеров и торговых представителей всех мастей спешили к своим компьютерам. Живущие далеко обычно приезжали раньше тех, кто жил поближе. Системные пробки делали жизнь невыносимо изматывающей, и время на дорогу рассчитать было невозможно. Только коммунальщики и охранники никуда не спешили: одни жили там же, где трудились, другие дежурили сутками и, хмурые и недоброжелательные, стояли возле рамок за распахнутыми дверями, проверяя документы и сумки посетителей.

Лена убрала пропуск и, подождав вместе с остальными у лифта, поднялась на седьмой этаж, где обитали топ-менеджеры корпорации. Она, как всегда, чуть-чуть опаздывала и немного переживала, что ее непосредственное начальство в лице руководителя секретариата Паулины Фроловны уже на месте и, как всегда, ищет предлог для бесконечных придирок. Легкое опоздание было в порядке вещей, просто иногда начальство приезжало рано утром, и это всегда означало, что Паулине Фроловне накануне домой звонил генеральный и устраивал садистский разнос, не позволявший сомкнуть глаз до зари. Естественно, первую волну плохого настроения она выплескивала на секретаршу, припоминая ей вслух все, что та должна была сделать и не сделала. Этого всегда оказывалось недостаточно для серьезного недовольства: Лена была прилежна и ответственна, поэтому именно опоздание становилось основным предметом обсуждения. Потом, в течение дня, все постепенно успокаивалось, и следующий месяц или даже два Лена могла себе позволить немного задержаться. Тем не менее она нередко испытывала тревожное чувство перед дверьми приемной.

Приложив пластиковый ключ, она вошла и включила свет. Приемная, к счастью, была пуста, и, значит, у нее было достаточно свободного времени, чтобы переодеть туфли, подкраситься, повертеться перед зеркалом – словом, совершить необходимый каждой женщине ритуал перед началом рабочего дня.

Завершив столь важные дела, она включила компьютер и распечатала несколько файлов, после этого собрала бумаги и аккуратно сложила их в папку, на которой золотым тиснением было написано «Для совещаний» и, чуть ниже, «Генеральный директор И. В. Хайруллин».

Все делалось на автомате, это была рутинная подготовка к еженедельному совещанию. Появившаяся через несколько минут Паулина Фроловна немедленно развила бурную деятельность, распорядившись пригласить кучу дополнительного персонала, чтобы к прибытию Ильяса Валентиновича все было в полном порядке. И вправду, разве можно было представить такое важное событие без аккуратно расставленных бутылочек с водой, отдельно газированной и, соответственно, негазированной, стаканчиков, салфеточек и так далее и тому подобное. Первым в приемную прибыл начальник первого отдела, основной обязанностью которого было шлепать печати на бумаги внутреннего документооборота, определяя их значимость, а значит, и секретность. За глаза его называли не иначе как Сморчок из-за мелких черт лица и сильно выделявшихся морщин, идущих от носа к верхней губе. В довершение картины он носил толстый свитер, от которого несло ядреной смесью пота и табака. Сморчок, пользуясь привилегиями своего положения, курил прямо у себя за конторкой. Сегодня он был в отличном настроении. Заглядывая Лене через плечо, он шарил своим вездесущим взглядом по документам, лежащим на столе, не оставляя без внимания и разрез ее блузки. От этого занятия его отвлек главный технолог, явившийся в сопровождении директора по обеспечению. Снабженец заискивающе семенил рядом. Он был готов на любые унижения, лишь бы технолог продолжал согласовывать замены. Прописанные в технологических картах марки металлов всегда находились в дефиците и стоили сумасшедших денег. Меняя их на более доступные и более дешевые, снабженец увеличивал свое благосостояние ежедневно.

Игорь Низовцев влетел в приемную Хайруллина ровно за двадцать минут до начала, скинул плащ, пригладил волосы перед зеркалом. Он недавно сделал операцию по вживлению волос и теперь очень ими гордился, следя за тем, чтобы все выглядело максимально естественно. Игорь казался чуть старше своих тридцати пяти, но при этом не был лишен шарма, который с возрастом и деньгами незаметно приобретают все топы. Еженедельное совещание обычно начиналось в одиннадцать. Все участники старались подойти в приемную генерального минут на десять-пятнадцать раньше, чтобы поздороваться и присмотреться к обстановке, перекинуться парой ничего не значащих фраз и влиться в коллектив. Считалось дурным тоном явиться ровно к началу – лучше уж опоздать немного и, получив свою порцию публичного порицания, заслужить благодарность коллег за добровольно возложенную на себя роль громоотвода. Такое нелогичное и странное для наивного обывателя поведение было вполне естественным для этих людей, знавших цену аппаратной солидарности.

Низовцев поздоровался сначала со всеми, кто уже стоял в приемной, а потом с каждым в отдельности, вкладывая в рукопожатие то количество теплоты, которое соответствовало неписаной табели о рангах, принятой в их корпорации. А эта табель была отнюдь не проста: здесь двадцатилетний помощник зама по «не пойми чего делаем» мог стоять значительно выше седовласого начальника отдела. Как говорится, такой маленький, а уже принц! Отдельную порцию любви, выраженную бельгийскими шоколадками и обворожительной улыбкой, Низовцев подарил Паулине Фроловне и Лене, разговаривавшей с кем-то по служебному телефону.

Ильяс Валентинович Хайруллин сегодня, как, впрочем, и во все остальные дни, был безупречен. Манжеты белоснежной рубашки выглядывали из рукавов пиджака ровно настолько, насколько предписывали правила, седые волосы были зачесаны на косой пробор, а недорогие часы отечественной марки подчеркивали сдержанность и склонность к аскезе. Очень немногие, даже из посвященных, могли представить себе реальные размеры его состояния.

Проведение таких собраний Ильяс Валентинович считал краеугольным камнем управления. Он сам начинал свою карьеру после технического вуза, или, как это тогда называли, втуза, обыкновенным мастером в цеху. Утренние планерки, этот неизменный кошмар для всех, кому накануне удавалось крепко бухнуть, въелись в его память, как машинное масло вместе с металлической пылью въедается в кожу токаря-фрезеровщика. Он рос по служебной лестнице, нельзя сказать, чтобы семимильными шагами, но и на ровном месте не спотыкался. Вместе с властью и деньгами пришло и понимание скрытых от постороннего взгляда процессов, которые на самом деле управляли социумом. В течение двух часов он молча выслушивал доклады, отчеты и планы, иногда уходящие в такое необозримое будущее, что серьезно относиться к этому могли только люди, управляющие не своими активами. При этом он постоянно отмечал что-то в своем блокноте, о содержании которого слагался свой корпоративный эпос. Атмосфера собрания заметно оживилась, когда слово получил финансовый директор: год подходил к концу, неумолимо наступало горячее время платежей, закрывающих крупные сделки.

К удивлению Низовцева, схема проводок курируемого им контракта, подписанного в Бельгии весной этого года, не вызвала никаких возражений, и он немедленно насторожился. Точно зная, как относится к нему Хайруллин, он не питал никаких иллюзий, что изменения, предлагаемые им по офшорным компаниям, участвующим в сделке, не вызовут ряд вопросов. Полгода, пролетевшие с того дня, когда представитель Европейского банка развития Ганс Гофман предложил им дополнительное финансирование в сделке с американской компанией, готовой поставить им станки двойного назначения, внесли значительные изменения в его видение дальнейших перспектив от службы в корпорации. Низовцев готовился к сегодняшнему совещанию не один день, и ответы на любые вопросы были у него готовы заранее. Инженер Траутвайн и коммерческий представитель американской стороны Роберт Фишер находились с ним в постоянном контакте. Все изменения подтверждались объемной перепиской и поддавались логическому объяснению. Как следствие, любые возражения со стороны оппонентов неминуемо должны были быть разбиты.

Но возражений не последовало. Хайруллин, сделав какие-то пометки у себя в блокноте, только покивал и дал слово своему заместителю по капитальному строительству. Объемы вводимых в эксплуатацию площадей поражали своими масштабами, а их география охватывала почти всю Сибирь и Дальний Восток. Этот Клондайк был отгорожен для доступа большинства присутствующих незримой стеной понятийной иерархии, царившей в вотчине Ильяса Валентиновича, и поэтому слушать его было неинтересно.

Низовцев по привычке стал прикидывать, кого из сидящих сейчас с ним за столом ему следует всерьез опасаться, а кого можно считать своим активом. Расклад получался пока не в его пользу, хотя Сморчок давно был на его стороне, сладкая парочка из технолога и снабженца не вызывали у него особых опасений, но такие мастодонты, как финансист, главный инженер и еще несколько ключевых фигур в верхушке, составляли непоколебимый монолит. Намного проще было со средним звеном: его удаленность от распределения реальных благ измерялась галактическими расстояниями, и почти все шли на контакт. Единственным невзятым бастионом оставался маленький секретариат самого Хайруллина. И на это было несколько весьма веских причин. Несмотря на всеядность, Игорь Низовцев не мог представить себя в роли любовника Паулины Фроловны. Это выходило за любые рамки разумного. Лена, напротив, была бы весьма завидным и полезным трофеем, но отточенное чутье опытного ловеласа подсказывало ему, что он, мягко говоря, не в ее вкусе. Остальные сотрудники женского пола, возможно, были доступны и готовы к любым формам общения, однако их полезность в данном вопросе стремилась к нулю, и он с упорством отчаяния питал надежды на Ленину благосклонность.

* * *

Выйдя от Хайруллина, Низовцев еще некоторое время потолкался в приемной. Попытки завязать неформальный разговор с Леной ни к чему не привели, и он поспешил к себе в кабинет, где, заварив лошадиную дозу растворимого кофе, впервые задумался об уготованных ему перспективах. Его судьба складывалась непросто, знала и взлеты и падения, которые не смог бы пережить даже восстающий из пепла феникс.

Всего десять лет назад его инвестиционная компания «Русский альянс» наводила ужас на буржуев, окопавшихся в криво приватизированной недвижимости столичного региона. Он отбирал квадратные метры у правых и неправых, пока не позарился на кусок, оказавшийся ему не по зубам. Оперативные данные, собранные об очередном московском богатее, не учли значение всего одной переменной. Организация Низовцева, состоявшая из представителей самых разных культур и мировоззрений, ловко проникала в такие простые сообщества, как трудовые коллективы универмагов, магазинов сантехники и маленьких рынков. Когда они начинали искать подходы к каждому вновь всплывавшему на горизонте объекту, первым, чем интересовались его люди, было наличие реальной силы за спиной того или иного лендлорда. Так в насмешку на английский манер именовали они свою будущую жертву. Именно в тот раз кто-то из них ошибся, и, получив зеленый свет от местных ментов, они ринулись в атаку. Целью был некий Иванов, о котором придется рассказать отдельно, потому что его история, начавшаяся еще в годы горбачевской перестройки, не только занимательна, но и поучительна.

* * *

В самом конце существования СССР Миша Иванов дослужился до должности зама председателя исполкома одного из райсоветов столицы. Это было счастливое время, когда государство каждый день отдавало людям новые и новые свободы и при этом еще не началось тотальное обесценивание рубля. Про доллар «пипл» знал только понаслышке. Город еще не был поделен китайскими династиями ЦАО, ЗАО, САО и так далее. Коммунальные службы не засыпали улицы тоннами химикатов, превращая Москву в мрачное и угрюмое пространство.

Именно тогда, в конце восьмидесятых, несколько самых крупных магазинов на больших и красивых улицах района, в котором Иванов осуществлял власть Советов, были сданы в аренду кооперативам. Все директора этих предприятий ежемесячно приносили толстые конверты с советскими рублями в кабинет заместителя председателя исполкома. Используя довольно кривую, но надежную схему, он сделал так, что директорами магазинов, сдавших их в аренду малым предприятиям, стали сами директора этих малых предприятий. Когда неожиданно прозревший секретарь Свердловского обкома КПСС переехал в столицу и занялся расчисткой пространства для своей креатуры, Миша понял, что пришло время валить подобру-поздорову, и отправился в бизнес. Проведя выборы директоров в подконтрольных ему магазинах – конечно, с соблюдением абсолютно всех демократических процедур, – Миша Иванов окончательно закрепил свое господство на этих территориях. Все следующие годы, несмотря на изменения в формах и названиях, неизменным оставалось одно: де-юре и де-факто хозяином этих площадей оставался Миша Иванов. Прошла приватизация, началась и закончилась скупка акций и долей у миноритарных акционеров, с которыми никто не церемонился: не хочешь продавать долю – завтра проведем собрание и увеличим «уставник» или просто исключим тебя под надуманным предлогом. Иди потом жалуйся.

Иванов заматерел, стал тучным и просиживал целыми днями допоздна в своем новом кабинете. Райсоветов давно не существовало, и Миша хвалил себя за дальновидность, радуясь, что вовремя ушел на вольные хлеба. Он постепенно привлек к управлению своих дочерей. Правда, любимица Софья только делала вид, что вникает в дела, зато старшая дочка, Марина, вскоре стала его реальной помощницей, взвалив на свои плечи всю бухгалтерию: и черную, и для налоговой службы. Софью Михайловну больше интересовали путешествия – все лето она проводила на морях. По мнению отца и старшей сестры, Соня была «непутевая», и это если не переходить уже к совсем нелестным эпитетам. Ей купили вполне приличный по меркам того времени коттедж на Кипре, недалеко от Пафоса. С тех пор она почти все время проводила на солнечном острове, изредка наведываясь в Москву встретиться с подругами и походить по ночным клубам. В остальном жизнь его семьи была стабильна и приятна.

Появлялись и исчезали ребята в кожаных куртках с угрюмыми лицами, приезжавшие на подержанных БМВ или «Гранд-Чероки». Он умел ладить с ними, его не смущало их снисходительное обращение и то, что между собой они называли эту недвижимость своей. Раз в месяц Миша отдавал им пять тысяч долларов, что составляло чуть меньше получаемой им самим дневной прибыли. Парни радостно укатывали куда-то дальше по своим делам, порой навсегда. Потом пришли местные милиционеры и попросили чуть больше, но им была показана вся финансовая документация, кропотливо составленная Мариной. Иванов по-дружески поделился с ними всеми проблемами, и они удовлетворились трешкой в месяц. Правда, через пару лет им удалось навязать ему еще и ЧОП с тремя постами охраны, один из которых был круглосуточным. Это обстоятельство больше всего смущало Иванова. Он страшно боялся, что охранник ночью приведет гулящих девок и они, напившись водки, устроят ему пожар. Для того чтобы избежать этих неприятностей, Миша придумал запирать на ночь этого здоровяка в маленьком помещении недалеко от черного входа.

Пришли тучные нулевые, все товарно-денежные отношения, установившиеся с прошлого десятилетия, казались незыблемыми и неподвижными, как муха, застывшая в янтаре. Все рухнуло летом четвертого года, когда Иванов с дочерью, сидя в своем кабинете, проверял счета от поставщиков и коммунальщиков.

В дверь вежливо постучался и вошел скромный молодой человек в костюме и галстуке.

– Извините, пожалуйста. Я могу видеть директора ООО «Восток»?

Миша сначала хотел попросить его выйти, чтобы о нем доложил секретарь. В голове вертелась фраза «Почему без доклада?!», но, оценив вежливость и скромность паренька, снизошел до общения с ним.

– Да, я вас слушаю, чем могу помочь?

– Сорокин Николай Евгеньевич? – уточнил юноша, вертя в руках какой-то конверт.

– Какой Сорокин? Вам кто нужен, молодой человек? – спросил Миша, начиная сердиться по-настоящему.

– Как какой? Сорокин Николай Евгеньевич, генеральный директор ООО «Восток»! Вот, письмо ему из налоговой инспекции, – говоря это, юноша подошел ближе и протянул конверт с синей печатью почты и красным штампом отправителя. Миша потянулся за письмом, но парень резко отдернул конверт.

– А вы Сорокин? – в глазах паренька играли веселые огоньки.

– Нет, я Иванов, – как-то растерянно промямлил Миша.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 8 >>
На страницу:
2 из 8

Другие электронные книги автора Остап Иванович Стужев