Оценить:
 Рейтинг: 0

Золотые пилигримы

Жанр
Год написания книги
2023
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
4 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Придется поверить тебе на слово. А когда мы возвращаемся в Москву?

– Могу доставить тебя к самолету сразу после десерта. Мне надо остаться здесь еще на несколько дней – боюсь, я не смогу уделять тебе достаточно времени. Скоро я закончу одно дело, и, если ты не против, мы можем спланировать путешествие на острова, например в Тихом океане. Я никогда не был на Таити, – добавил Адам.

– Я тоже, но я почти всегда на Кипре, меня уже тошнит от моря. Закончишь дела, пригласи меня в Париж. Ты знаешь, мы, русские, любим этот город, – почти приказала она и продолжила после секундной паузы: – Сегодня обойдемся без десерта, отвези меня на аэродром.

Магер посмотрел на часы. Окликнув проходившего мимо официанта, он попросил счет. Соня, воспользовавшись заминкой в разговоре, отправилась в уборную поправить макияж. Посмотрев ей вслед, он еще раз с удовольствием оценил природную элегантность ее фигуры. Ему даже захотелось поуговаривать Соню остаться здесь с ним, но, помня неприязнь его ключевого партнера к любому появлению на горизонте женской юбки в момент подготовки к сделке, он погасил в себе этот порыв.

На момент их встречи Адам Магер разменял пятый десяток, свободно говорил на нескольких европейских языках, включая идиш. Большая часть его европейских партнеров считали его выходцем из Израиля и за глаза называли его не иначе как хасидом из Тель-Авива. Его истинного background[8 - Происхождение (англ.).] не знал никто, коме человека, встречу с которым он искал уже более полугода и которая и послужила поводом его прилета в Россию три дня тому назад. Эта встреча закончилась вялым обещанием подумать и дать ответ, как выразился нужный человек, в ближайшие дни. В отличие от Магера, этот человек не был богат, скорее наоборот. При этом никто лучше него не разбирался в хитроумных сейфовых замках. Согласие поработать вместе неожиданно пришло утром, и в это самое время чартер, отправленный за спецом, был уже на подлете к Схипхолу. Еще раз сверив время, он рассчитался и после возвращения своей новой подруги вышел с ней под руку к ожидавшему его такси.

Такая перемена в демонстрации достатка и роскоши немного смутили Соню, и Адам поспешил объяснить ей, что здесь, в Европе, такие проявления, как presumptuous consumption[9 - Показное потребление (англ.).], не вызывают одобрения. На самом деле ему показалось более разумным отправить свой мерседес встречать человека, от которого во многом зависел успех многолетнего плана. Недаром в его подготовку уже было вбухано огромное количество времени и средств.

Приняв все меры предосторожности против нежелательного пересечения встречаемой и провожаемой персон, он со своей обычной изворотливостью легко добился желаемого результата. Поцеловав Соню на прощание в щечку возле трапа, по которому несколько минут назад спустился «мастер ключей», он поспешил на встречу с ним. Пламя азарта, охватившее Адама Магера в этой игре с топовыми ставками, словно кирасой прикрывало его от стрел Амура, которому ничего не оставалось, как разреветься, умостившись на Сониных коленках. Ангелок крепко обхватил нежную шею своими пухлыми ручонками, пока девушка с недоумением смотрела в иллюминатор на быстро удаляющуюся в сторону терминала аэропорта фигуру. В ее жизни это был первый мужчина, поступивший с ней так.

Следующая их встреча произошла через пару месяцев, почти в конце февраля две тысячи третьего года. На Кипре уже наступила весна и было тепло. Соня изнывала от скуки и решительно не знала, чем себя занять. Греки не вызывали у нее ничего, кроме страха из-за волосатых рук и ног. Подруги звали ее на Мальдивы, а постоянные поклонники предлагали разного рода путешествия на круизных лайнерах или экстремальный туризм в виде покорения Джомолунгмы. Адам Магер объявился на острове в своем стиле, то есть неожиданно и без приглашения. Толкая тележку в Woolworth[10 - Австралийская сеть магазинов и супермаркетов.], она сначала не поверила своим глазам, увидев приближающегося к ней мужчину с широченной улыбкой и распростертыми объятиями.

– Ну так мы летим на Таити или в Париж? – спросил он ее после первых приветствий.

– Ты закончил свои дела?

– Да, мой ангел. Не все, конечно, довольны результатом, но я ничего не могу поделать. Теперь некоторое время можно отдохнуть, и почему бы нам не провести это время вместе?

– Прекрасно, а то я немного заскучала. Может, сначала в Париж?

– Никаких проблем, Париж так Париж. Хотя говорят, что Вена еще более красивый город. Я остановился в отеле Four Seasons. Меня поселили в номер, принадлежащий султану Брунея. Договориться было непросто. Пару недель я планирую пожить здесь, а потом рванем путешествовать, ок?

Подробно объяснив диспозицию, Магер отобрал у нее тележку и покатил ее сам, словно совершая акт бытового самопожертвования. Отстояв вместе с ней очередь в кассу, он проводил ее до машины, и они условились встретиться вечером в китайском ресторане на минус первом этаже отеля.

К вечеру похолодало, и Соня, одевшись в стиле кэжуалшик, прихватила с собой куртку из кожи страуса. Спустившись вниз по лестнице, она с удивлением обнаружила его стоящим рядом с еще одной парой. Первым делом оценив конкурентные возможности девушки приблизительно ее возраста или, пожалуй, лет на пять помоложе, она мигом успокоилась, отнеся ту в разряд простушек из глухой провинции. Отвлекшись на потенциальную соперницу, она не сразу придала значение мужчине, с которым у Магера, очевидно, были давние и весьма запутанные отношения. Больше всего ее поразили его пальцы, сплошь покрытые татуировками воровских перстней. В том, что это наколки, сделанные в неволе, у нее не было ни малейшего сомнения.

Молоденькая спутница этого гражданина, совершенно не учитывая разделявшую их с Софьей Михайловной дистанцию, весь вечер приставала к ней с рассказами о том, какой белый песок в Айа-Напе, и вместо положенного в литературном русском языке «там» все время говорила «тама», при этом постоянно поправляя тоненькие лямки платья, с трудом вмещавшего ее грудь не менее чем пятого размера. Сторонница вежливости, толерантности и правил этикета, Сонечка растягивала губки в улыбке, максимально демонстрирующей интерес к этому потоку воспоминаний о вчерашних и позавчерашних событиях, так сильно впечатливших юную особу. На самом деле все ее внимание до последней капельки было приковано к обрывкам фраз, которыми обменивались сидящие напротив нее мужчины. Слова, вырванные из контекста общего смысла, который ей так и не удалось уловить, дали ей достаточно информации о том, с кем она собиралась провести ближайшие несколько месяцев, а может быть, и лет. Очевидная принадлежность обоих граждан к миру, исповедующему отличные от принятых в постиндустриальном обществе идеалов, не смутили ее ни на йоту. Софья Михайловна никогда не интересовалась, чем и как тот или иной из ее поклонников зарабатывает ей на подарки.

После ужина они с Адамом, попрощавшись с его друзьями, отправились прогуляться вдоль моря. Все складывалось как нельзя более удачно. Месячные недавно закончились, и, по ее расчетам, в ближайшие дни можно было не предохраняться.

«Сегодня я покажу ему небо в алмазах», – решила она для себя, справедливо посчитав, что подаренные полста тысяч евро отработаны не до конца.

Разговор про оплату последующих встреч и поездок она предусмотрительно решила отложить. Чувство такта никогда ей не изменяло, и меркантильность всегда оставалась на втором плане. Доподлинно неизвестно, каким привиделось небо Адаму в эту ночь. Что же касается Софьи Михайловны, то, едва распахнув ресницы и невольно прищуривая глаза от невесть как проникшего сквозь толстенные шторы солнечных лучей, она сразу обратила внимание на изящную шкатулку. Та была приоткрыта, и в центре на маленькой шелковой подушечке красовалось колечко из белого золота с камнем, переливавшимся мириадами цветов и оттенков от проникавшего в него света. Это примирило Сонину тонкую душевную организацию с грубой прозой бытия, и, повернувшись спиной к окну, она вздремнула еще немного.

Им всегда было классно вдвоем, но и он, и она ценили свою свободу еще дороже. Кроме того, Сонечка больше любила юг, а Магер – Северную и Центральную Европу, да и оставить свой беспокойный бизнес ему было никак нельзя. Они продолжали встречаться иногда чаще, иногда реже, не задавая друг другу лишних вопросов и не предъявляя никаких претензий. Совместная жизнь предполагала ведение какого-никакого совместного хозяйства, а быт казался ей пошлым и всегда тяготил ее.

Наверное, поэтому отец и сестра, не найдя в ней сочувствия к своему каторжному труду по сбору арендной платы, записали ее в разряд «непутевых» и относились к ней как к отрезанному ломтю. Когда Низовцев их обобрал, переписав доли в ООО «Восток» на «Русский альянс», никто даже не подумал ее оповестить. Конечно, можно сослаться на их бедственное положение и мыканье по больницам, но не это определило их нежелание ставить ее в известность. Они просто о ней забыли. Прошло больше месяца с того злополучного дня, когда в их офис ворвались люди в камуфляже. Денежные потоки после этого изменили свое направление, и однажды на счет Софьи Михайловны не упали ежемесячные выплаты, размер которых был утвержден на семейном совете. Она сразу заподозрила что-то неладное. Отношения с сестрой давно были натянутые. Уверенная в очередных кознях, предпринятых Мариной против нее, она позвонила отцу сначала на мобильный, а через некоторое время, отчаявшись слушать заунывное «Абонент недоступен», на городской в офис. Выслушав довольно грубый ответ, мол, Иванов здесь больше не работает, она стала набирать все известные ей номера, пока один из знакомых сотрудников папиной ооошки не ввел ее в курс дела.

Как ни ветрена была младшая Иванова, а цену деньгам прекрасно знала и отлично умела их считать. Никаких иллюзий по поводу возможности личным присутствием улучшить положение дел у нее не возникло и покидать остров с его двумястами пятьюдесятью шестью солнечными днями в году она сочла глупым. Сонечка позвонила Адаму. Меньше чем через неделю Низовцев вошел в палату к Иванову в сопровождении заведующего кардиологическим отделением. Это был крупный мужчина лет сорока пяти с аккуратно подстриженной седой бородой-эспаньолкой и стетоскопом, заправленным в правый нагрудный карман зеленого халата оперирующего хирурга. Остановившись у кровати, доктор сообщил больному, что тот уже идет на поправку и некие люди, также желающие Михаилу скорейшего выздоровления, просят уделить несколько минут сопровождавшему его господину. Иванов до этого дня никогда не видел хозяина «Русского альянса» лично.

В глазах московских буржуев, до смерти запуганных рассказами о жестокости штурмовой группы этого частного инвестора, Игорь Низовцев представлялся безжалостным завоевателем вроде Аттилы, предводителя гуннов. Более прозорливые рисовали в своем воображении образ хитроумного героя Троянской войны Одиссея. Когда тот назвался и перешел к предельно вежливым извинениям и обещаниям в ближайшее время восстановить статус-кво, Миша Иванов насторожился. Он отметил про себя, что в этот раз молва очень точно описала внешние качества этого проходимца. Вкрадчивый голос и какая-то двусмысленная, не вызывающая расположения к говорившему улыбка напомнили ему кадры из фильма, когда царь Итаки раскладывал мечи и луки перед переодетым в женскую одежду Ахиллесом. Однако, присмотревшись к подпухшему носу и синевато-лиловым кругам вокруг глаз, предательски вылезавшим за золотые дужки темных очков, он поверил в добросердечность намерений Низовцева-Одиссея. Через час были подписаны все официальные бумаги. На Мишин банковский счет поступили средства на лечение и компенсацию морального ущерба. Неведомая рука могущественного покровителя не скупилась на раздачу компенсаций, тем более все это методично извлекалось из кармана поверженного и раздавленного рейдера. Больше они не встречались, хотя еще почти полгода юристам пришлось утрясать возникшие нестыковки.

* * *

Тогда создатель «Русского альянса» действительно был напуган и готов на любые условия ради сохранения своей жизни. Все говорило о том, что с ним как с самостоятельным предпринимателем покончено. За все время своей инвестиционно-рейдерской деятельности Низовцев привык к тому, что все конфликты решались в милицейских кабинетах. Открывались и закрывались уголовные дела на собственников и акционеров, подписывались постановления на обыски и изъятие учредительных и бухгалтерских документов. Подкупленные им судьи из далеких региональных судов выдавали исполнительные листы, находясь от места спора за тысячи километров. После этого молодые хлопцы из забытых Богом городов и сел бескрайней страны, вооруженные арматурой или просто голыми кулаками, выкидывали на улицу неудачливых коммерсантов, перестававших платить прикрывавшим их до сей поры преступным группировкам. Их, конечно, нельзя за это винить. К началу нулевых расплодилось слишком много граждан, напяливших малиновые пиджаки. Оплачивать их комфортную жизнь, с банями, проститутками, подержанными бэхами и черка ми, становилось слишком накладно. Вдобавок они сильно постарели и частенько на призыв съездить «разобраться» просили перебить «стрелу», ссылаясь на необходимость забрать внука или внучку из детского садика. К тому моменту, когда недоучившийся студент экономического вуза вместе со своими ближайшими друзьями и единомышленниками учредил «Русский альянс», людей, вышедших из мест не столь отдаленных, большая часть представителей бизнес-сословия пренебрежительно именовала синяками и полностью списала со счетов. Короче говоря, Игорь Низовцев никак не ожидал каких-либо проблем на своей территории, тем более с этой стороны.

Однажды вечером, вернувшись домой, как обычно, около полуночи, он обнаружил, а вернее, не обнаружил ни ценных вещей, ни долларов, ни рублей, исчезнувших из бог весть как открытого сейфа внушительных размеров. Потери были колоссальны. Но самым страшным была гнетущая атмосфера, витавшая по всей квартире. Обзвонив своих ближайших партнеров и аккуратно закрыв за собой дверь, он поспешил в свой загородный дом, где хранилось много нала и других ценностей в приблизительно таком же по размеру и уровню защиты сейфу. Все четверо прибыли туда почти одновременно и, заехав во двор через открытые дежурным охранником ворота, остановились на площадке перед темневшей в ночи трехэтажной громадиной. Все окна были закрыты, и мужик в камуфляже с сайгой наперевес уверял, что никуда не отлучался и все должно быть спокойно. Облегченно вздохнув и не ожидая подвоха, Низовцев распорядился запереть ворота. Один из его партнеров отобрал у охранника сайгу. Вежливо отстранив мужика в сторону, они поднялись по ступенькам широкой мраморной лестницы. Замки и дверь были закрыты, и через минуту все зашли в гостиную. Низовцев, не снимая ботинок, побежал на этаж, где находился последний бастион его надежды. Увы. Картина повторилась с пугающей точностью.

Еще не представляя до конца глубины разверзающейся у него перед ногами пропасти, словно сумасшедший шаря взглядом по сторонам, он в момент приуныл и шаркающей, безвольной походкой пошел было обратно, когда снизу раздались вскрики и звуки быстро закончившейся борьбы. Наступила тишина. На долю секунды ему даже показалось, что в доме никого нет, но мягкие, крадущиеся шаги и поскрипывание деревянных ступеней винтовой лестницы подсказывали обратное. Паника, словно цунами захлестнувшая волю молодого человека, погнала его к окну, за занавески, но, услышав с улицы чей-то раскатистый хохот, он понял, что замечен и все кончено.

Сколько раз, сидя в своем рабочем кабинете, положив ноги в дорогих туфлях на край письменного стола, он и его друзья выслушивали рассказы бригадиров штурмовых групп, как те болгаркой вскрывали железные двери, за которыми в ужасе от предстоящей расправы прятались неудачники. Как правило, одновременно с этим пара его помощниц, длинноногих девиц в ультракоротких юбках, тут же на машинках пересчитывали стопки шуршащего нала, полученного от продажи очередного захваченного объекта. Всем присутствующим было приятно смаковать подробности издевательств, которым подвергались проигравшие бизнесмены. Красочно и цинично описывались физиологические подробности, особый восторг вызывали истории про мольбы о пощаде со стороны людей, от животного страха потерявших чувство собственного достоинства. Такого ни с кем из хозяев «Русского альянса» случиться, конечно, не могло. Они были из другого теста. Четкие пацаны. Длинноногие секретарши, перематывавшие цветными резинками пачки денег, знали об этом по собственному опыту… Девочкам повезло, что их не было в тот вечер в загородном доме Низовцева.

Получив несколько хороших зуботычин, Игорек предстал перед каким-то сутулым парнем, разглядывавшим его с неподдельным интересом. Не удосужившись представиться, он объявил ему, что жрать в одну харю западло и все забранное у него поступит в общак.

– Но это не все, касатик. Миша Иванов, он мой батрак. Оформи возврат, срок до конца недели. Избегай штрафов. И еще, после того как исполнишь, с тобой встретится наш старший. Понравишься – даст вандаж на работу, – закончил блатной свою короткую речь, не заботясь, видимо, об ответной реакции стоявшего перед ним Низовцева.

Прошло несколько дней после посещения им больничной палаты Миши Иванова и начала процесса по возврату неудачно спиленных активов. Звонок, которого он ждал с непонятным чувством, точно идентифицировать которое у него не получалось, раздался в середине дня. Голос звонившего он узнал сразу и даже не удивился этой манере не здороваться и не представляться. Человек просто сообщил, куда и во сколько ему следует прибыть. Так он попал в сферу влияния Адама Магера.

Подумав и поразмыслив, тот, в свою очередь, оценил хватку и умение вести дела тогда еще совсем молодого паренька. Игорю Низовцеву в ту пору было всего двадцать восемь лет. При этом он сумел собрать команду из профессионалов своего дела и завладеть огромными площадями, часть из которых выгодно продал, а часть сдавал под ретейл. Внешне смирившись со своей участью, Низовцев демонстрировал покорность. Хотя такой пессимистически-мрачный тон описания его положения не совсем соответствовал действительности. Поговорив с ним по душам и обнаружив немало общего в мировоззрении и морали, новый босс оставил ему определенную свободу в делах, и его доходы на пару порядков превышали любые самые смелые фантазии офисного клерка. Связи и уровень проникновения практически во все значимые институты социума группировки, управляемой Адамом Магером, были настолько же существенны, насколько незаметны не включенным в эту сеть индивидуумам. На каждом этаже власти у него находились люди, не просто знакомые по совместному хобби; каждый из членов этой организации отдавал себе отчет в конечной цели любого проводимого им действия. В лицемерных заявлениях связанных с ним чиновников ложь и правда перемешивались в некую золотоносную сыворотку, позволявшую красть всегда и везде, перепродавать краденое и при этом зарабатывать еще больше, умудряясь и здесь облапошить государственную машину, кратно завышая цены и занижая стандарты качества. Междусобойчики, разыгрываемые на бесчисленных конкурсах, плодивших тонны бумаги и гигабайты мусора на цифровых носителях, проходили на ура.

После нескольких безуспешных попыток внедрить Игоря Низовцева в правоохранительные структуры Магеру удалось продвинуть его в корпорацию к Хайруллину на хорошую должность. Такая комбинация потребовала некоторых уступок в других вопросах, но Магер, будучи уверенным в его лояльности и готовности выводить любые суммы денег на зарубежные счета, не поскупился на разменный фонд.

Место заместителя генерального директора в корпорации Хайруллина должно было стать для него трамплином. Подсидеть и слить старого самодура можно было года за два, а если очень постараться, то и побыстрее. После стольких успешных внедрений в трудовые коллективы намеченных им в качестве цели предприятий в голове у Низовцева размещалась своеобразная ЭВМ, способная в кратчайшее время пересчитывать параметры многомерной матрицы и выдавать точнейший результат. Все болевые точки, нестыковки, лидеры противоборствующих стаек, тянущих одеяло на свою сторону, и, конечно же, люди, составляющие реальную опору Хайруллину, помещались им в установленные для них ячейки этого полимерного творения, созданного и бесперебойно функционирующего благодаря его неординарным способностям. За годы, прошедшие с того дня, когда он впервые переступил порог этой могущественной корпорации, коррекции подверглось немало переменных. Сам Низовцев, получив место коммерческого директора, находился в полушаге от того, чтобы войти в ареопаг приближенных к Хайруллину выдвиженцев, составлявших костяк группы, купавшейся в деньгах. Как нередко случается, причиной первой размолвки стала секретарша – cherche la femme[11 - Ищите женщину (фр.).], как говорят французы. Самое неприятное было то, что, черной кошкой пробежав между ним и генеральным, Лена не досталась ни тому ни другому.

* * *

Прошло уже несколько лет с тех пор, как она покинула Новосибирск. С той, прошлой, жизнью, сначала похожей на сказку, а потом на кошмар из-за приступов неконтролируемой ревности со стороны человека старше ее на пару десятков лет, Лена распрощалась навсегда. После развода ее бывший муж, с необычной для себя щедростью, обеспечил Лену всем необходимым для уютного переезда. Поводом проявления такого бескорыстия для Петра Алексеевича Гангарта послужил банальный факт отказа его бывшей супруги от любых претензий на его пакеты акций в прибыльных компаниях, разбросанных по всему миру. Воспользовавшись ее страстным желанием разойтись, он вместе со сворой адвокатов и ручным нотариусом обделал все дело к своей выгоде настолько, что ему пришлось скрывать от общества неожиданно нахлынувшую радость. Все предшествующие разводу события представлялись его друзьям и знакомым как череда Лениных измен и распутства. Некоторые нестыковки, особенно в части невозможности показать пальцем ни на одного из любовников, Гангарт обходил пренебрежительно, отмахиваясь своей пухлой ладошкой от нескромных и бередящих раны в его душе вопросов. Поверить во все это было совсем нетрудно. Девушка была молода, и ее незаурядная внешность, способная притягивать к себе не только взгляды, но и разбивать сердца, подливала масла в огонь нелюбви со стороны всех без исключения жен друзей Петра Алексеевича. В большинстве своем сорокалетние дамы, имеющие достаточно средств и времени для ежедневных посещений спа с массажами и косметологами, они с энтузиазмом принялись обсуждать и осуждать молоденькую «профурсетку». В это же самое время мужская половина общества, деля подряды и откаты в своих скромных кабинетах чиновников провинциального калибра, называли Гангарта дураком и клялись друг другу, что они бы такую женщину, как Лена, не упустили.

Сама виновница такой популярности, наконец вздохнув свободно после трех сумрачных лет замужества, должна была решить экзистенциальную проблему переезда. Перед ней открылась тысяча дорог. Париж, Лондон, Нью-Йорк. Ей удалось уговорить свою подругу по университету прокатиться с ней по Европе. Шик отелей и приветливый персонал туристических мест притягивал, словно магнит. Две недели обошлись им в несколько тысяч евро, и при этом без особых излишеств. Конечно, они не остались без внимания любивших «сладенькое» европейских мужчин. Все они были банкирами и бизнесменами, а джинсы и мятые майки носили исключительно из сочувствия к природе. Точку на планах остаться в Европе насовсем поставил совсем уж смешной инцидент, произошедший с ними в Барселоне. Два парня, прицепившиеся к ним на Рамбле[12 - Одна из главных туристических улиц Барселоны.], сначала пригласили их в какое-то занюханное кафе, а потом попросили рассчитаться с ними за оказанные эскорт-услуги. Единственным ценным знанием, привезенным из этой поездки, Лене показалась поговорка Barcelona bona cuando bolsa sona[13 - Барселона хороша, если кошелек полон (катал.).].

В сухом остатке выбор для русских девушек там оказывался не слишком обширен: если симпатичная, то есть шанс выйти замуж за истеричного домашнего абьюзера, остановившего свой выбор на славянке из-за их привычки к бесправию. Если к вышеуказанному качеству добавить отсутствие комплексов, то можно в ночной клуб танцовщицей. Ну а если с внешними данными не все в порядке, то уборка или, при хорошем знании языка, продавец в магазине для общения с соотечественниками. Все это показалось Лене неприемлемым, по крайней мере на текущем этапе ее жизни. Вернувшись в Россию и выйдя из автоматических дверей шереметьевского терминала, вдохнув московский воздух, сибирячка с доставшейся от мужа немецкой фамилией определилась с выбором города. Теперь оставалось правильно трудоустроиться, избегая пересудов и кривотолков, всегда возникающих в таких случаях.

«Целомудренна та, которую никто не пожелал[14 - «Casta est, quam memo rogavit» – крылатое латинское выражение.]», – повторяла она про себя на собеседовании с Паулиной Фроловной, когда та начала расспрашивать о причинах развода.

Говоря по правде, все давно было решено совсем на другом уровне, и оставшиеся формальности скорее забавляли Лену, чем пугали. В дальнейшем она больше делала вид, чем по-настоящему внимательно выслушивала нудные наставления старой девы, могущество которой никто из многочисленных сотрудников корпорации не собирался оспаривать. Все они прекрасно понимали, что Паулина Фроловна живет на одну зарплату и по большому счету не может позволить себе даже такую мелочь, как лишняя пара французских колготок.

Сегодня Лену можно было назвать счастливой обладательницей двушки в новом доме с подземным паркингом и припаркованным в нем мини-купером – приемистой машинкой с отличным дизайном и не слишком прожорливым движком. Она могла бы и не работать: многие из тех, кто заглядывал к ним в приемную, был бы счастлив взять ее на содержание и оплачивать девичьи капризы. Страна была на подъеме, а в самой корпорации, руководимой железной рукой Ильяса Валентиновича, многие просто перестали считать свои доходы, поручив это частным бухгалтерам, рекрутируемым для такой ответственной и щепетильной миссии из числа дальних родственников бенефициаров.

Пару лет назад Лена познакомилась с Земцовым, человеком, связь с которым сохранилась у нее по сей день. Это были счастливые, невинные времена, когда слово «харассмент» не было известно широкой публике, а уж обижаться на шлепок по попке от проходящего мимо шефа и вообще считалось дурным тоном. В тот день, сидя за письменным столом и бойко барабаня по клавишам пишущей машинки, она с удивлением заметила мужчину, направившегося прямиком в кабинет Хайруллина. Это было необычно и не укладывалось в установленные каноны. Посетители, покорно ожидавшие вызова в приемной, где безраздельно царствовала Паулина Фроловна, перестали шептаться и в каком-то оцепенении переводили взгляды с незнакомца на саму Паулину Фроловну в ожидании ее реакции. Стук клавиш показался всем присутствующим настолько громким, что Лена, вникнув в необычность ситуации, прекратила печатать. В этот момент дверь кабинета распахнулась и на пороге показался сам Ильяс Валентинович с протянутой для приветствия рукой и обворожительной улыбкой, открывающей пару золотых коронок, обычно недоступных для обозрения.

Как только сцена радушного гостеприимства подошла к концу, девушка продолжила свой труд, а Паулина Фроловна, строгим взглядом осмотрев ожидающих, сосредоточилась на панели с телефонными трубками, очевидно ожидая важных указаний. Время замерло. Ничего не происходило довольно долго, и особенно ушлые из просителей и толкачей, поняв, что зря тратят время и получить какие-либо преференции сегодня не удастся, начали вежливо откланиваться. Наконец дверь снова открылась, и единственное, что удалось услышать немногим оставшимся, было: «Провожать меня не надо». Таинственный посетитель остановился перед столом Лены и, не обращая внимания на плебс, сказал ей пару дежурных комплиментов, затем, мельком глянув на наручные часы, спросил, где она живет, и, не дождавшись ответа, предложил подвезти до дома.

Она почувствовала себя полуобнаженной невольницей на рабовладельческом рынке. Паулина Фроловна, не отрывая взгляда от каких-то вздорных приказов, ожидающих своего часа к исполнению, едва заметными движениями головы вправо-влево подавала сигналы к недопустимости принятия предложения. Небезосновательно предположив, что та блюдет ее невинность в интересах большого шефа, который давно и безуспешно пытался всеми правдами и неправдами затащить Лену в постель, она приняла это предложение. Чувствуя взгляды, скользящие по ее фигуре и придирчиво оценивающие ее «интеллект», она прошла к шкафчику, накинула демисезонное пальтишко и, не попрощавшись, выпорхнула за дверь в сопровождении своего нового поклонника.

Будь Хайруллин помоложе, а Низовцев не столь прагматичен, ситуация могла бы стать неконтролируемой. Начало проблем в карьере Низовцева и явное торможение в приближении по-настоящему райских времен он почувствовал еще весной на бельгийской выставке. В душе он проклинал эту Гангарт из-за подозрений, которые в мятущемся сознании раз за разом отвергаемого Хайруллина падали именно на него. Лена интересовала его не больше, чем любой другой источник дополнительных сведений о происходящем в делопроизводстве, о готовящихся приказах и распоряжениях. Покупать ее лояльность ценой своих отношений с генеральным директором Игорь Низовцев был не готов. К сожалению, даже разумным мужчинам не всегда возможно объясниться, особенно если твоему сопернику плотно за шестьдесят и он, как племенной бык, перестает соображать и, вместо того чтобы успокоиться, тычет рогами даже в ни в чем не повинных лошадей[15 - По правилам испанской корриды пикадор должен стоять за пределами двух специально очерченных кругов. Если бык не побежит на лошадь, он останется жив. Но он бежит. Генерал Франко издал распоряжение надевать на лошадь кольчугу. До этого в каждой корриде погибало до тридцати лошадей.].

Привыкший перетасовывать людей, словно карты в колоде, Низовцев до последнего не оставлял надежды на урегулирование этого конфликта. Тогда, в Бельгии, он готов был пойти так далеко, что просчитывал возможность поговорить с Гангарт в приватной обстановке и предложить ей хорошие деньги за ее благосклонность к Хайруллину. К несчастью, все его попытки приблизиться и переговорить были истолкованы как личная заинтересованность. Другие девушки-переводчицы, включенные в делегацию, сумели в своих фантазиях придать необходимую яркость не происходившим на самом деле событиям. Когда Лена Гангарт укатила в отель с американцем, только что пытавшимся навязать им свое оборудование, Низовцев понял, что все кончено и этого ему не простят, теперь уже не как сопернику, а скорее как свидетелю. Тогда он и принял решение выйти из игры. Контракт, предложенный его корпорации американцами Траутвайном и Фишером, был достаточно крупным, денег, если их отправить на правильные счета, могло хватить на пару шикарных жизней, и Низовцев принялся за реализацию плана с удвоенной энергией.

Первым делом ему пришлось связаться с Гансом Гофманом, незаменимым человеком в деле банковских проводок по офшорным схемам. Официально это делалось под предлогом оптимизации налогообложения. Она рассчитывалась элементарно. Низовцев приходил в кабинет финансового директора, человека с безукоризненной репутацией и видом вегетарианца. После обычных приветствий, продолжая жаловаться на пробки и дороговизну работ в автосервисе, он клал на стол листок бумаги с расчетами выгоды от той или иной схемы. Итоговое сальдо обычно равнялось семи- или шестизначным цифрам. Финансист морщил лоб и, крутя ручку с золотым пером, писал чуть ниже еще одну цифру, обычно составлявшую три четверти от исходной, – это была доля Хайруллина и, возможно, того самого Земцова, курировавшего их корпорацию. Дальше все шло как по маслу. С платежами его никогда не торопили, такие вопросы просто не принято было задавать и обсуждать. Каждый прекрасно понимал свою ответственность и последствия неточного исполнения обязательств.

Сегодня после еженедельного совещания, стоя с чашкой черного кофе в руке, Низовцев смотрел в окно своего кабинета, перебирая всевозможные сценарии дальнейшего развития придуманной им финансовой комбинации. За время, прошедшее после неудачи с Ивановым, прошло много лет. Он стал осторожен и подозрителен. Но самым неприятным для него стало открытие, что ему не хватает Магера! Это чувство неожиданно ударило по самолюбию: он почти год праздновал исчезновение блатных из своей жизни. Они пропали с его горизонта так же неожиданно, как и появились. Сначала Низовцев был очень доволен таким поворотом. Вновь обретенная независимость оказалась настолько сладкой, что в первые несколько месяцев он выпил больше водки, чем за всю предыдущую жизнь. Это был по-настоящему праздничный период. Средства, оказавшиеся у него в распоряжении, плюс накопления, собранные за годы успешного рейдерства, сделали Игоря желанным гостем во всех самых модных и дорогих клубах. Конечно, его нельзя было причислить к по-настоящему богатым представителям московской тусовки. Юные отпрыски долларовых миллиардеров считали Низовцева стариком и принимали дружбу только в виде услуг и уступок, категорически не оставляя для него места в высшем свете. Литры водки и обретенная свобода позволяли ему этого не замечать.

Как-то раз он проснулся посреди ночи в каком-то подозрительном пентхаусе и долго бродил по огромному залу, в котором из всей мебели была только кровать. На ней, раскинувшись морской звездой, безмятежно посапывала огромная афроамериканка. Панорамные окна без занавесок наполняли пространство ледяным серебром предрассветного сумрака. Не найдя своей одежды, Игорь намотал вокруг бедер валявшуюся на полу простыню и неуверенной походкой направился к стеклянной лестнице, спускавшейся откуда-то сверху. Ему хотелось вспомнить, как он сюда попал и был ли у него секс. Запоздалое предупреждение о неизлечимости ВИЧ-инфекции взорвалось у него в голове, причиняя неописуемые страдания, удесятеряемые страшным похмельем. Обойдя всю тысячу квадратных метров и не встретив ни единой живой души, он немного успокоился. Единственной проблемой было полное отсутствие его одежды и похмельная амнезия. Отсутствие средств связи с внешним миром подчеркивало нелепость происходящего. Спустившись обратно, он присел на краешек кровати и с любопытством принялся разглядывать представительницу другой расы. Девушка была по-своему красива, даже чрезмерно мощные ягодицы почти не портили общего впечатления. Будить или не будить? Вопрос сейчас состоял именно в этом. Все за и против неоспоримыми аргументами чередовались в голове Низовцева. «Что благородней духом? Свалить отсюда побыстрее и не испытывать судьбу?» – перевод Гамлета в исполнении Пастернака всегда казался ему наиболее поэтичным, тем не менее, учитывая непосредственные обстоятельства, он решился на некоторую вольность в его изложении. Женской одежды, как и его собственной, нигде не наблюдалось. Девушка, скорее всего, была такой же жертвой злой и нелепой шутки, как и он сам. За окном почти рассвело, и последняя звезда исчезла, уступив место кроваво-оранжевой полосе солнечного света, словно бритвой, разрезавшей всю линию горизонта.

«Окна выходят на восток… Где я это слышал?» – спрашивал он себя, обхватив голову двумя руками и монотонно покачиваясь из стороны в сторону.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
4 из 8

Другие электронные книги автора Остап Иванович Стужев