Все наши разницы

И вдруг эта монолитная каменная глыба очень тепло улыбнулась, а человеческих эмоций мне на ее лице видеть раньше не доводилось. Вполне возможно, она настроилась на то, что я начну все отрицать или закачу ответный скандал, но признание вины сразу ее удовлетворило, после чего проректор вознамерилась успокоить и меня:

– Надеюсь на это, Анна Андреевна. Вы ведь видите, как студенты все переворачивают. Профессию преподавателя и так обесценили, нельзя упрощать недоброжелателям задачу. Вы всегда должны быть на ступень выше, если хотите уважения.

Я прикусила язык, хотя выпад поняла – сама дала повод меня не уважать. И несмотря на то, что согласиться с этим не могла, последствия очевидны. Уж эта грымза точно в такую ситуацию не попала бы никогда: она скорее переступила бы через страдальца, чем спустилась бы к нему с пьедестала. Зато ее оклеветать язык ни у кого не повернется. Оказалось, что Вера Васильевна еще не закончила с нотациями:

– И что нам теперь прикажете делать? Написать официальную претензию администрации социальной сети – пусть заблокируют этот паблик?

– Нельзя! – пискляво от волнения выкрикнула лаборантка. Гуще покраснела, когда на нее все уставились, но неуверенно продолжила: – Закроете группу – они просто откроют другую. А от злости еще и раскидают эту чушь по всему интернету. Если этот фейк завирусится, будет хуже!

– Вот-вот, – вновь помрачнела суровая начальница. – Остается дождаться, когда само утихнет, и не давать новых поводов, – она в который раз больно уколола меня в то же самое место. Но теперь успокоилась и направилась к выходу, напоследок бросив: – С Латовым уже связался проректор по воспитательной работе.

– Зачем?! – громко простонала я. – Зачем об этом знать Евгению?

Она отрезала:

– Пусть лучше от официальных лиц, чем от «товарищей». Если дойдет до более серьезных последствий, то нас не обвинят в халатности и игнорировании проблемы. Вы, Анна Андреевна, делайте свою работу, а мы делаем свою.

Вера Васильевна не говорила «я» – она была частью машины под названием «мы». И про какие последствия она упомянула? То есть сама прекрасно понимала, что людей в беде лучше лишний раз не беспокоить, но гнула свою линию? Лишь бы руководство вуза никак не затронуло – а остальное пусть горит синим пламенем.

Я вышла из университета, не видя ничего перед глазами. На улице заметно похолодало, но я решила использовать погоду во благо: если продрогну до костей, то и мысли должны очиститься. Пошла не сразу к дому, а свернула на шумную улицу. Едва не шагнула на красный свет, но вовремя опомнилась. А на переходе через дорогу попала каблуком в решетку водостока и слишком резко дернула ногой. Каблук хрустнул и повис на соплях. Черная машина с тонированными стеклами не сигналила, водитель терпеливо ждал, когда я сделаю несколько шагов вперед до безопасного места. Но последняя капля ударила в голову артиллерийским снарядом, и уже на другой стороне ноги стали ватными. Так, сейчас надо собраться и как-то доковылять до дома. Проклятые сапоги! Какого черта я покупала обувь с этими гребучими шпильками? Кому и что пыталась доказать? Себе, тупой идиотке, что это удобно? Я вцепилась в ледяной металл высокого фонаря, чтобы не упасть и как-то взять себя в руки. Однако не получалось. Со мной случилось то же самое, что когда-то с Латовым: если эмоции копятся слишком долго, они в итоге взрываются от мелочи.

Обида оказалась не смешным словечком, за которое дразнят в детстве. Она большая, колючая и очень болезненная. Когда бьют ни за что – это обидно. Если ты годами держишь себя в рамках и стараешься изо всех сил, но на основе сущего пустяка о тебе делают неверные выводы – это обидно. И защититься невозможно. Даже саму себя не прикрыть, а уж бедного Латова и подавно. У меня сдавило горло, когда я представила, как сейчас этот замечательный парнишка вчитывается в каждое слово отвратительных комментариев, как недавно делала я. Если тридцатилетняя женщина не смогла воспринять спокойно, то он как отреагирует?

– Девушка, вы в порядке? Нужна помощь?

Я обернулась. Оказалось, что та самая машина не поехала дальше, а остановилась прямо за пешеходным переходом – причем в месте, где парковка запрещена. Видимо, водитель наблюдал за мной, а сейчас открыл окно и поинтересовался моим состоянием. Я кивнула – дескать, все хорошо, поезжай дальше. Неожиданно распахнулась задняя дверь, из автомобиля вышел грузный мужчина и глубоким баритоном распорядился:

– Николай, поезжай. Подхватите меня на обратном пути.

– Так, может… – водителю этот вариант чем-то не понравился.

Вот только мужчина не спрашивал разрешения – он отдавал приказы:

– Езжай.

Чужое вмешательство помогло мне собраться. Стало немного стыдно за слабость и за то, что каких-то посторонних людей разволновала. Я ведь в порядке – не пьяная, не больная, сейчас этого холодного воздуха побольше в легкие зачерпну и пойду домой. Но подошедший мужчина привлек мое внимание. Он был лет на десять моложе моего отца, однако заметно солиднее: тяжелая складка между бровями портила довольно привлекательное лицо, легкая проседь в волосах не старила, а придавала ему благородной импозантности, от черного кашемирового пальто за версту несло горой денег, хотя в одежде не наблюдалось ни единого изыска.

– Ты в порядке? – он повторил вопрос, который мне уже задавали.

– Да, – я обуздала голос. – Не стоит беспокоиться!

Но он не собирался уходить, да и его машина уже унеслась. Просто продолжил, как будто его не интересовало мое нежелание общаться:

– Не помню твоего имени, но мы виделись. Мой водитель заметил, как ты споткнулась, – он указал взглядом на сапог со сломанным каблуком, – а я присмотрелся и узнал. Давай уже, возвращай на лицо краски, а то смотреть страшно. Сейчас свернем в бутик, какие-нибудь обутки подберем, потом Николай нас подхватит и увезет куда надо.

Я отрицательно качнула головой, не имея никакого настроения сейчас поддерживать разговор или принимать помощь. Лично я с ним никогда не виделась. Такие люди обитают в иных пространствах, в плоскость моей жизни не заглядывают – вокруг него же аура богатства и власти. Вон, даже водитель не хотел его оставлять одного, подобные персоны ведь без охраны вряд ли среди простых смертных бродят. Но мужчина вообще не обращал внимания на мою реакцию, он выдавал распоряжения:

– Хватайся, как-нибудь доскачем. Ну а что ты хотела? Китайское дерьмо ломается!

Допустим, я сама минуту назад разозлилась на свои сапоги, но не разрешала постороннему давать такие определения моим вещам. Да кто он такой? Что-то в прохладной интонации и подборе слов показалось мне знакомым. Находись я в чуть лучшем состоянии, смогла бы сопоставить. А пока пыталась противостоять этому командиру, однако у меня не было ни малейших шансов. Видя, что я в полной растерянности, он сам схватил меня под локоть и поволок ко входу в магазин. Не слышал возражений, только уточнял:

– Как звать-то?

Я с подобными людьми редко общалась, к тому же он еще и старше. Воспитание иногда работает быстрее мыслительного процесса, потому и ответила:

– Аня.

– Замечательно, – за что-то похвалил этот таран. – Аня, ну и что у тебя случилось? Только не ври про «все в порядке». Я один раз видел, как ты на студентов прикрикнула, когда они на крыльце университета курильню устроили. Правильно, так их! Некоторые женщины от злости только хорошеют. Что стряслось, раз смертоносная единица превратилась в размазню?

Знает, где я работаю! Значит, точно видел – и именно по этой причине не смог пройти мимо. Может, из министерства? Инвестор? Отец учащегося? Он ведь ко мне сейчас не подкатывает?

Мужчина распахнул дверь бутика и сразу прикрикнул на консультантов:

– Ну, чего ждем? Видите, у нас тут авария? Есть что-нибудь похожее, но не такое травмоопасное?

Его харизма ощущалась всеми, потому продавцы засуетились, предвкушая прибыль или желая как минимум ничем не разочаровать. Понятное дело, что сам он на ценники не смотрел, но я постепенно отходила от мутного дурмана и пыталась мыслить разумно:

– Извините, но у меня при себе нет денег на дорогую покупку. – Бросила взгляд на его лицо и быстро добавила, угадывая: – И в подарок принять не могу.

– А это бренд какой-то? Я, честно говоря, не разбираюсь. – Мужчина нахмурился и огляделся. Кажется, бутик был не люксовым, но точно и не самым дешевым. Однако на этот раз богатый танкер меня услышал и еще сильнее свел брови. Затем нехотя вынул визитку и протянул: – Ладно, потом позвонишь, рассчитаемся. Тебе в любом случае нужна обувь, не босиком же ходить.

Одного взгляда на черную матовую карточку хватило, чтобы из моего рта вылетело понимающее: «А-а-а-а». Просто это было так очевидно, что невнимательность я списала лишь на свое состояние. Конечно же, Жуковский! Сын похож на отца и лицом, и поведением. И видеть Юрий Владимирович мог меня не раз: в университете часто проводились мероприятия и концерты, которые посещали родители. А этот, если не ошибаюсь, еще оборудование для компьютерного класса в прошлом году закупал – то ли меценат, то ли не придумал способа лучше снизить налогооблагаемую базу.

– Что «а-а-а-а»? – передразнил он.

Но я уже перестроилась и попросила тихо:

– Прошу, не говорите Дмитрию, что видели меня.

Это было очень важно. Если его сын слил фото и начал волну гонений, то в последнюю очередь я именно перед ним покажу слабость – ни в коем случае! Лучше сдохну, чем эту мразь повеселю. Но отец сразу сопоставил другие факты:

– Что ты иногда раскисаешь и каблуки ломаешь? Не скажу. Так ты у моего балбеса что-то ведешь? Тогда и отчество говори – неуважительно как-то получилось.

Кажется, разговор становился все более нелепым. Может, у него просто такой необычный юмор? Но проигнорировать вопрос я не посчитала нужным:

– Андреевна.

– Договорились, Анна Андреевна. И это вообще не их дело – знать, что вы тоже люди. Тогда до дома не подвезем, Николай как раз за Димкой поехал. Ему кто-то тачку поцарапал, сейчас в сервисе.

Возникло странное чувство, что я в этом семействе уже какой-то незримой прослойкой присутствую, поскольку по случайности и о повреждениях машины мне было известно. Тем временем я сдалась и примерила новые сапожки – чрезвычайно хорошенькие и на устойчивом невысоком каблуке. Все же посмотрела на ценник, указанный на коробке. Тридцать семь тысяч… Не элитный бренд, но тоже не для меня. И отказываться показалось неуместным. Юрий Владимирович ведь потащит в следующий магазин – сразу видно, что сдаваться вообще не умеет.

– Вот эти отличные, – он прокомментировал как раз те, что и мне очень понравились. – Удобные? Слушай, Анна Андреевна, ну раз такие дела, то давай все-таки будет подарок. А взамен ты моего балбеса не прибьешь, если что-то выкинет.

Он пытался всучить их мне юмором, но я усмехнулась и ответила:

– Взятка? Нет уж, Юрий Владимирович, если Дмитрий что-то выкинет, то хочу оставить за собой право его прибить.

Он расхохотался так громко и открыто, что стало не по себе. Не стесняется, не оглядывается ни на кого – если весело, то смеется. Скорее всего, злится точно так же – никто в неведении о его эмоциях не останется. И успокоился он так же внезапно, как начал, вдруг став серьезным: