Прощение для мажора

– А-а-а-а-а, не ненавижу тебя! Ненавижу больше всего на свете! Это ты виноват в смерти Игната! Ты! Боже, ты разрушил всю нашу жизнь, отнял у меня самое дорогое,– слова лились потоком, да я даже не пыталась их остановить.– Если бы ты, только приехал несколько дней назад, то ничего бы не случилось. И Игнат остался жив…

Макс попытался прижать меня к себе, но я вырвалась, резко отскочив в сторону, и чуть не упала.

– Не прикасайся ко мне!

– Женя…

– Ничего не хочу слышать. Тебе нет оправдания! Держись от нас подальше!– прошипела напоследок, и почти бегом бросилась к воротам.

Меня трясло, кажется, даже волосы на голове дрожали. Просто невероятно колотило всю изнутри. Не нужно было этого говорить, слова ничего уже не изменят, и не вернут мне любимого. Я ужаснулась, когда чуть не ляпнула Максу, что лучше бы он погиб вместо Игната. Такое нельзя говорить, даже думать грешно. Однако подумала, и в тот момент желала этого больше всего на свете. Меня, наверное, можно понять, я не в себе после смерти мужа, и кажется, начинаю сходить с ума.

Макс опустился на колени у могилы брата, внутри все пылало, а встреча с его женой, добавила масла в огонь. Он и без того чувствовал себя виноватым, а она выплюнула все это ему в лицо. Больше всего на свете, Максим жалел о том, что не приехал раньше, Господи, как он хотел все изменить. Но это не в его власти, если бы было возможно, то, не задумываясь, поменялся местом с братом. Родители раздавлены горем, хотя они ничего не говорят, но Макс ощущал их отстраненность, те тоже считали его виновным. Да, черт возьми, так и было, и теперь ему с этим жить.

4 глава

Не знаю, которую ночь подряд, я не могла сомкнуть глаз, мучила дикая бессонница. Уложив сына и проворочавшись в кровати, я тихо вставала и кралась на кухню, чтобы не разбудить маму. Ставила чайник и в прострации не слышала его свист, тогда просыпалась мама, и выключила плиту. Она делала два бокала чая, ставила на стол и усаживалась напротив. А я на самом деле вовсе не хотела чай, и грела чайник, чтобы не сойти с ума от тупика, в который загнала меня жизнь. Я не хотела ничего, ни дышать, ни существовать, тяжесть внутри сгибала, ломая пополам. Засыпала и спала не больше часа, потому что во снах приходил муж. И от этого становилось так больно, что хотелось, проснувшись, кричать, выть, скулить… Но не могла потому, что малыш спокойно сопел рядом со мной в колыбели. Сегодня очередная бессонная ночь, и вот отстраненно вижу, как мама ставит передо мной бокал с чаем. Мама, моя дорогая, добрая мама, она понимает все, как никто другой. Знает, что ни одни слова на свете не облегчат мои страдания. Знает, и просто молча сидит рядом, а в ее глазах читается глубочайшее сострадание, и печаль, она чувствует то же, что и ее убитая горем дочь. И в этом молчании, я ощущала столько поддержки, что море слов не сравнится с нашей тишиной. Мамочка моя, замечательная мамуля, знает не понаслышке, что я чувствую, ведь она тоже рано потеряла мужа. Но как мам ты справилась с болью? И смогла посвятить себя мне? Как научилась улыбаться по-новому? Как смогла жить? Когда мне кажется, что жизнь кончена… Да, так нельзя, у меня есть сын, но пока невыносимо тяжко.

Дни идут, сменяются ночи, и признаться страшно чего я жду… Жду, что Игнат ко мне вернется… Ведь раньше, всегда, возвращался. Знаю, что его нет, и все равно неустанно жду… Он не приходит, и с каждым днем становится хуже, накрывает жуткая тоска. Хочется убежать, спрятаться от всего где-то далеко. Отключить мысли, сердце, душу, и не думать ни о чем. И я вою, как ненормальная, стоит только остаться в квартире одной. Вою, содрогаясь от рыданий, кусая губы до крови, сжимая пальцами волосы так сильно, что чувствую, как они рвутся. Однако это не приносит мне боль, ибо я сама сплошной комок непереносимой, адской боли. Мама возвращается с сыном с прогулки, и замечает мое состояние, видит кровавые ссадины на губах, царапины на руках, но ничего не спрашивает и не говорит. И я вздыхаю с облегчением, мысленно благодаря ее за понимание.

Ничего нет страшнее безысходности, когда ты не можешь сделать ничего, не можешь его вернуть. Когда так этого хочется, больше чем жить. Почему так несправедлив мир? Те, кто достойны жить – погибают, а мрази всякие живут? Да я не вправе решать, кому жить, а кому умирать, но эта несправедливость душит. Метаясь по квартире, ищу угол, в котором станет легче, и не нахожу. Обнимаю сыночка, вдыхая его сладкий запах, и чувствую, как внутри все обливается кровью от того, что он никогда не увидит отца.

Несколько дней назад было девять дней со дня смерти Игната. Я не могу сказать точно, сколько дней после этого прошло потому, что потеряла счет времени. Я запуталась в течение дней, для меня это одни тянущиеся сутки, после того как он ушел. Сплю не больше часа за ночь, днем стараюсь помогать маме, стараюсь заниматься побольше Кириллом. Стараюсь, но сникаю все больше и больше, и уже почти не вижу свет.

Я не поехала к его родителям на девять дней, они звонили много раз. Не смогла, там конечно был Макс, а смотреть на него и сходить с ума от того, что он жив и дышит, в то время как мой любимый погиб, выше моих сил. Почти весь тот день я провела на кладбище на могиле мужа, лишь отлучившись в то время, когда пришла его семья. Тогда даже небо плакало со мной, усыпая землю мелкими каплями моросящего дождя. Был будний день, и никто больше не навещал своих родственников, по крайней мере, я не видела. Да и разве могла увидеть кого-то в своем состоянии? Я пыталась выплакать всю боль, хотела, чтобы стало легче. Кричала, ругалась на мужа за то, что бросил нас, замирала на секунду, действительно веря, что могу услышать ответ.

– Я просто хотела, чтоб мы были все вместе. Неужели я просила так много? За что отняли у меня все?– шептала я, обнимая крест любимого, не чувствуя, что промокаю до нитки под дождем.– Я так люблю тебя! Боже, как же я люблю тебя! Почему ты ушел, а любовь так же живет во мне?

Замолкала потому, что горло разрывало, сводя спазмами жуткой боли. Горело, резало, жгло… Отдышавшись, снова шептала ему, словно молитву, напевала слова отчаяния.

– Живет… И теперь приносит только ужасную боль. Я так скучаю, как же скучаю… Если бы только, ты, мог вернуться к нам, я больше никогда не упрекала тебя. Если бы только вернулся…

Хотелось рыть пальцами землю, найти его там, в глубине, и вернуть. Сумасшествие? Да я была не в себе. И именно в тот момент было бы впору признаться в этом самой себе. Но вместо этого закричала громко, страшно, отчаянно, так что от моего крика вороны, сидящие на ближайших деревьях, испуганно разлетелись с них.

– Твой брат вернулся! Живой и невредимый.… Как я и говорила тебе! А где же ты теперь? К чему привели эти проклятые поиски? Кто вернет мне тебя?– голос утихал, и переходил в завывающий стон.– Как же я ненавижу его!

Упала грудью на могилу, прижимаясь так же, как когда-то к любимому, и громко обреченно зарыдала. Меня трясло, как последние оставшиеся на деревьях желтые листья под бьющими по ним каплями дождя. Но я совершенно не чувствовала холод, казалось, что больше не почувствую никогда ничего, кроме раздирающей изнутри муки.

Я вернулась домой глубоко затемно. Мама к тому времени уже уложила Кирилла. Тихонько прошла на кухню и села на стул, не включив свет. Посмотрела на свои руки, даже в темноте виднелась на них грязь. Но у меня просто не было сил отмыться от могильной земли. Я была опустошена полностью и окончательно.

Мама вошла тихо, и тоже не стала включать свет. Села рядом и впервые за все время заговорила о случившемся:

– Время лечит дочка,– произнесла она очень тихо, будто боялась спугнуть.– Нужно только перетерпеть, родненькая. Нужно потерпеть. Поверь, я знаю о чем, говорю. Нет, я не обещаю, что ты забудешь мужа, но со временем станет легче это точно. Свыкнешься, сживешься, и однажды, сможешь без него. Но главное сейчас не отталкивать правду, ее нужно принять, чтобы потом не было тяжелей…

Она говорила, а я слышала в ее голосе плач. И пусть сейчас я не видела лицо мамы, однако знала наверняка, что по ее щекам текут слезы, так же как по моим. Положила голову на стол и заплакала, впервые так горько, в голос при ней. А мама гладила по спине, утешая. Она знала как никто, что однажды действительно станет легче. Но я не знала, не верила в это. И не уверена, что и хотела, ведь так я еще чувствовала любимого.

Люди не машины, но тоже способны ломаться, только для их починки не существует сервиса и деталей. И я ломалась, не в силах справиться с горем. Сама того не замечая, замыкалась в себе, отдаляясь ото всех. Позволила горечи взять верх над собой, утопая в тоске и печали. Я уже не искала утешения в сыне, больше не хотела ничего, просто сидела отстраненно в комнате, делая вид, что все нормально. Тем временем, как во мне нарастала бомба замедленного действия, и ее таймер уже истекал.

5 глава

Макс припарковал машину у дома Жени, и, скрестив руки на руле стал ждать. Он в последние дни частенько сюда проезжал, но выйти так и не решался. Мужчина наблюдал, как мать жены брата гуляет с его племянником. Она всегда выходила в одно время и гуляла с коляской по несколько часов. И ни разу с ними он не видел Женю. Но Максим встретил ее на кладбище на девять дней. Вернее как встретил, заметил издалека. Он приехал тогда позже всех вечером, хотел побыть на могиле брата один, но там была она. Замер словно вкопанный на полпути, не в состоянии сдвинуться с места. А потом, придя в себя, скользнул в тень деревьев, чтобы девушка не заметила его, но ей было явно не до визитеров. Женя словно находилась в прострации, долго стояла, обняв себя руками и молча, покачивалась. А потом упала на колени и, вцепившись в крест, закричала, голосом пропитанным болью и злостью:

– Я просто хотела, чтоб мы были все вместе. Неужели я просила так много? За что отняли у меня все?

Каждое ее слово колко отдавалось внутри него, будто в глубине его души скребли кошки. Она как в бреду бубнила слова, которые Макс не мог отчетливо расслышать из своего укрытия. Женя плакал, стонала, выла, а мужчина все больше сникал от удушающей вины и безысходности. Ему хотелось подойти и поддержать девушку, сказать что-то в утешение, но следующее сказанное ей, было как удар в солнечное сплетение:

– Твой брат вернулся! Живой и невредимый.… Как я и говорила тебе! А где же ты теперь? К чему привели эти проклятые поиски? Кто вернет мне тебя?

Дикий всхлип, и с ветром до него донесся зловещий шепот пропитанный ненавистью:

– Как же я ненавижу его!

Макс пошатнулся, впервые со дня возвращение его выдержка дала сбой. Обещал себе держаться, ради родителей, и старался изо всех сил. Но сейчас осознание накрыло с новой силой, от чего хотелось бежать без оглядки. Ненавидит… Черт побери, знала бы она, как он ненавидит себя. Как хочется выть от того, что не может ничего изменить. Если б Максим только знал, к чему приведут его поступки… Когда-то у него сорвало крышу, и мозг затуманенный наркотиками, совершено не видел рамок. Позже он осознал, что натворил. Правда, не за все чувствовал вину, по большому счету ему было плевать до недавнего времени. Лишь перед родителями испытывал жуткий стыд.

Макс знал, что брат его ищет, об этом его предупреждали не раз. Но мужчина не собирался возвращаться. Зачем? Чтобы постоянно видеть упрек в глаза семьи, или просить прощения за то что, ему вряд ли простят? Не особо-то нужно это было. Он научился жить самостоятельно. Да сначала, когда все деньги закончились, было сложно, а потом привык. Работал в одном бойцовском клубе, там как раз и научился контролировать свой гнев, также нашел применение необузданной злости. Но когда Игнат стал активно его преследовать, пришлось переезжать из города в город, а потом и страны менять. Тогда он брался практически за любую временную работу: подрабатывал в барах, на заправках, участвовал в уличных боях. У него была сила, но отсутствовал опыт, поэтому зачастую выходил проигравшим, да и хорошо помятым, но зато получал лаве. Это стало его образом жизни, который полностью устраивал Макса. Никто не говорил ему, что хорошо, что плохо. Никто не диктовал, что нужно делать, он все решал сам. Но в итоге ему поднадоели эти кошки мышки с братом, и Макс вернулся, чтобы об этом сказать тому в лицо. А заодно и с семьей повидаться. Хотя догадывался, что не особо те будут рады его видеть.

Не проходит и получаса, чтобы он не задавался вопросом: почему не приехал на пару дней раньше? Ведь это могло все изменить, совершенно все? И у него не было ни ответа, ни оправдания, вернее был: он просто не хотел. Только от этого ни черта не легче!

Увидел, как женщина с коляской выходит из подъезда, сразу узнал мама Жени. Не раздумывая, вышел из машины, иначе снова появятся сомнения, и он не сдвинется с места. Подошел к ней и помог спустить со ступенек коляску, она посмотрела с благодарностью и произнесла:

– Спасибо, молодой человек.

– Не за что,– ответил Макс, не зная как завести разговор с женщиной. Знает ли она о том, как он поступил с ее дочерью? В курсе ли кого девушка винит в смерти мужа?

Но все же собрался с духом и произнес:

– Тамара Игоревна, может вам, нужна какая-нибудь помощь?

– Простите, мы знакомы?– удивилась женщина.

– Да извините, вернее нет,– растерялся мужчина, что в принципе было не свойственно для него,– Я Максим брат вашего… Игната.

Около минуты она внимательно рассматривала его, и на ее лице не отражалось ни злости, ни недовольства. А потом, тяжело вздохнув, произнесла:

– Максим, да я слышала о тебе. Женя не говорила мне, что ты вернулся.

Макс еле заметно выдохнул, видимо женщина не в курсе о его косяках.

– Наверное, ей не до этого,– не сразу нашелся с ответом он.– Тамара Игоревна как Женя?

– Делает вид, что нормально,– тихо ответила мама девушки, а на лице отразилось страдание. Но она быстро собралась и удивила Максима следующим вопросом.– Не прогуляешься с нами?

– Конечно, если вы не возражаете…– а он, то и не надеялся, даже, что его подпустят к племяннику.

Ребенок закряхтел в коляске, и женщина, приоткрыв накидку, поправила малышу пустышку, сказав:

– Вот оно наше счастье, посмотри.

Макс неуверенно наклонился к люльке и заглянул под капор. Он почувствовал, как защемило в груди, когда увидел сопящего младенца с полуоткрытыми глазками, так похожего на Игната на детских фотографиях. Раньше Максиму не приходилось иметь дело с детьми, тем более с такими маленькими, он как-то вообще о них не думал. Но этот малыш, его семья, частица брата которого больше никогда не увидит. Практически сразу же ощутил какую-то близость к ребенку, странное необычное волнение, захотелось тронуть маленькую щечку, чтобы проверить, не холодная ли она, не замёрз ли младенец.