То, что вам не понравится

– Да. Всё это здорово. И как бы я не желал остаться, расставание и ожидание следующей встречи намного приятней, чем попытка задержаться.

Я проводила его до двери.

Он неожиданно, но плавно обнял меня. Это было так волнующе спокойно, так мило.

Он держал меня в объятьях несколько секунд.

– Мир, – произнёс он. И я не поняла, назвал ли он меня по имени, или говорил о мире в прямом смысле этого слова.

Он поцеловал меня в губы. Просто лёгкое прикосновение. Невесомое.

– А ты… Ты же… – я хотела назвать его по имени, но не знала, как его зовут. И он понял это.

Засмеялся. Легко. Может, с лёгкой ноткой издёвки.

– Ты даже не знаешь, как меня зовут, – сочувственно и грустно.

– Нет.

Он снова тихо засмеялся и провёл пальцем по моей щеке.

– Ты же придёшь ещё? – быстро, с тоской в голосе спросила я, боясь ответа.

Он взглянул на свои часы и с усмешкой ответил:

– Приду.

2

Я не смогла прочитать всё, что написала Мира. Её желания и мечты, её последние слова. Когда я читаю их, то начинаю плакать. Я не могу удержаться от слёз.

Я никогда не думала о том, что её не станет.

Когда-нибудь не станет и меня.

Вместо неё остались лишь воспоминания – только то, что я смогла запомнить о ней, и до сих пор я не могу поверить в то, что это произошло.

Смерть рядом. Ближе, чем мы думаем.

Мне больно осознавать это и больно писать, но для самой себя я хочу поставить точку. Может, увидев слова на листе, я пойму и смирюсь с этой правдой.

Мирада умерла.

Глупо, но я забрала её дневник себе. Я не сказала никому о его существовании.

Мама Мирады сказала, что я, как подруга, могу взять себе что-нибудь на память – фотографии, книги, безделушки.

А я взяла дневник.

Он попался мне на глаза случайно. Он просто лежал на подоконнике в углу. Я открыла его, думала книга, и увидела твой подчерк. Прочитала пару слов и заплакала, а потом сунула его к себе в сумку, хотела прочитать дома, узнать о том, о чём ты писала.

Я не собиралась ничего писать здесь. Совсем не собиралась, правда.

Извини, Мир! Наверное, это неправильно – читать чужие дневники. Это – как письма, что-то очень личное, но тебя больше нет, и я скучаю. Читая твои записи, я представляю, что ты жива.

Оказалось, что я не умею вести дневник. Я никогда не делала этого раньше, ничего такого, кроме анкеток-памяток в школе, которые мы заполняли всем классом.

Не знаю, о чём писать. Прошёл месяц, и я снова решила прочитать твой дневник – увидеть страницы, по которым скользила твоя рука, дотронуться до строк, которые ты писала. И тогда я почему-то решила продолжить записи – как память о тебе, о нашей дружбе.

Когда я пишу, мне кажется, что я говорю с тобой, словно мы болтаем по телефону.

Кстати, я так и не прочитала всё до конца, не смогла.

Твоя смерть пошатнула мой оптимизм. Я и не думала, что люди могут так странно умирать.

Врачи так и не смогли сказать ничего толкового, да и следствие приостановлено. Ведь никакого состава преступления они не нашли.

Тебя нашли в квартире, запертой изнутри. Ты сидела на полу, около стены, и всё твоё тело было иссушено, как от обезвоживания. Врачи говорят, что если бы ты умерла от нехватки еды и воды, то не сидела бы в такой спокойной позе. Да и времени на это потребовалось бы больше. А тебя обнаружили через три дня. Так что относительно причин смерти врачи говорят: «Остановка сердца». И разводят руками. Вскрытие ничего другого не показало. Говорят, бывает такое, а я не верю.

От чего же ты умерла на самом деле, Мир?

Я прочитала. Это было как возращение в прошлое. Мне нравится, как ты пишешь, а вот говорить так ты не умела. Я и не знала, что ты до сих пор страдаешь из-за Ромы. Он, кстати, на похороны не пришёл. Ну, и хорошо. Знаю, ты не хотела бы его видеть.

Мне часто звонит твоя мама, ей тяжело. Даже не знаю, как её утешить. Соседи что-то наболтали ей, и теперь она уверена, что тебя убили. Она мне рассказала, что говорила с твоей соседкой Алиной, и та рассказала ей, что видела, как к тебе ходил какой-то парень, и якобы в день твоей смерти она тоже его видела.

Я думаю, это – тот человек, про которого ты писала. Тот, с кем ты познакомилась в баре. А мне ты ничего не рассказывала. Даже немного обидно.

Но я твою маму успокоила. Сказала, что это не может быть никаким убийством. И полиция, и врачи так сказали. Твоя смерть не была насильственной. Странной – да, но не насильственной. Думаю, что я её не убедила. Она вбила себе в голову эту чушь и теперь долго не успокоится.

Знаешь, прошло много времени, а у меня постоянно плохое настроение. Из-за всего. Оно теперь всегда такое.

Я разругалась со своими ухажёрами – не для меня они. Я не могла определиться сначала, а потом поняла, что ни одного из них не люблю, и теперь я разочарована и опечалена. Но стараюсь не отчаиваться.

Опять звонила твоя мама и всё говорит про убийство. Спрашивает, не вела ли ты себя странно в последнее время. А что я могу сказать?

Прочитав твой дневник, я поняла, что и не знала о том, что с тобой творится. И вообще, по записям, ты действительно делала то, что на тебя совсем не похоже. Да и писала как-то не совсем обычно, постоянно перескакивая с одной мысли на другую. И про незнакомца этого ты так загадочно говоришь. То пишешь, что это на самом деле было, то что ты сходишь с ума и придумала всё эту историю. Ничего непонятно. Я бы подумала, что ты придумала его, если бы не Алина.

Я заходила к тебе домой, наводила порядок (твоя мама меня попросила, она хочет продать квартиру) и на лестнице столкнулась с твоей соседкой. Вот кто настоящая сплетница! И вроде баба молодая, а такое ощущение, что она за тобой следила всё время.

Говорит мне: «Привет. Ну, что нашли убийцу?». Я говорю: «Какого убийцу?! С ума сошла? Никто Миру не убивал! Это была смерть от остановки сердца!». Алина посмотрела на меня, как на дуру, но видно, что ей любопытно стало.

Она отвечала: «Сердце, говоришь? Странно. Не верится мне в это». Я спрашиваю: «А с чего ты вообще про убийцу говоришь?». Она усмехнулась, подпёрла рукой бок и начала трещать без остановки: «Да вот, ходил тут к ней парень один. Странный на вид, и всё только по вечерам да ночью приходил. А я её встретила… ну, до того, как она умерла, и спрашиваю, типа, просто так, мол, а что у тебя парень появился? Она говорит, – нет. Я говорю, друг что ли к тебе приходит? Она говорит, нет, никто, мол, не ходит ко мне. Я сразу что-то неладное заподозрила. Я же его видела! И цветы он ей носил, на пороге оставлял. Думаю, зачем она мне врёт? Говорить не хочет это одно. Но так врать?! И подумала я, ну уже после её смерти, что это он её, наверное, шантажировал и запугивал, а потом и убил. Наркотиками, скорее всего, какими-нибудь. Сейчас знаешь, какой-то китайский порошок смертоносный появился, хуже героина, говорят».

Я ещё раз постаралась убедить Алину, что никакого убийства с наркотиками здесь не было, но думаю, что это бесполезно.

Я выкинула из головы все эти сплетни, а когда убиралась, действительно нашла засохшие гиацинты в вазочке. Да и в холодильнике стоял ром. Ты же ром не пила.

Значит, и в правду у тебя кто-то был. Только почему ты не говорила никому? И даже больше, отрицала?