Закон возвращения энергии

Он насмешливо спросил себя, как мог бояться своего тогда еще не рожденного сына. Откуда были эти жуткие предчувствия? Почему Тим просыпался среди ночи с бьющей по вискам мыслью: «Господи, зачем ты это допустил?!» Он не мог внятно сформулировать, что имел в виду, знал только, что это связано с беременностью жены. И началось после того, как он обнаружил…

Тим вспомнил выпавший из секретера лист с чудовищным наброском, который, на первый взгляд, был сделан быстро и уверенной рукой. То было изображение ребенка с жуткими глазами без зрачков. Изо рта малыша вытекала струйка чего-то темного – вероятно, крови. Поскольку рисунок был сделан синей ручкой, сказать точно не представлялось возможным.

Будучи на нервах из-за состояния Анны, Тим от ужаса чуть не выронил лист. В голову полезли дикие мысли. «Кто подбросил это в секретер? Это предзнаменование?! У нас родится убийца?!» Что рисовала сама Анна, ему в голову не пришло – она никогда этого не делала, у нее даже геометрические фигуры получались кривыми.

Тим не планировал рассказывать жене, что собирается подарить ей экземпляр книги, но очень хотел узнать, откуда взялся адский набросок. Пришлось признаться, что он открывал секретер. Обычно неконфликтная и доброжелательная, Анна вначале вспылила из-за того, что он не спросил разрешения, но потом, успокоившись, объяснила: «Однажды вечером я хотела что-то написать, но задумалась, и вместо строчек рука вывела вот это. Я ужаснулась, потому что… это связано с моим сном».

Муж снова спросил про сон – и опять получил лишь уклончивый ответ. Тогда он осведомился, почему она не избавилась от рисунка, который напугал ее саму. Анна развела руками: «Мне показалось дурной приметой уничтожать изображение младенца, когда я в положении». Правды – о том, что ее живот ни с того ни с сего скрутило спазмом, едва она попыталась разорвать лист, и так же было во второй раз, – Тим не узнал.

В общем, во время этой беременности они оба утратили душевное равновесие и совершали странные поступки. Несколько раз сильно поссорились.

«Но теперь мальчик родился, и все действительно будет хорошо», – сказал себе Тим.

Как раз в этот момент младенец открыл глаза – со зрачками, разумеется; серо-голубые, самые прелестные на свете – и посмотрел прямо на отца. Тим сглотнул. Он сам не понял, что произошло, но… почему-то ему сделалось дурно. То ли закружилась голова, то ли слегка замутило…

– Забери его, пожалуйста, – пробормотал он Анне. – Мне не по себе. Все это немного… волнующе.

– Ты в порядке? – встревожилась жена.

– Конечно. Просто мне никогда не доверяли ничего более ценного. Хотя в универе однажды поручили принести методички с кафедры.

Когда Тиму бывало очень некомфортно, он глупо шутил.

Анна хохотнула и прижала младенца к груди.

– Привыкнешь. Поехали.

Когда они оказались на заднем сидении такси, она призналась:

– Хочу попробовать что-нибудь написать сегодня. Хоть пару строчек. Если будет свободное время, конечно. Глупо, да? Я не о том сейчас должна думать. Но у меня так давно ничего не получалось…

– Обязательно попробуй, – отозвался Тим и несколько раз медленно вдохнул и выдохнул – от этого вроде бы становилось легче.

Пока Анна ждала ребенка, у них возникла полушутливая гипотеза о том, что малыш отнимает все ее «творческие силы», поскольку сам собирается стать гением, но когда они перестанут быть единым целым, это прекратится.

«Эй, а может, ты и правда крадешь у мамы вдохновение?» – Тим погладил сына большой ладонью по крошечной головке с тонкими волосиками. Ребенок снова не мигая уставился на него.

Тим нерешительно улыбнулся. По его спине пробежали мурашки. «Господи, мне уже к тридцатнику, а я робею перед беспомощным трехкилограммовым существом».

– Ты не чувствуешь ничего… необычного, когда он на тебя смотрит? – решился спросить он жену позже, в подъезде.

– Что? – нахмурилась Анна.

– Нет-нет… забудь… прости.

«Идиот. Она родила тебе прекрасного сына, а ты говоришь о нем какую-то чепуху».

Тим ощутил невероятную усталость. Путь из роддома почему-то дался ему так тяжело, будто он карабкался в гору, а не ехал в комфорте на пассажирском сидении такси. Может быть, его укачало.

Хотя раньше с ним такого не случалось.

Три года

Анна печатала книгу на ноутбуке. Впрочем, «книгу» – громко сказано: пока произведение состояло из двух страниц и вполне могло стать в итоге обычным рассказом. На нечто более или менее масштабное у нее давно не хватало сил, да и рассказы она вымучивала теперь неделями.

Молодая женщина часто с тоской вспоминала блаженные вечера в своих путешествиях, когда писала на балконах гостиниц, пока не темнело настолько, что она переставала различать буквы, а останавливалась только для того, чтобы сменить локацию или перекусить.

«Все равно уже лучше. Все равно пишу», – успокаивала она себя. Каждый раз именно в те моменты, когда Анна садилась за стол, Андрей требовал ее внимания. А после того как отвлекалась на него, она чувствовала себя разбитой и не могла сосредоточиться. Будто кто-то специально выгонял мысли из ее головы или спутывал их.

Анна уже положила конец своему декретному отпуску, однако на прежнее место работы не вернулась и теперь занималась переводами для другой компании удаленно. Сегодня дел – редкий случай – почти не было. Тим должен был вернуться только вечером. Сын пока спал. Идеальное время для творчества.

Но…

– Мама.

«Я же только что его уложила!»

– Подожди, солнышко. Мама занята.

– Ну ма-ам.

Трехлетний Андрей подтолкнул приоткрытую дверь, до ручки которой не доставал, и заглянул внутрь, посасывая указательный пальчик.

– Попозже, – не повернулась к нему Анна.

Если она не отзывалась на его зов, он имел обыкновение замирать на пороге и смотреть на нее, пока она не ответит ему взглядом.

У Андрея с младенчества была эта дурацкая привычка – глядеть на человека, не моргая. Тим содрогался: «Мне кажется, он смотрит прямо в меня и что-то оттуда вытаскивает». Анна вначале заступалась за ребенка, но сейчас больше помалкивала. Что-то жуткое в этих взглядах все же было.

Андрей рос, к счастью, здоровым и очень способным, вечно стремился к самостоятельности. Быстро научился ходить, в два года прекрасно говорил, а когда исполнилось три, уже сам чистил зубы, умел завязывать шнурки, обращаться с вилкой и научился мыть за собой чашку.

Мальчик обожал мать. По крайней мере так объясняли его поведение Анна с Тимом. Андрей редко лез к ней обниматься, не говорил ничего нежного, но ходил за ней хвостиком. На отца Андрей практически не обращал внимания. Вежливо выполнял его просьбы и отвечал на вопросы – на этом все. Тим смеялся, что у мальчика ранний Эдипов комплекс – он влюблен в маму, но скоро перерастет это.

«У нас замечательный сын», – говорили Анна и Тим друг другу. Наверное, еще чаще, чем остальные родители. Те, что не подвергают этот факт сомнению.

Анна тряхнула головой. Надо же ему было проснуться именно сейчас! Почему всегда так?

– Возвращайся в кроватку, я скоро к тебе подойду.

Все впустую – она отлично знала, что Андрей не уйдет, максимум замолчит. Ну ладно, придется и правда пойти к нему, но не сию минуту. Он не голоден, не должен бы сейчас хотеть в туалет, его ничего не беспокоит, иначе бы плакал. Жаждет внимания, и Анна его даст. Чуть-чуть попозже.

А пока надо снова ухватить… как же там было…

Анна пробежала взглядом по предыдущим строчкам. В хорошие дни этого хватало для погружения в атмосферу повествования. В хорошие дни…

Она зажмурилась, как делала каждый раз, когда не получалось сосредоточиться. Вот оно, здесь. Яркое, теплое, светлое. Ее вдохновение. Ее спасение от всего.

– Мама!!