Оценить:
 Рейтинг: 0

М.Ю. Лермонтов. Фантазии и факты

Год написания книги
2021
Теги
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 34 >>
На страницу:
7 из 34
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Позиция Барятинского после дуэли чрезвычайно важна нам. Как и Трубецкого, Барятинского не смущают «рыданья» и «жалкий» лепет светской толпы; он во всеуслышание провозглашает поступок Дантеса рыцарским.

Письма Барятинского к Дантесу на гауптвахту, опубликованные еще Щеголевым, поражают своим цинизмом.

«Мне чего-то недостает с тех пор, как я Вас не видел, мой дорогой Геккерн, поверьте, что я не по своей воле прекратил мои посещения, которые приносили мне столько удовольствия и всегда казались мне слишком краткими, но я должен был прекратить их вследствие строгости караульных офицеров.

Подумайте, меня возмутительным образом два раза отослали с галереи под тем предлогом, что это не место для моих прогулок, а еще два раза я просил разрешения увидеться с Вами, но мне было отказано. Тем не менее верьте по-прежнему моей искренней дружбе и тому сочувствию, с которым относится к Вам вся наша семья.

Ваш преданный друг

Барятинский».

Конечно, позиция Барятинского многим кажется вызывающей. В салоне Нессельроде, в кругу своих друзей, Барятинский открыто говорит в поддержку Дантеса. Свет «безмолвствует», а скорее сочувственно молчит, понимая, какая сила за плечами этого человека[117 - Ласкин С.Б. Вокруг дуэли. С.58. URL: https://www.litmir.me/br/?b=133668&p=58 (https://www.litmir.me/br/?b=133668&p=58) (дата обращения: 4.06.2020).].

Кстати, известен факт, что в 1830-е годы А.С. Пушкин вместе с другом С.А. Соболевским сумели замять скандал с огромным карточным долгом будущего фельдмаршала, тогда офицера А. Барятинского[118 - Черейский Л.А. Барятинский // Пушкин и его окружение. Л.: Наука, 1989. С. 28-29.]. Составим мнение о благодарности последнего.

Лермонтов не «безмолвствует»: игнорируя «силу за плечами» противников, он горячо протестует, конфликтуя, вероятно, со своими вчерашними приятелями и сближаясь с кругом Пушкина (П.А. Вяземским, В.А. Жуковским, А.И. Тургеневым…).

Сторонники Дантеса автоматически стали врагами Лермонтова. И не мог далее Михаил Юрьевич относиться хоть сколько-нибудь по-приятельски к А.И. Барятинскому, а тот и не скрывал к нему своей ненависти.

А.А. Краевский в письме к С.А. Раевскому говорит о Лермонтове: «…жертва, закалываемая в память усопшему»[119 - Мануйлов В.А. Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова. М.; Л.: Наука, 1964. 198 с. С. 72.].

18 февраля Лермонтова арестовывают. По указанию Николая I поэта осматривает врач на предмет умопомешательства (что можно расценивать как первую попытку дискредитации Лермонтова); у Лермонтова и Раевского учиняют обыск.Раевский, вероятно, первый давал показания и, желая отвлечь хоть часть гнева императора от друга, честно заявил об участии в распространении стихотворения. Раевский тут же передает камердинеру Лермонтова записку, где просит подтвердить его слова. Именно этим объясняется упоминание имени Раевского в показании Лермонтова:

Объяснение корнета лейб-гвардии Гусарского полка Лермонтова.

Я был еще болен, когда разнеслась по городу весть о несчастном поединке Пушкина. Некоторые из моих знакомых привезли ее и ко мне, обезображенную разными прибавлениями. Одни – приверженцы нашего лучшего поэта – рассказывали с живейшей печалью, какими мелкими мучениями, насмешками он долго был преследуем и, наконец, принужден сделать шаг, противный законам земным и небесным, защищая честь своей жены в глазах строгого света. Другие, особенно дамы, оправдывали противника Пушкина, называли его благороднейшим человеком, говорили, что Пушкин не имел права требовать любви от жены своей, потому что был ревнив, дурен собою, – они говорили также, что Пушкин негодный человек, и прочее. Не имея, может быть, возможности защищать нравственную сторону его характера, никто не отвечал на эти последние обвинения.

Невольное, но сильное негодование вспыхнуло во мне против этих людей, которые нападали на человека, уже сраженного рукою Божией, не сделавшего им никакого зла и некогда ими восхваляемого; и врожденное чувство в душе неопытной – защищать всякого невинно-осуждаемого – зашевелилось во мне еще сильнее по причине болезнью раздраженных нервов. Когда я стал спрашивать: на каких основаниях так громко они восстают против убитого? – мне отвечали, вероятно, чтобы придать себе более весу, что весь высший круг общества такого же мнения. – Я удивился; надо мною смеялись. Наконец, после двух дней беспокойного ожидания пришло печальное известие, что Пушкин умер, и вместе с этим известием пришло другое – утешительное для сердца русского: государь император, несмотря на его прежние заблуждения, подал великодушно руку помощи несчастной жене и малым сиротам его. Чудная противоположность его поступка с мнением (как меня уверяли) высшего круга общества увеличила первого в моем воображении и очернила еще более несправедливость последнего. Я был твердо уверен, что сановники государственные разделяли благородные и милостивые чувства императора, Богом данного защитника всем угнетенным; но, тем не менее, я слышал, что некоторые люди, единственно по родственным связям или вследствие искательства, принадлежащие к высшему кругу и пользующиеся заслугами своих достойных родственников, – некоторые не переставали омрачать память убитого и рассеивать разные, невыгодные для него, слухи. Тогда, вследствие необдуманного порыва, я излил горечь сердечную на бумагу, преувеличенными, неправильными словами выразил нестройное столкновение мыслей, не полагая, что написал нечто предосудительное, что многие ошибочно могут принять на свой счет выражения, вовсе не для них назначенные. Этот опыт был первый и последний в этом роде, вредном (как я прежде мыслил и ныне мыслю) для других еще более, чем для себя. Но если мне нет оправдания, то молодость и пылкость послужат хотя объяснением, – ибо в эту минуту страсть была сильнее холодного рассудка. Прежде я писал разные мелочи, быть может, еще хранящиеся у некоторых моих знакомых. Одна восточная повесть, под названием «Хаджи-Абрек», была мною помещена в «Библиотеке для Чтения»; а драма «Маскарад», в стихах, отданная мною на театр, не могла быть представлена по причине (как мне сказали) слишком резких страстей и характеров и также потому, что в ней добродетель недостаточно награждена.

Когда я написал стихи мои на смерть Пушкина (что, к несчастию, я сделал слишком скоро), то один мой хороший приятель, Раевский, слышавший, как и я, многие неправильные обвинения и, по необдуманности, не видя в стихах моих противного законам, просил у меня их списать; вероятно, он показал их, как новость, другому, – и таким образом они разошлись. Я еще не выезжал, и потому не мог вскоре узнать впечатления, произведенного ими, не мог во-время их возвратить назад и сжечь. Сам я их никому больше не давал, но отрекаться от них, хотя постиг свою необдуманность, я не мог: правда всегда была моей святыней и теперь, принося на суд свою повинную голову, я с твердостью прибегаю к ней, как единственной защитнице благородного человека перед лицом царя и лицом Божим.

Корнет лейб-гвардии Гусарского полка

Михаил Лермантовъ[120 - Щеголев П.Е. Книга о Лермонтове. Вып. 1. Л.: Прибой, 1929. С. 256-257.].

Пытаясь смягчить участь свою и друга, поэт будто бы намекает на возможность сожжения им своих стихов, будь такая возможность, но тут же заявляет, что не собирается от них отрекаться. Тем не менее тяжкий груз лег на сердце Лермонтова из-за того, что пришлось упомянуть Раевского. Когда Святослав Афанасьевич вернулся из ссылки, Михаил Юрьевич, плача от радости, все равно просил у него прощения.

Поэт находился под арестом в одной из комнат Главного штаба, потом, по одним версиям, сидел под арестом в своем полку, по другим – находился под домашним арестом.

25 февраля 1837 года шефу жандармов графу А.X. Бенкендорфу поступило высочайшее повеление:

Господину шефу жандармов, командующему императорскою Главною квартирою.

Государь император высочайше повелеть соизволил: л.-гв. Гусарского полка корнета Лермантова за сочинение известных вашему сиятельству стихов перевесть тем же чином в Нижегородский драгунский полк; а губернского секретаря Раевского за распространение сих стихов и, в особенности, за намерение тайно доставить сведения корнету Лермантову о сделанном им показании выдержать под арестом в течение одного месяца, а потом отправить в Олонецкую губернию для употребления на службу по усмотрению тамошнего гражданского губернатора…[121 - Мануйлов В.А. Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова. М.; Л.: Наука, 1964. 198 с. С. 75.]

Нижегородский драгунский полк находился на Кавказе.

19 марта Лермонтов покинул Петербург, 23 марта прибывает в Москву. Там встречается с Н.С. Мартыновым, чье семейство тоже в тот год собиралось на Кавказ, как следует из воспоминаний Мартынова[122 - Там же. с. 78.]. 10 апреля Лермонтов покидает Москву.

Пока поэт добирается до места назначения, литературная слава его в двух столицах растет, о чем активно заботятся хорошие знакомые Пушкина (П.А. Вяземский, В.А. Жуковский, А.А. Краевский, В.Ф. Одоевский). В их журнале «Современник» публикуется стихотворение «Бородино».

Находясь 13 мая в Ставрополе, Лермонтов почувствовал себя нездоровым. И как бы ни думали некоторые о том, что, дескать, все «больничные» у Лермонтова купленные, странно отказывать поэту в возможности действительно быть больным: тем более, как известно, он и смерть Пушкина встретил, будучи серьезно простужен. Лермонтова помещают сначала в ставропольский военный госпиталь, потом переводят на лечение в Пятигорск.

Итак, Лермонтов в конце мая 1837 года приезжает в Пятигорск, где находится примерно до начала августа. То есть два месяца с небольшим. В письме к М.А. Лопухиной он сообщает, что живет на квартире. Лермонтов принимает ванны, часто ездит в Железноводск.

Лермонтоведы справедливо полагают, что многие лица, с которыми встретился в это время Лермонтов, стали прототипами романа «Герой нашего времени». Среди тех, кто встречался с Лермонтовым в Пятигорске летом 1837 года, называют Н.М. Сатина, В.Г. Белинского, Н.В. Майера, Н.П. Огарева, В.И. Барятинского, А.Н. Долгорукого.

А.М. Миклашевский вспоминал:

Третий и последний раз я встретился уже с Лермонтовым в 1837 году, – не помню: в Пятигорске или Кисловодске, – на вечере у знаменитой графини Ростопчиной. Припоминаю, что на этом вечере он был грустный и скоро исчез, а мы долго танцевали. В это время, кажется, он ухаживал за m-lle Эмилиею Верзилиной, прозванной им же, кажется: La rose dr Caucase. Все эти подробности давно известны, и не для чего их повторять.

В Кисловодске я жил с двумя товарищами на одной квартире: князем Владимиром Ивановичем Барятинским, бывшим потом генерал-адъютантом, и князем Александром Долгоруким, тоже во цвете лет погибшим на дуэли. К нам по вечерам заходил Лермонтов с общим нашим приятелем, хромым доктором Майером, о котором он в «Герое нашего времени» упоминает. Веселая беседа, споры и шутки долго, бывало, продолжались[123 - Щеголев П.Е. Книга о Лермонтове. Вып. 1. Л.: Прибой, 1929. С. 301.].

Удивительно, но Эмилия Александровна (по отцу – Клингенберг, по отчиму – Верзилина, по мужу потом Шан-Гирей) всю жизнь отрицала знакомство с Лермонтовым до 1841 года. Между тем дом Верзилиных в Пятигорске – это все равно что почти единственное для развлечения место в центре небольшого городка, это престижный гостиничный комплекс, если судить по-современному. Дом Верзилиных в 1837 году стоял на месте. Вероятно, и обитатели дома, по крайней мере, женской его части, были в нем.

Летом 1837 года Михаил Юрьевич лечится в Пятигорске, по всей видимости, занимая комнату в офицерском отделении пятигорского военного госпиталя. Размещалось оно в доме, принадлежавшем Верзилиным и расположенном в том же квартале, где жила семья генерала. «Невозможно допустить, – считал С. Недумов, – чтобы в таком маленьком городе, как Пятигорск того времени, даже если бы они и не были знакомы официально, Лермонтов мог не знать и не интересоваться такой выдающейся во всех отношениях представительницей местного общества»[124 - Хачиков В.А. Тайна гибели Лермонтова. Все версии. С. 49. URL: https://online-knigi.com/page/224414?page=49 (https://online-knigi.com/page/224414?page=49) (дата обращения: 4.06.2020).].

Эмилия виделась с Лермонтовым не только в 1837 году, но и в 1840-м, о чем, как указывает В.А. Хачиков, сама же и проговорилась:

Сохранились ее воспоминания о бале в кисловодской ресторации 22 августа 1840 года по случаю дня коронации Николая I. «В то время, в торжественные дни все военные должны были быть в мундирах, а так как молодежь, отпускаемая из экспедиций на самое короткое время отдохнуть на Воды, мундиров не имела, то и участвовать в парадном балу не могла… Молодые люди, в числе которых был и Лермонтов, стояли на балконе у окна».

И Лермонтов знал об Эмилии еще до своего последнего приезда в Пятигорск. Вспомним уланского ремонтера Магденко, указавшего, что в мае 1841 года, уговаривая своего родственника заехать в Пятигорск, Лермонтов сказал ему: «Послушай, Столыпин, а ведь теперь в Пятигорске хорошо, там Верзилины…»[125 - Там же.]

Была в Пятигорске летом 1837 года семья Н.С. Мартынова, сам Мартынов (не мог же хотя бы какое-то время не отпроситься к семье, хоть на выходные), приезжал для развлечения фокусник Апфельбаум. Возможно, был князь В.С. Голицын (он по состоянию здоровья туда ездил, а в 1837 году пытался осуществить проект строительства нового моста над Провалом). Документы о том, кто именно был в Пятигорске летом 1837 года, не сохранились: во время Великой Отечественной войны списки посетителей Минеральных Вод были уничтожены… Но по воспоминаниям можно восстановить окружение Лермонтова летом 1837 года, и оно почти повторяет окружение лета 1841-го.

После 10 августа Лермонтов какое-то время лечится в Кисловодске, потом, в сентябре, едет в Тамань через укрепление Ольгинское. В Ольгинском он отдает, вероятно, деньги Мартынову, которые послали в письме к нему его родители из Пятигорска, и которые вместе с письмами были украдены у Лермонтова. По поводу этих писем Э.Г. Герштейн[126 - Герштейн Э. Лермонтов и семейство Мартыновых. Из содерж.: Е.М. Мартынова. Письмо к Мартынову Н.С., 6 ноября 1837 г Е.М. Мартынова. Письмо к Мартынову Н.С., 25 мая <1840 г.> // М.Ю. Лермонтов. М.: Изд-во АН СССР, 1948. Кн. II. (Лит. наследство; Т. 45/46). С. 693-696.] убедительно доказала, что они не являлись причиной дуэли между Лермонтовым и Мартыновым, и к 1840-м годам о них уже не вспоминали.

Есть еще один человек, дружба Лермонтова с которым мало изучена: это Дмитрий Григорьевич Розен, однополчанин поэта, родственник С.А. Раевского и сын барона Григория Владимировича Розена, в 1831 – 1837 годах главноуправляющего гражданскими и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказа. Г.В. Розен был в дружественных отношениях с семейством Пушкиных, покровительствовал декабристам, брату А.С. Пушкина – Льву, и лично Лермонтову. Розен был бесславно снят с поста якобы за огромные злоупотребления зятя в 1837 году лично Николаем I. Лермонтов дружил с семьей Розенов, и с Дмитрием часто виделся, в том числе и в 1837 году.

В середине октября Лермонтов в Ставрополе. Здесь он встречается с родственником П.И. Петровым, опять же с Сатиным и Майером, с декабристами С.И. Кривцовым, В.М. Голицыным, А.И. Одоевским и другими. Надо думать, разговоры у них были вряд ли о развлечениях.

Е.А. Арсеньева, задействовав все возможные связи, добивается смягчения участи внука. В октябре Лермонтова переводят в Гродненский гусарский полк.

В ноябре Лермонтов в Тифлисе. Пишет письмо С.А. Раевскому:

…Наконец, меня перевели обратно в гвардию, но только в Гродненский полк, и если б не бабушка, то, по совести сказать, я бы охотно остался здесь, потому что вряд ли Поселение веселее Грузии. <…> С тех пор как я выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами, ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже… <…> Простудившись дорогой, я приехал на воды весь в ревматизмах; меня на руках вынесли люди из повозки, я не мог ходить – в месяц меня воды совсем поправили; я никогда не был так здоров, зато веду жизнь примерную; пью вино только тогда, когда где-нибудь в горах ночью прозябну, то приехав на место, греюсь… Здесь, кроме войны, службы нету; я приехал в отряд слишком поздно, ибо государь нынче не велел делать вторую экспедицию, и я слышал только два-три выстрела; зато два раза в моих путешествиях отстреливался: раз ночью мы ехали втроем из Кубы, я, один офицер нашего полка и Черкес (мирный, разумеется), – и чуть не попались шайке Лезгин. – Хороших ребят здесь много, особенно в Тифлисе есть люди очень порядочные; а что здесь истинное наслаждение, так это татарские бани! – я снял на скорую руку виды всех примечательных мест, которые посещал, и везу с собою порядочную коллекцию; одним словом, я вояжировал. Как перевалился через хребет в Грузию, так бросил тележку и стал ездить верхом; лазил на снеговую гору (Крестовая) на самый верх, что не совсем легко; оттуда видна половина Грузии, как на блюдечке, и, право, я не берусь объяснить или описать этого удивительного чувства: для меня горный воздух – бальзам; хандра к черту, сердце бьется, грудь высоко дышит – ничего не надо в эту минуту; так сидел бы да смотрел целую жизнь. Начал учиться по-татарски, язык, который здесь, и вообще в Азии, необходим, как французский в Европе, – да жаль, теперь не доучусь, а впоследствии могло бы пригодиться. Я уже составлял планы ехать в Мекку, в Персию и проч., теперь остается только проситься в экспедицию в Хиву с Перовским. Ты видишь из этого, что я сделался ужасным бродягой, а право, я расположен к этому роду жизни. Если тебе вздумается отвечать мне, то пиши в Петербург; увы, не в Царское Село; скучно ехать в новый полк, я совсем отвык от фронта и серьезно думаю выйти в отставку. Вечно тебе преданный

М. Лермонтов.[127 - Мануйлов В.А. Летопись жизни и творчества М.Ю. Лермонтова. М.; Л.: Наука, 1964. 198 с. С. 88.]

С. Тарасов[128 - Тарасов С. Персидская тайна Михаила Лермонтова. По следам письма великого русского поэта. URL: https://eto-fake.livejournal.com/1206198.html (https://eto-fake.livejournal.com/1206198.html) (дата обращения: 4.06.2020).], недоумевая по поводу скудности документов, связанных с жизнью Лермонтова, особенно внимательно рекомендует отнестись к этому письму. Тарасов подвергает сомнению известное объяснение причины, по которой Лермонтов оказался в 1837 году на Кавказе (стихи «Смерть поэта»). По мнению исследователя, поэт был направлен на Кавказ с миссией, к чему приложил руку его дядя генерал-майор Павел Иванович Петров (начальник штаба командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории), так как без высочайшего разрешения невозможно менять маршрут следования, что не раз проделывает Лермонтов. В это же время граф Бенкендорф два раза пишет Николаю I о том, что Лермонтов достоин прощения. Лермонтов с какой-то стати планировал поехать в Мекку, Персию (и, вероятно, его к этому готовили: учил языки не только из интереса, пожалуй), но в поездке было отказано. Не после ли этого у Лермонтова возникают мысли об отставке?

Восток – дело тонкое, но если грубо попытаться объяснить отношение России к Кавказу-Востоку, то предстают два варианта: насильственное и дружественное. Об отношении А.П. Ермолова к народам Кавказа нет однозначного мнения даже в среде чеченских историков. А.С. Пушкин не как поэт, а как политик, сотрудник дипломатического корпуса, во время написания «Путешествия в Арзрум во время похода 1829 года», полагал линию поведения Ермолова на Кавказе верной и недоброжелательно относился к И.Ф. Паскевичу, хоть тот и поспособствовал Пушкину получить разрешение на путешествие по Кавказу. Между тем Паскевич, прибывший по указанию Николая I на Кавказ в качестве ревизора, сообщал, что приписываемые Ермолову зверства не более чем столичные слухи. Текст письма Паскевича:

Генерал Ермолов не дал мне еще до сего времени никакого объяснения на записки мои по гражданской части, но я не могу по ныне переменить прежнего мнения, что есть упущения довольно значительные, но что доносы о злодействах и преступлениях, основанные только на слухах, ничем не доказанные и весьма часто даже по совершенному недостатку причин к злодейскому поступку невероятные, никакой веры не заслуживают[129 - Урушадзе А. Кавказская война. Семь историй. М.: Новое литературное обозрение, 2018. 336 с. С. 111.].

Паскевич занял место Ермолова.       Тот «не боролся за свое место. Не боролся так, как мог бы это сделать»[130 - Там же.]. «Паскевич, не отвергая практики карательных экспедиций, был убежден, что гражданское управление горцами дело более надежное, нежели военное»[131 - Шестаков В. «Соткавший славу из побед» – мифы и факты о Паскевиче // Полтавщина, 13 травня 2012. URL: https://poltava.to/project/379/ (https://poltava.to/project/379/) (дата обращения: 6.10.2020)], для чего привлек целую команду специалистов, среди которых был его родственник – А.С. Грибоедов. Тот, в свою очередь, тоже старался быть справедливым к народам Кавказа, уважительно относился к их обычаям и нравам. Лермонтов вслед за А.С. Грибоедовым, несмотря на вынужденное пролитие крови горцев, был сторонником дружественного отношения к мирному населению. Декабрист А.А. Бестужев-Марлинский, который в 1837 году сопровождал полковника Ф.И. Гене с целью военно-топографической разведки территории Южного Дагестана, а также «путешествовал» по всему Кавказу, тоже пришел к выводу о необходимости дружественного варианта.

Если калькой наложить на маршруты Бестужева-Марлинского лермонтовские маршруты на Кавказе, то мы обнаружим общие «точки пересечения», изучение которых позволило бы составить более полное представление о многих интригующих историях, связанных с восстановлением очевидных пробелов в биографиях с военной историей и, безусловно, с региональной политикой. <…> В конце февраля 1837 года Бестужев-Марлинский проживал в Тифлисе. Здесь получил он известие о том, что Россия потеряла Пушкина. Согласно свидетельству Я.И. Костенецкого, он не смыкал глаз всю ночь и утром на рассвете поднялся на гору, в монастырь св. Давида и заказал панихиду на могиле убитого в 1829 году в Тегеране Грибоедова. Так декабрист связывал в единую цепочку двух Александров Сергеевичей. 7 июня 1837 года у мыса Адлер высадился десант, в котором Бестужев-Марлинский командовал взводом Грузинского полка. Здесь его ранило. На другой день был обмен убитыми, но тело писателя не нашли…[132 - Тарасов С. Персидская тайна Михаила Лермонтова. По следам письма великого русского поэта. URL: https://eto-fake.livejournal.com/1206198.html (https://eto-fake.livejournal.com/1206198.html) (дата обращения: 4.06.2020).]
<< 1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 34 >>
На страницу:
7 из 34

Другие электронные книги автора Оксана Николаевна Виноградова