– Евдокия, слушай, ты сама-то что обо всем этом думаешь? Уж больно все обстоятельства крепко на Юле Котовой сходятся, а ты с ней много дней бок о бок провела. Могла она мужа и секретаршу грохнуть?
Землероева состроила максимально серьезную физиономию и помотала головой:
– Я верю Олегу – мужа она физически не могла убить. Паршин человек опытный, если говорит, что времени не было, значит – не было.
Ханькин при этих словах поморщился, понимал, что, как бы ни сходилось все на Юлии, оба убийства крепко связаны. Тут, можно сказать, цепь идет. Но профессионал не должен упускать и вероятности того, что первое убийство Юля заказала исполнителю, второе, ввиду цейтнота, исполнила сама.
– Прежде чем ответить по второму пункту, – продолжала Дуся, – скажи мне, Саша, Канипалову мог убить слабосильный человек? Женщина, девушка, пенсионер…
Ханькин сделался еще кислей.
– Нож, которым секретаршу зарезали, из отличного германского набора. Подобными небольшими, но очень острыми ножами мясники кости из туши вырезают – вошел между ребер как по маслу. Точно в сердце.
– Хорошее знание анатомии могло помочь?
– На маму-врача намекаешь?
– Ну, будем считать, к слову пришлось.
– Даже если бы резак просто в область сердца прошел – он бы все артерии там перерезал. Удар хороший, но нанести его могла и женщина, и человек просто понадеявшийся, что после таких ранений не выживают. Я тебя вот о чем спрашивал: по складу характера, по некоторым высказываниям Юлия способна возненавидеть кого-то до смерти?
Евдокия задумалась еще крепче, согнала на лоб морщинки…
– Саша, Юля на поминках какой-то дряни наглоталась. Ходила словно зомби. Мне кажется, в таком состоянии она была не способна подняться к себе за ножом, зарезать секретаршу, а потом как ни в чем не бывало вернуться к Татьяне.
– А может быть, как раз наоборот? Успокоительные пилюли помогли ей остаться для всех невозмутимой?
– А зачем тогда убивать Эмму своим ножом? Канипалову убили на кухне, там других ножей навалом. Зачем Юлии подкидывать лишнюю работу адвокату? Зачем указывать на себя?
Ханькин откинулся на спинку стула и усмехнулся:
– А из хитрости. Для объективного сомнения. Ведь получается, действительно – зачем? Зачем все так плотно сходится на Юлии? Она женщина умная, если б мужа убила, то не пошла б разыскивать случайного свидетеля-одноклассника, а алиби себе состряпала понадежнее. Секретаршу зарезала – а на фига своим ножом? Чем больше вопросов и загадок, Дуся, тем вероятнее сомнение возникнет и…
– О чем базар? – За стол вернулся Паршин.
– Да Юле твоей кости моем, – не стал увиливать капитан. – Евдокия уверена, что такая умная женщина, как Котова, не могла специально столько собак на себя навесить.
– А ты как раз уверен, что именно исключительно умная женщина сможет работать под обоснованное недоверие в расчете на доброту присяжных-обывателей?
Ханькин красноречиво пожал плечами – детектив как будто подслушал часть его разговора с Дусей.
* * *
Разобиженная намеками Паршина на молочные зубы, Евдокия не пошла в университет разыскивать вероятного заболевшего препода. В «цитадель» тоже не отправилась. Боялась, что после ее многочисленных выступлений на следственном эксперименте на вахте в холле лежит записочка с фамилией «Землероева» и приказом – не пущать! Даже в том случае, если болтливая сыщица наврет, будто оставила на верхотуре любимую зубную щетку, ее с домработницей Люсей вниз переправят.
Дуся пошла в офис строительной фирмы Котовых, рыть землю по следам секретарши Канипаловой. У такой хваткой красотки, как Эмма, наверняка найдется парочка-другая подколодных подружек, способных вволю поболтать об убиенной – с «сочувствием», без протокола.
И прежде чем стучаться лбом в пуленепробиваемое стекло отдела регистрации посетителей, благоразумно позвонила Леонидову.
– Станислав Натанович, не могли бы вы принять меня в офисе и представить сотрудникам? Я хотела бы…
Объяснять чего бы она хотела и почему заявится, Дусе не пришлось. «Какой-то там директор» был сама любезность и готовность. «Конечно, Евдокия, о чем разговор. Приходите, беседуйте, я окажу, поспособствую, представлю, дам приказ…» Учтивость Леонидова распростерлась вплоть до личной встречи у конторки выписки пропусков. Евдокия чувствовала себя персоной ВИП, директор помогал снять шубку, секретарша уже и кофе в кабинет доставила…
– Делайте все, что считаете нужным. – Огорошенный последними событиями Леонидов был слегка испуган. – Не могу просить вас держать меня в курсе дела, понимаю – тайна следствия, но… – Станислав скривился: – У нас такой коллапс назревает… Юленька отошла от дел, Коли нет… Господи, мне даже не верится, что это все когда-то кончится!
Леонидов взмахнул рукой, поправил немного сбившийся галстук.
– Станислав, – в первые минуты встречи директор попросил Евдокию оставить отчества, – разрешите мне начать с вопроса вам?
Леонидов с готовностью кивнул.
– Вы не могли бы мне сказать, на каком этапе находились переговоры об объединении с фирмой Рощина?
– Николай попросил Бориса сделать аудит, – кривя лицо, как будто собирается заплакать, бодро отрапортовал директор. – Аудит должна была делать фирма Закревской… Но окончательного решения не принял еще ни Борис, ни Николай – так что разговоры, разговоры…
– Но разговор ведь шел об аудите? А это уже продвижение к консенсусу?
Леонидов пожал плечами:
– Ядвиге принадлежит солидная часть фирмы Рощиных, без ее согласия на объединение все могло так и остаться на уровне болтовни. – Сам Стас был разведен много лет назад и оставался в твердом убеждении, что жены и бизнес должны пастись на разных лужках.
Дуся и директор еще немного поболтали о семье и «банде», прошлись по некоторым деталям субботней реконструкции.
– Вы не могли бы мне сказать, с кем более всех здесь дружила Эмма? – в итоге спросила Евдокия.
– Секретарши не моя епархия, – смущенно скуксился Стас. – Но, Анечка, мой референт, введет вас в курс. – Нажал на кнопочку селектора, пригласил Анюту в кабинет и повелел той быть поводырем для молоденькой сыщицы.
Профессионалы сыска уже прошлись по всем школьным, университетским, дворовым и рабочим подружкам убиенной Эммы. Евдокия, думая о том, что в связи с убийством шефа и секретарши «собака закопала косточку» в непосредственной близости от рабочего стола Эммы Канипаловой, отправилась туда – к уютному предбаннику в стиле хайтек, к двум кадкам с сочным фикусом и пальмой – и даже посидела в кресле Эммы, любуясь видом на начальственную дверь.
Подумала немного.
Анюта «какого-то директора» не сказать чтоб оказалась сыщице полезной. На девушек, услышавших о двух убийствах, вообще немота нападает, и эта тоже не явилась исключением. Когда сыщица Землероева храбро уселась в кресло покойной, референт так посмотрела на Дусю, словно та душевно заболела и совершила святотатство. В глазах у Ани пылала возмущенно-гневная отповедь: тут кресло, можно сказать, не остыло, а ты уже в него уселась, дорогуша! Ничего святого в людях нет.
Землероева же невозмутимо поглядела на пышный букет с печальной лентой возле фотографии жизнерадостной усопшей; потрогала бумажки на столе, покрутилась вместе с креслом и, решив, что произвела уже достаточное впечатление, поставила локти на столешницу. Положила подбородок на ладони чашечкой и, задирая его чуть выше, чем требовалось для внятной речи, произнесла:
– А скажите-ка мне, Аня, каким человеком была Эмма Канипалова?
Аня, бывшая старше душевно черствой Дуси лет на восемь, гневно хлопнула ресницами:
– Эммочка была отличной девушкой! Хороший работник, заботливый друг, внимательный…
Землероева, в мыслях которой акулы со стальными челюстями слабо монтировались с заботой и дружбой, громко хмыкнула и убрала подбородок с ладоней.
– Ань, ты мне тут насчет любви и дружбы не втирай, а? Я с Эммой немножко познакомилась, такие как она друзей на завтрак кушают. – Внушительные клееные ресницы хлопнули уже не так отчетливо. В глазах плеснулась поговорка «о мертвых либо хорошо, либо рыба об лед». – Давай говори, кто тут был самой злейшей подружкой и закадычной сплетницей?
Ресницы некоторое время шлепали в ритме виртуозно исполненного «Полета шмеля», Дусе показалось, даже ветром обдало. (Интересно, у Леонидова изначально вкус на натуральность подгулял или общая мода на искусственную красоту уже позже привилась?) Пошелестев густо подведенными опахалами, Анюта наконец-то привлекла и руки: сделала круговой жест наманикюренной когтистой лапкой, подразумевающий – да все.
– С кого начнем?