В принципе, если исключить людоедский облик, все так и было. Добродушный, справедливый и отходчивый. Но когда к твоей парте подбегает человек с безумно выпученными глазами и только что в припадке не бьется, объясняя формулу, мозги отключаются, и ты видишь только Фреди Крюгера и никакой математики.
Назар Туполев не рычал, не брызгал слюной, он ненавязчиво метал пули из глазниц и по большому счету выглядел вменяемым. Но настаивать на своем в его присутствии как-то не хотелось. Я всегда ценила в людях способность сомневаться и сейчас боялась наткнуться на могущественного магната, привыкшего решать вопросы без страха и упрека. Это похвальное качество для мужчины, от которого не зависят чужие жизни, а Назар Туполев имел возможность решать чужие судьбы, в данном, конкретном случае он решал мою.
Как же обезумела от страха Белла, что смогла заставить любовника совершить такую глупость?! Это от отчаяния? Она боялась строгого наказания?
Чушь какая-то. Как бы там ни было, но, настаивая пять лет назад на династическом браке, и батюшка Беллы, и Назар не могли не догадываться, что девушка к жениху равнодушна. Интересно как-то все получается у Туполевых: сынуля тайком встречается с «медсестрой из лечебницы» и заслуживает только эпитета «шалунишка», а Белла, никогда не питавшая страсти к мужу, попадает в разряд «негодяек», «шлюх» и «подлых изменщиц». Так, что ли, получается? И где равенство полов, я вас спрашиваю? Где все завоевания цивилизованного общества?
Каменный век какой-то. Зачем Белле подстраивать убийство своего мужа? Из-за денег?
Да чихать она хотела на деньги. У нее самой их куры не клюют.
Тогда зачем? Что-то тут не складывается.
Присутствие мрачного магната действовало на меня самым отвратительным образом. Я ни в коем случае не могла причислить себя к его врагам (Господи, спаси и помилуй!), но после получасового общения с ним чувства к Белле несколько изменились, и я невольно начала примерять на себя ее шкурку. Что и говорить, странная девушка Белла Туполева, своими руками рыть могилу – это еще додуматься надо. Зачем же, зачем они все это сделали?!
Мысль не успела оформиться до конца, двери тихонечко раскрылись, и парень с ушами внес в комнату серебряный поднос с провиантом. Выкатил журнальный столик на середину ковра, установил между мной и хозяином, и распределил ужин не по-справедливости: Назару Батьковичу какую-то коричневую бурду в высоком стакане на бумажном подстаканнике выставил, Софье Николаевне тарелочку с шестью бутербродами – три с черной икрой, два с красной, один с хорошей белой рыбкой. Кивнул, мол, приятного аппетита и молча удалился.
Я с удивлением посмотрела на хозяина – интересный нынче «ужин аристократа» получается. Коричневая бурда и никаких деликатесов? Или икрой делиться придется?
У Назара аллергия на морепродукты, вспомнила я слова Кирилла.
Бедняжка. Посочувствовала и со всем возможным неприличием впилась зубами в мягкий бутерброд.
Так откровенно жадно я ела только в босоногом детстве. Чавкала, сопела и слизывала икринки с пальцев. Шкала упала в абсолютные минусы, но голод, затуманивший мне голову, был совершенно нечеловеческим, я ела, как приблудившаяся беспризорная собака, понимала, как ужасно выгляжу, но ничего не могла с этим поделать. Едва первый кусочек проскочил по пищеводу в желудок, то дал организму строгую команду: быстро заполнить, я пуст, как высохший колодец!
Назар пил свою бурду и, сурово сдвинув брови, смотрел в другую сторону. По всей видимости, до встречи со мной у него был некий план действий, не исключено, что к организации похорон он собирался подключить вдову, но теперь менялось все. Вдову он собирался наказать.
Пока я ела, а хозяин думал, бригада, посланная к леднику за телом Кирилла, успела вернуться. Антон просунул голову в щелку между дверьми, угрюмо кивнул, и Туполев встал.
Посмотрел на меня сверху вниз, достал из кармана упаковку каких-то таблеток и, выщелкнув две штуки, положил их на стол передо мной.
– Выпей, – приказал. – Это прочистит мозги. – И вышел.
Назар Туполев до последней минуты надеялся, что произошла ошибка, невероятная путаница, что охранники привезут тело не его брата, а какого-то постороннего человека, но сумрачный кивок Антона не оставил ему надежды.
Я выпила таблетки, съежилась сиротливо и вздохнула: настоящий допрос еще и не начинался, все впереди. Пока Туполев не мог для себя решить, как следует поступить с девушкой, оставившей на электронном послании подпись «Олия». Девушка знала о планете Коумелла, и только ей смог довериться его младший брат. Возможно, только это пока меня и выручало. Доверие покойного Кирилла укрывала меня мягкими крыльями и не позволяло Назару поступить со мной сурово.
Но что произойдет, когда он увидит мертвого брата? На кого обрушиться его гнев?
Спаси и сохрани. Мне даже думать об этом страшно.
Окаменевшее, белое лицо Назара потеряло все краски. Только бойницы глаз выделялись на мраморном фоне. Уже не голубые, а льдисто-серые и прозрачные радужки ненадолго вморозили в себя две пули зрачков и ждали сигнала «пли!».
Стремительно пройдя от двери к креслу, Назар сел, одернул пиджак, словно приготовился к чему-то, и выпалил:
– Говори. С самого начала, еще раз и подробно.
Честно признаться, в иной ситуации я бы давно осоловела от еды и выпивки, клюнула носом и не смогла бы связанно представиться. Но под прицелом двух зрачков всю сонливость ветром сдуло, я примерно сложила ладошки на коленях и принялась строить доклад четко, кратко и доходчиво. Куда там выпускнику академии ПВО перед Генеральным Штабом! Слова отскакивали от зубов сухим горохом и славно укладывались в схему.
– Дай телефон Тушкоева, ребята сгоняют к нему и узнают, кто интересовался звонком.
Я послушно накарябала телефон на листке бумаги и только тявкнула несмело:
– Но он ни в чем перед вами не виноват. Он же не знал, что это тайна. Я ни о чем его не просила.
– Знаю. Он нужен как свидетель, успокойся.
Я немного успокоилась и двинулась повествовать дальше. Доведя рассказ до ноутбука в печной трубе, снова взяла ручку и нарисовала план дома, трубы и дыры в ней. Туполев вызвал Антона, дал указания, но я вскочила и, молитвенно приложив руки к груди, запричитала:
– А можно я поеду с ними. Им не удастся произвести выемку так же тихо и незаметно…
– Сядь, – оборвал меня Туполев, но я осталась стоять. – Ты никуда не поедешь.
– Но они…
– Нет, я сказал. Ты останешься здесь.
Спорить со взбесившимся паровозом мероприятие безнадежное. Я послушно села и сложила ручки на коленях.
– Как ты догадалась отправить мне сообщение? – глаза Назара буравили мою переносицу и требовали толкового ответа.
– Я же прочитала роман, вскрыла файлы…
– Это я понял. Почему ты не вызвала милицию?
– Потому что я не дура.
Исчерпывающий ответ и хорошая реклама.
Туполев встал и вышел из комнаты, надолго оставив меня одну. Иногда из-за двери доносились мужские голоса, топот ног и резкие выкрики. Дивизия генерала Туполева готовилась к войне. Понять это хватило даже моих скромных способностей и еще более скромных познаний о криминальной жизни города. Горнист трубил общий сбор, полки собирались под знамена, вставали в походный строй и готовились выступать.
За два часа, проведенных в этом холодном доме, я не увидела ни одной женщины. Даже краешек юбки не мелькнул на горизонте, легкий флер духов не пробился сквозь мужские одеколоны – холодный дом превратился в казарму, и я печально подумала об участи города в ближайшие дни.
Утопят в крови. Сомнут и раздавят. Взбесившийся паровоз во главе походного марша пройдет по городу с безумным скрежетом. Я даже пожалела, что нет во мне зачатков Орлеанской девы, нет Жанны д*Арк, я за идею на костер не влезу. Точнее, не взойду и не спасу несчастный город и корону.
Казалось, что обо мне все забыли. Тихой придавленной мышью я сидела перед затухающим камином и наблюдала за мерцанием огоньков на поленьях, когда двери резко разъехались, и в комнату зашел Назар.
– Ты сказала, что оставила у кого-то письмо для моей матери. Где оно?
Вот тут-то и проснулась во мне Орлеанская дева.
– Не скажу, – пропищала я и съежилась.
Туполев подошел ближе, склонился надо мной и, опираясь рукой о подлокотник дивана, в самое мое лицо сказал:
– В игрушки собралась играть? Думаешь, приязнь Кирилла тебя спасет?!
Я упрямо молчала и готовилась к оплеухе. Глаза Назара совсем заледенели в безумии, он ничего не видел, кроме цели – сравнять с землей город, отнявший у него последнего родного человека. Маму он потерял, когда та спилась от горя.