Чернильные души

– И что же это? – промямлила она, гипнотизируя поникшую шапку сливок.

– Никому никогда не рассказывать о том, что узнаешь и увидишь с нами, – одними губами улыбнулся Суббота. Его чуть выпуклые серые глаза смотрели настороженно и почему-то зло. – А ты что подумала?

– Это типа как в бойцовском клубе? – неуверенно улыбнулась в ответ Соня и потерла щеку, словно чернильное пятно на ней ощущалось. – А я думала, ритуальное убийство, чтобы связать кровью.

Когда Соня волновалась, она вслух несла всю чушь, что приходила ей в голову. Просто, чтобы немного сбросить напряжение. Ну и сгрудившиеся вокруг «кальмары» не добавляли уверенности, что и говорить.

– Вот это ты крутая! – присвистнул у самого уха кто-то, похоже, Эдик. – А я не дозрел понять, пока меня на пустырь не привели.

Соня уставилась прямо в расширившиеся от удивления глаза Субботы, впрочем, тот быстро пришел в себя и снова прищурился.

– А она и не догадалась, Эд. Просто попала пальцем в небо, да, дорогая? – ласково прошептал он, наклонившись через хрупкий столик почти к самому лицу Сони. Столешница опасно накренилась, и ложечка жалобно тренькнула на блюде.

– Я просто пошутила, – слабым голосом произнесла Соня, из последних усилий оставаясь на месте и не отшатываясь от Влада. Так близко его красивое, пусть и фиолетовое лицо пугало. Удерживало её лишь то, что отодвинувшись, она могла лишь протоптаться по ногам Эдика и тех, кто сидел с ним рядом. – Это обязательно?

Влад словно очнулся. Он моргнул и снова сел ровно.

– К сожалению, да, – скучающим голосом произнес он. – Если хочешь еще немного пожить, конечно.

Соня хотела. Черт возьми, она никогда не думала, что настолько хочет жить!

3 глава

Они как-то быстро собрались и вышли из кафе. Соня даже не успела сообразить, как так получилось, что она уже идет с кальмарами, да не позади всех плетется и не рядом с Субботой, а снова притиснутая к Эдику в толпе пятнистых, и Эдик жарко шепчет ей на ухо всякие успокаивающие глупости.

– Тараканов тоже можно давить, – бормотал он, пытаясь убедить то ли её, то ли себя. И если Соня бы готова верить в тараканов и червяков, лишь бы не думать о том, куда и зачем они идут, как можно дольше тянуть с пониманием этого, то сам Эд категорически не верил в то, что говорил. – Или котят… Хотя котят жалко, я бы не смог.

Соня молчала, поэтому Эдик продолжал, сильнее стискивая её локоть:

– На самом деле можно не участвовать. Только смотреть. Это недостаточно, но насыщает. Всё больше, чем от тараканов.

Соня шла как во сне, пытаясь сообразить, шутит он или нет. Не может ведь быть так, чтобы все пятнистые убивали, правда? Столько жертв были бы заметны, да и сейчас банда кальмаров ничуть не скрывалась. Любой может сложить дважды два и вычислить убийц. Опять же, если можно полностью избавиться от болезни, то неужели ученые или журналисты до сих пор не пронюхали об этом?

Эд скорчил недовольную гримасу, когда она спросила об этом.

– Если бы всё было так просто, – со вздохом ответил он, и Соня чуть было не остановилась. Просто? Это он про убийство человека? – Полностью вылечиться нельзя. Помнишь, пару лет назад был в городе вилькинский маньяк?

Соня кивнула. Она помнила. Тогда тоже запрещали выходить на улицу вечером, а еще очень не советовали ходить короткой дорогой через Вилькинский парк, где находили большинство жертв. Искали его долго, ведь не было никаких зацепок – маньяк не выбирал конкретный тип людей, одинаково легко убивал стариков и детей, мужчин и женщин. И никогда ничего с места преступления не пропадало. Почерк убийств тоже был разным, так что подозревали даже заезжую банду. Чем всё закончилось, Соня не интересовалась. Просто однажды ей перестали запрещать ходить через парк, да и вечерами можно стало гулять, пока в школе не стало слишком много пятнистых, и кто-то не объявил, будто все пострадавшие перед этим были на улице в темное время суток. Как будто это так легко отследить! Но людям нравилось думать, что при свете дня и в доме им ничего не грозит. Очень удобно!

– Так вот, – прервал её размышления Эдик. – Это был один из первых наших. Он вел дневник, ты его потом увидишь. И вот он как раз и обнаружил, что убийство немного осветляет кожу. Он думал полностью вылечиться так, но ни количество, ни качество убийств не повлияло. Как будто организм не принимает больше определенного количество отбеливателя, понимаешь?

– Да, – одними губами произнесла Соня, чувствуя, что ей холодно. Зубы начали мелко стучать, пришлось сжать челюсти, чтобы этого не было слышно. Странно, на улице было довольно тепло, да и этот прилипчивый Эдик прижимался совсем не по-дружески, а её всё равно морозило.

Соня изо всех сил гнала прочь мысли о том, как вилькинский маньяк проводил свои опыты по количественным и качественным убийствам, но память услужливо подбрасывала воспоминания рассказов очевидцев, и тошнота горькой волной всё сильнее подкатывала к горлу. Она с силой сжала кулаки, длинными ногтями больно вонзаясь в мякоть ладони, и эта короткая боль ненадолго отрезвила её.

– Зато он определил, что чем разумнее существо, тем дольше и лучше его смерть помогает продержаться, – Эдик то ли не замечал её состояния, то ли не желал замечать. – В одиночку немногие способны убить, я вот не могу. Я трус.

Он так спокойно это сказал, что Соня догадалась – раньше его это долго мучило, и он просто заставил себя принять это. Наверное, ему было проще считать себя трусом, чем убийцей, но Соня не обманывалась этим. Всё-таки он был с Субботой, а не с теми же пятнашками, а значит, вряд ли ни в чем не был замечен.

– И как определяется эта разумность? – наконец спросила Соня просто чтобы не молчать. Кто знает, может, это просто затянувшаяся проверка.

– Я рад, что не ошибся в тебе, – Суббота неожиданно оказался не впереди, а рядом, и предложил ей свой локоть с противоположной от Эдика стороны. Соня без раздумий уцепилась за него. Пусть Влад пугал её куда больше, в то же самое время он был понятнее. Честнее, что ли. – Как видишь, у нас девчонок немного. Большинство сразу сбегает с криками. А ты вон, еще и вопросы задаешь.

– Ну да, – промямлила Соня, не в силах признаться, что она просто-напросто слишком боится, чтобы взять и убежать. Для этого тоже нужна смелость.

Наверное, она как Эдик – труслива настолько, что может зайти очень далеко. Неприятная мысль.

– Эд не совсем прав, когда говорит о разумности жертвы, – мягко произнес Влад, волоча её вперед, тогда как Эдик отстал, затерявшись в группе идущих. – Ни вилькинский пионер, ни другие не смогли точно определить, что становится мерой ценности. Может, и разумность, а может, ценность конкретно этой жизни для других. Я предполагаю, только предполагаю, заметь! – что жизнь любимого котенка милой доброй девочки оценится едва ли не выше, чем жизнь какого-то вонючего бомжа, у которого нет семьи. Но, в отличие от пионера, у меня нет ни усидчивости, ни аналитических способностей, чтобы проводить такие опыты.

– Пионера? – повторила Соня, искоса поглядывая на спутника. Он её пугал. Красивое, пусть и темно-фиолетовое лицо Влада исказилось в какой-то гримасе, серые глаза алчно блестели. Ей вовсе не хотелось знать, о чем он думает.

– Ну в том смысле, что он был первопроходец, – отмахнулся Влад, лицо его ненадолго стало спокойнее и человечнее. – Однако, судя по твоему выражению лица, ты уже решила, что мы совсем звери. Это не так. В отличие от вилькинского, мы практически никогда не убиваем детей.

– Дай угадаю, – мысленно Соня продолжала убеждать себя, что весь этот абсурдный разговор происходит не с ней. Она просто пересмотрела странных сериалов и ужастиков, а теперь ей снится мешанина из них. Такое ведь бывает, верно? – Дело не в доброте, да? Дети гораздо беззащитнее взрослых. Это было бы на руку.

– Ну да, хотя дети детям рознь, – недовольно скривился Влад. – Но с ними не угадаешь. То отбелит всех по максимуму, как со взрослыми не получится, то…

Он словно размышлял, говорить, или нет, и наконец решился. Они все как раз вышли из города на набережную, и компания разбрелась, рассаживаясь на свободные скамейки. Впрочем, немногие горожане, в это время гулявшие тут же, поспешили перебраться подальше от пятнистых. Словно те были заразными.

– В общем, я тогда только заполучил пятно, – произнес Влад, глядя в свинцовую мутную от надвигающегося шторма воду. – Убили одного… школьника. И всех так приложило – мое пятно было всего-то сантиметров пять, а стало с ладонь! Выросло, а не уменьшилось!

Влад врал, Соня это чувствовала. Но скорее привирал по поводу мелочей вроде изначального размера пятна, чем по существу.

Она тоже посмотрела на волнующееся море и посильнее запахнула куртку. На набережной было прохладно и её зазнобило. Хотелось убраться с открытого пространства.

– Наверное, всё дело в том, что эти существа потенциально значат для кого-то конкретного или мира в целом, – рассеянно произнесла она. Глаза у неё слезились, но можно было теперь свалить это на пронизывающий ветер, а не свою восприимчивость. – А с детьми это лотерея. Поди узнай, кто из него вырастет, второй Моцарт или второй Гитлер.

Когда молчание показалось ей уж слишком нарочитым, она скосила взгляд на Влада. Тот стоял прямо с открытым ртом, словно собрался говорить и забыл что. Надо же, она и не думала, что так в реальной жизни бывает.

– Ты гений, – прошептал наконец он. – Как ты это делаешь, а? Мы кумекали столько времени, а ты только пришла – и сразу сообразила!

Слышать это было приятно. Соне порой отвешивали комплименты за её внешность или характер – не особо заслуженно, правда, а вот её ум обычно оставался забытым. Но она справедливости ради всё-таки уточнила:

– Взгляд просто не замыленный. Это на поверхности лежала, а вы сразу копали вглубь. К тому же правильно сказать «предположила», а не «сообразила». Всё может быть совсем не так. Да и убийства… может, дело в эмоциях, а не в самом убийстве.

Влад прищурился.

– Поверь, это давно проверили, – сухо произнес он. Словно не радовался только что как ребенок. – Ты напрасно думаешь, что мы получаем от этого удовольствие.

Если бы Соня смотрела на него, она заметила бы, что он отвел взгляд. Но и без этого она понимала, что он снова кривит душой.

Она внимательнее присмотрелась к мутной воде. Странно, ей показалось, будто она была сегодня какой-то другой. В холодном море с каменистым неровным дном и без того купались только ребятишки, да пьяницы, но вряд ли оно кого-то при этом пугало. Не нравится – просто не лезь в воду и всё. Но Соне не просто не нравилось – она ощущала тревогу, когда смотрела на эти волны. Словно мало ей других проблем.

Влад, похоже, даже не видел того, что мысленно она не здесь.

– Однажды нам повезло, и убили надежду современного искусства, нового Моцарта практически. Так в газетах говорили, – произнес он и пошлепал губами, с восторгом вспоминая тот момент. Соня с трудом удержалась от брезгливой гримасы, до того гадко выглядел Влад в этот момент. Память услужливо подкинула черно-белое фото мальчишки лет семнадцати, тонкая шея, светлые зачесанные волосы, открытый взгляд. Похоже, дело вовсе не в том, что убийств в городе было мало или много, она не интересовалась этим и не запоминала. Как и другие её ровесники. Да что там, даже её мать не тратила на сплетни об убитых больше пары часов. Среди не было их знакомых, чего обсуждать?

– У всех, кто там был, даже у присосок очистился хороший кусок кожи, – мечтательно продолжал Влад. – Эх…