И бросила я в гостя.
Он страшным голосом вскричал
И на пол в тот же миг упал,
Рассыпавшись на кости.
И вдруг исчез – как не бывал.
И жемчуг тоже с ним пропал.
И буря присмирела.
Мой мертвый муж лежал в углу,
А рядом – ветка на полу,
Тот самый вереск белый.
С той ночи мрачной, роковой
Живу бездетною вдовой.
Года летят, как птицы,
И спину гнут, и студят кровь.
Но к Вилли до сих пор любовь
Не может позабыться.
Приходит часто он во сне
И говорит мой Вилли мне:
«Меня не жди ты боле.
Пока не прекратишь грустить,
Покоя мне не обрести
В могиле в чистом поле».[5 - Согласно шотландским суевериям, чрезмерная скорбь живых мешает мертвым обрести покой в загробном мире.]
Но вновь и вновь иду туда,
Где речки Твид шумит вода,
И дуб стоит зеленый,
Что помнит молодой меня
В канун Святого Джона дня
И клятвы двух влюбленных.
Мой мир вдруг разбился, как глобус, на части…
Мой мир вдруг разбился, как глобус, на части:
Австралия ревности, Африка страсти,
В мозгу полушария – как две Америки
Спорят друг с другом на грани истерики.
Одно мне твердит «Не прощают такое».
«Как жить без нее?» – возражает другое.
Размером с Евразию боль и обида.
Льдом сердце сковала тоски Антрактида.
Мой мир вдруг разбился, как глобус, на части,
И снова собрать его – лишь в твоей власти…
Персидская песня
Наш дом чадрой накрыла Ночь-ханум,
В ладонях её месяц вызревает.
Сижу у очага я, полон дум.
Ты вышиваешь, тихо напевая.
Из шелка вязь струится на ковер,
По полотну стежки летят, как птицы,
А голосом сплетаешь ты узор
Тот, что на сердце вышивкой ложится.
Щемит тоскою песня душу мне,
В ней каждое знакомо с детства слово.