Проводница

Мама, всё-таки, не выдержала и всплакнула.

Таня всё это время только монотонно кивала головой. Сиреневая, залакированная убойным лаком для волос до состояния монолита, чёлка тоже похрустывала в знак её согласия и примирения. Родители, вообще-то, дочку свою старшую редко поучали или о чём-то просили. Так что к их словам надо было обязательно прислушаться. И Таня прислушались. Надела подаренный родителями костюм безропотно. Повздыхала, конечно, что длина юбки ниже колен, и никто не увидит всей красоты её лосин. А куда ж Таня без них!

И даже папина обличительная речь о том, что Танины лосины и серьёзная профессия проводника абсолютно не совместимы – была пропущена ею мимо ушей. Лосины – это Танина визитная карточка. Шутите! Без этих блестящих лосин уже никто в резерве Ёлкину и не признает.

Вот с такими напутствиями и в мамином костюме Танечка отправилась в резерв на первое своё распределение перед рейсом. Она и не сомневалась, что папа замолвил за неё словечко перед Ахромеевым и Татьяна, конечно же, поедет с комфортом в штабном вагоне вместе с начальником поезда.

Как она смогла опоздать к началу планёрки – не ясно! Никто не узнает, а привокзальный ларёк с обалденными серёжками в виде огромных блестящих металлических колец, её не сдаст.

Ну, вот негоже Татьяне появляться в столице без супер-пупер модных серёжек – постановили они с ларьком. Она припозднилась то, совсем чуть-чуть. И получила по полной программе от начальника поезда.

– Ёлкина! Тебя где носит?!! – Густой бас Ахромеева сотрясал стены маленького актового зала, который использовавшая для инструктажа и распределения бригад. – Ты, что это такое о себе возомнила? На носу твой первый рейс, а у тебя ветер в голове и бардак на голове. Что это за маскарад?! Ты не на панель, а в Москву едешь. Быстро беги умываться и начёс свой дикий убери.

– И не мечтайте, не будет, по-вашему, Василий Васильевич! – Таня отвечала ему, как её казалось, максимально вежливо-официальным тоном. – Нигде в железнодорожных правилах не написано, что проводница должна быть невзрачной уродиной. Техника безопасности соблюдена. Туфли у меня закрытые, хвост не распущен, а в пучок убран, костюм синий форменный надет. Даже юбка ниже колена. Так что, придираетесь вы ко мне сейчас, почём зря!

Таня сама, в этот момент, была уверена в своей правоте и красоте на все сто тысячных тысяч процентов, и сдаваться не собиралась. Ёлкины не сдаются!

– Опять дерзишь, Ёлкина?! Ну что ж. – Ахромеев злорадно улыбнулся, а его зелёные кошачьи глаза сверкнули зловещим хищным огоньком. – Ты, вот тут, опоздать изволила и не ничегошеньки знаешь. А у нас сегодня в бригаде недобор. Несколько студенток испугались чего-то и отказались в рейс выходить. Так что, некоторые из вас, поедут в рейс на единицы. И ты в их числе. Одиннадцатый плацкартный вагон – твой. Наслаждайся! Ах да! Чуть не забыл, – голос Ахромеева достиг апогея сарказма, – ключи не успели изготовить на всех. Так что одни ключи на три вагона. И тебе они, Ёлкина, не достались. Раньше приходить надо, Таня.

Ого! Вот это засада! Таня даже, на мгновение, захотела свалить по-тихому отсюда как те испуганные студентки.

Если кто не помнит, в начале девяностых, в районе Казани местные самостийные татары протестовали против того, что Татарстан никак не отделяют от России. Делали они это самым банальным способом – били камнями окна проезжающих поездов. Окна, конечно у нас в вагонах прочные, но иногда хулиганам удавалось их пробить. Именно поэтому, некоторые окошки в вагонах тогда были заколочены фанерой. Это и создавало, пугающую юных студенточек, неповторимую ауру бандитского беспредела на транспорте, который тогда, казалось, царил везде.

Но, опять же, в, то непростое время, по сравнению с повсеместным бардаком и разрухой, для нас всех такая досадная мелочь, как разбитые окна и опасность быть покалеченными, была так, семечки. На улицах наших городов регулярно звучали автоматные очереди. Братки и многочленные банды рэкетиров бесконечно делили нашу Родину на нужные им кусочки.

Нам – молодым тогда было не до страхов-ахов. В России пали все запреты и границы. Сразу стало можно всё и сразу! Молодёжь торопилась всё успеть и попробовать и попробовать всё успеть! Мы были бесстрашны и даже отчаянны. Наше легкомыслие, которое у нас было тогда, просто поражало.

Но, видимо, некоторые девочки оказались намного осторожнее, чем Таня. Она же тоже, во время совместной с ними учёбы на проводников слышала, от более опытных девиц, тех, кто ездил летом на замене кадровых проводников, не первый год, леденящие душу страшилки про бандитов, про битые окна и про вагонных вороваек всех сортов. Но Танюша с детства в поездах и привыкла к этой кутерьме и, даже не обращала на неё внимания. А вот молоденькие студентки – струсили.

И даже ездить на единицу – для Танюши не наказание. На единицу – это когда ты весь рейс в вагоне работаешь одна, без сменщика. Спать приходится урывками, между станциями. И ещё выкраивать время на еду, разноску чая и белья, уборку вагона и туалетов и разборки с пассажирами. Короче, становишься вагонным зомби. Не понимаешь где ты, что ты, который сейчас день и сколько времени. Но и это испытание на прочность её организма Таню не колышет.

Она, если подворачивается такой случай, может скакать всю ночь в институте на дискотеке, потом пойти поучиться на пары, а вечером, даже не сомкнув глаз, наша Таня, снова готова бежать на другую дискотеку. Спать (ну, чуть-чуть на лекциях на задней парте поспит, и что?) в этой цепочке совсем не предусмотрено. А и не хочется. Ни капельки. Так можно и всю свою молодость проспать! А здоровья в 20 лет, (вы же и сами прекрасно помните) хватает на всё. Золотое время!

А вот отсутствие ключей – потеря потерь. Это ж нечем и служебку (служебное купе) закрыть. А в ней, между прочим, постельное бельё, деньги и чай с сахаром. И туалеты на санитарную зону на швабру не запрёшь – страждущие сломают. Ну, ничего, выкручусь, думала Татьяна, и не из таких передряг вылезать приходилось. И она бодренько пошагала за Ахромеевым к своему вагону.

Вот и он! А что это ПЭМ (поездной электромеханик) возле аккумуляторных батарей, которые внизу вагона находятся, бегает, и смущённо трёт затылок своей заскорузлой рукой?

– Познакомься, – Ахромеев сделал изящный жест рукой в сторону Тани, как бы ангажируя ей ПЭМа, – Трофим Михайлович Сидоров. Электромеханическое сердце нашего поезда. Золотые руки у него и душа. Прошу любить и жаловать!

Василий Васильевич, решивший, что процесс представления Трофима Михайловича окончен, отвернулся от Тани и, деланно-заботливо, задал крайне тревожащий её сейчас вопрос.

– Михалыч, ну как? Будет свет? – Ахромеев весело скалит зубы в ухмылке, и подмигивает заговорщицки правым глазом. – Сможет ли Татьяна Александровна Ёлкина сегодня без зажигания фонаря пассажиров принять?

– Ёлкина? Это Толи Ёлкина внучка? Уже выросла?!! Это ж мы с твоим дедом… – и красное лицо Михалыча приобретает то же самое мечтательно-вспоминательное выражение, какое было у Ахромеева при упоминании Таниного отца. – Да уж! Поколесили мы с ним на зелёном дизеле… Эх, ма!

– Ага! А рассказать внучке нельзя! Гм… железнодорожная тайна! – Таня опять передразнила бас Ахромеева. – Чего же это такое вы все с моей родней по мужской линии вытворяли, что мне знать не положено? Старики-разбойники?!!

– Дерзит?! – Михалыч одобрительно подмигнул Ахромееву. – Настоящая Ёлкина. С характером. Ёлки-иголки!!!

И они дружно заржали как два жеребца. Видимо, эта шутка-прибаутка что-то для них обоих означала. Таня отметила про себя, что ей обязательно надо после возвращения домой попытаться додавить предков на предмет правды об этих их совместных с Михалычем и Ахромеевым шалостей в прошлом.

Но факт остаётся фактом – света в вагоне не будет. Опять судьба подкинула для Тани неразрешимую, по крайней мере, сейчас, проблему. Вагон – он же сам по себе как маленькая автономная электростанция. Пока идёт состав, заряд накапливается в аккумуляторных батареях, а когда стоит – батареи этот заряд в электрическую систему вагона отдают. И если в вагоне батареи не подзаряжаются, как надо, то света на стоянке не будет. Что ещё таит в себе этот 11 вагон?

Пока Михалыч и Ахромеев зацепились языками и злословили про Ёлкиных, Таня поднялась в свой вагон. Ого! А он, случайно, царя Гороха не помнит? Такая рухлядь! И как его на Москву пускают? Видать, совсем плохо на дороге дела идут. Ну, да ничего! Ёлкиных такой ерундой не испугать. И похуже вагоны видали. Когда в прошлом году в Геленджик с семьёй ездили, думали, что пол в вагоне провалился и придётся всем только на спальных полках обитать, как птичкам на веточках.

Оп-па! Сглазила! Пол и в этом вагоне оказался дырками. Причём, в самых интимных местах – в туалетах. Протёрли люди ногами в полах ещё по отверстию возле унитаза, видать для дополнительной вентиляции. Ну, ничего, Танина нога не проваливается, значит всё в порядке.

Ага! Вот и ещё одна проблемка обозначилась – дверца дровника возле титана болтается и никак не желает закрываться. Тааак, Таня наклонилась и прижала её коленом покрепче… Рррраз! И… в глаз! Прямо в правый Танин глаз отскочила острым углом, зараза! Ох! Фингал же будет! И как она теперь? С подбитым глазом и в столичный рейс. Стыдобища!

Добежала до зеркала, посмотрелась. Спасена Таня от неминуемого позора! Не зря она пол-утра сегодня фиолетовыми тенями на веках до самых бровей красоту неземную рисовала, как знала! Ничегошеньки и не заметно под такой прекрасной маскировкой (надо себе это на заметку взять). Ура! Таня и дверца: один – ноль в Танину пользу.

Михалыч и Ахромеев, не преставая по-дружески балагурить, тоже зашли в одиннадцатый вагон. И опять покатились со смеху. Ошалелый и слегка потрёпанный Танин вид очень их развеселил. Боевое крещение, значит, устроить Тане решили. Но нас Ёлкиных, так просто, голыми руками не возьмёшь! У каждой ёлки есть острые иголки!

Вот когда Таню в школе в четвёртом классе, вдруг, задумали дразнить тёлкиной (кто-то увидел на обложке её дневника надпись – Т.Ёлкина… это мама написала, не подумавши), она им всем задала такого жару! Дралась с обидчиками до крови. Пикнуть после этого про тёлкину боялись. Тридцать одноклассников Танюша победила и 11 вагон с этими старыми озорниками победит!

– Пойду фонарь поищу, – деловито сказала им Таня, – чувствую, что не заработают батареи к посадке и света в вагоне на стоянках не будет. Так что ли, Михалыч?

ПЭМ забурчал что-то невнятное и покосился на Ахромеева. Но тот подмигнул ему по-заговорщицки весело, подхватил Михалыча под ручку и увлёк в свой штабной вагон.

– Разберёшься сама! По ходу поезда! – Бросил через плечо, Ахромеев Тане на прощание.

И они опять дружно захихикали в переходнике очередному, пока не понятному Танюше, поездному приколу.

Когда они удалились, Таня глубоко вдохнула и шагнула в свою служебку. Села на полку и задумались. Срочно надо решать эту задачу с вагоном. Надо как-то договариваться по-хорошему с ним.

Это, может быть, для вас кажется дикостью, что до мозга костей городская девчонка-студентка в конце двадцатого века всерьёз решила вести переговоры с неодушевленным предметом, а именно старым разваливающимся железнодорожным вагоном. Но, Татьяна была не совсем обычная девушка. Она выросла в семье железнодорожников, и о многом слышала, знала или догадывалась. Ну, хотя бы о том, что: «Ко всему на железной дороге необходимо уважение и должное обхождение иметь» – любил вставлять в разговоре её деда Толя к месту и не к месту. И Таня решила взять себе на вооружение эту мудрость предков и претворить её в жизнь.

Какое-то давнее воспоминание неожиданно царапнуло её память. Однажды, когда ей было как сейчас Иришке, лет пять, они всей семьёй поехали в её первое путешествие в Москву, и она, случайно, подглядела за своим отцом. Танюшка кроха малая, спряталась тогда за дверцей дровника – точно такой же, которая ей сейчас синяк поставила – именно из-за токающей боли над правым глазом, Таня об этом случае и вспомнила. Папа тогда перед тем, как поезд поехал, думая, что его никто не видит, что-то положил в шкафчик в служебном купе проводника, при этом приговаривая. Вроде этого: "Вагон-дружок, дам тебе я пирожок. Не бузи, не егози, хорошо нас довези!".

Значит, и Тане тоже надо, чтобы с вагоном подружиться, пирожок в служебке на полочку в шкафчике положить. А где этот пирожок взять? Ой! Мама! Мама же дала ей в дорогу пирожки. Хотя она точно знает, что Таня свою фигуру бережёт, и пироги не ест. Значит, мама заранее позаботилась о Таниной дружбе с вагоном. Спасибо тебе за это, дорогая мамулечка!

Таня положила пирог в шкаф, сказала заветные слова и нежно погладила вагон рукой возле раковины. Но тут, её внимание отвлёк какой-то шорох в рабочем тамбуре. Таня рванула на звук, но там, увы, никого не было.

Она вернулась и открыла шкаф, в который только что угощение положила. Ну, любопытно же! На полочке было пусто. Ой! Нет, не пусто. Пирога не было, а ложки остались. Обычные чайные ложки. И, вдруг, сама собой, Танина рука потянулась к одной – совершенно одинаковой со всеми остальными, и ничем таким особенным не выделявшейся среди них, ложечке и положила её в карман своего форменного пиджака.

Тааак! А вот это уже совсем точно, неспроста. Зачем Тане ложка в кармане? Подбегать к пассажирам и предлагать им сахарок в чае размешать?

"Вагон-дружок, принял Танин пирожок, ложкой он вернул должок" – крутилось у Танюши в голове…

Что ж. Вроде бы она сделала всё правильно для того, чтобы наладить контакт с вагоном, теперь осталось только ждать результат. И лучше, чтобы он был положительный, а не отрицательный.

Нечего, попусту время терять и рассиживаться, как квашня, надо идти работать. Скомандовала себе Таня. Например, взять и поискать фонарь. Скоро посадка на рейс. Ага, вот и шкафчик с фонарём и флажками. Заперт. Надо же! Всё везде распахнуто, а он заперт! И ключи через два вагона от Тани. И тут, снова, рука самостоятельно, независимо от Таниного желания, залезла в карман и достала ложку. Таня вставила черенок ложки в скважину замка…

Вообще-то, все замочные скважины в поездах сделаны под круглый ключ с треугольным отверстием внутри, но ложечка удивительно хорошо вошла в отверстие и повернула замок как надо. Шкаф открылся! Вот это да! Обрадованная Таня побежала по коридору! Ложка в её руках, буквально, творила чудеса! С её помощью можно было открыть и закрыть абсолютно все имеющиеся в этом вагоне замки.

– Спасена! Спасибо, вагон! – Таня искренне, от всей души, с благодарностью ещё раз погладила его по ближайшей полке.

Опять раздался чуть слышный шорох, но уже возле титана. Ох! Таня вспомнила, что надо его растопить перед посадкой, чтобы пассажиры сели, а кипяточек для чая вот он! Пейте люди дорогие, на здоровье.