Легенды города 2000

Я тысячу раз стоял под душем в лечебнице, воображая, что это дождь, но то была обыкновенная водопроводная вода, которая стекала по лицу, груди, спине и рукам. Она не пахла свежей листвой или ледяным снегом, ее не охлаждало утро и не прогревал вечер, но даже она утекала наружу через водосток, смешиваясь с мыльной пеной.

По небу яркой вспышкой промелькнула первая молния, подсвечивая верхушки деревьев и окрестности потусторонним фиолетово-красным светом. Интересно, бывают ли одинаковые по излому молнии, или они, как и снежинки, всегда неповторимы?

В воздухе запахло влажностью и пылью, небо напряглось, сжалось, и после нового разряда молнии под сухой аккомпанемент грома мне на лоб упали первые капли дождя, как мелкие монетки из копилки, которую удалось наконец растрясти.

Я стоял как вкопанный под этим дождем, зажмурившись и подставив ему лицо. Майские ливни во Владивостоке всегда пахнут сладкой черемухой, и ветер щедро принес аромат ее цветков.

Рука Полуночницы легонько легла мне на плечо.

– Все в порядке?

Я сначала обернулся на дом, оставленный позади, а потом на нее. Ее рыжие волосы мокрыми прядями облепили узкое внимательное лицо, с которого дождь безуспешно пытался смыть грязь, кровь и синяки.

– Да.

И я понял, что впервые за очень долгое время искренне улыбаюсь.

Глава 4. ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО

Полуночница торопливо стирала засохшую кровь с лица влажными салфетками, и они красными комками стремительно падали в ближайшую мусорку. Бер Керемет рассек ей нижнюю губу практически надвое, из-за чего удовлетворенная улыбка рыжей казалась, мягко говоря, зловещей. Она держалась стойко, но как бы на автопилоте.

– Ты потеряла много крови, – сказал я, – уверена, что хорошая идея – садиться за руль?

Она лишь рассмеялась.

Извлеченные из сейфа предметы Полуночница бережно обернула в пакет и убрала под водительское сиденье.

Помоечника нигде не было видно – вероятно, не счел нужным попрощаться. Я закинул в бак шлепанцы, больничные штаны, белье и с удовольствием натянул джинсы, которые забрал из своей комнаты. Они здорово болтались на мне, потому что в больнице я похудел килограммов на десять. Дурман в голове и не думал куда-то улетучиваться. Я плохо понимал, что произошло, и мало чувствовал боль – хоть физическую, хоть душевную. Интересно, что будет, когда нейролептики и транквилизаторы окончательно покинут мой организм?

Полуночница позаимствовала у меня старую фланелевую рубашку – окровавленная и изорванная медведем футболка полетела в бак вслед за моими вещами. Я вспомнил, что эту рубашку выбирали мы с Агатой, – это она любила синий цвет.

Под футболкой у Полуночницы был только спортивный топ, но я так отвык от чьего-то общества, что не сообразил отвернуться. Ей, кажется, было все равно, что я пялюсь.

– У тебя так много шрамов.

Белые пятнышки и полоски, розовые рубцы и багровые червячки покрывали ее плечи. У нее на теле не было ни грамма лишнего жира, сплошные тугие мышцы.