Университетская роща. Сборник рассказов
Олег Ашихмин
Рассказы о золотой студенческой поре, годах юности и становления, моментах выбора, которые влияют на всю дальнейшую жизнь героев. Истории о верности, преданности и дружбе.
Сокол
Газета выходила по средам. Поэтому во вторник вся редакция работала в авральном режиме. И не потому, что все всё оставляли на последний момент, как это у нас принято. И не оттого, что в газете работали одни раздолбаи, хотя и не без этого. А потому, что создание газеты, не смотря на всю ее технологичность и консервативность, в большей степени акт творческий, и делают ее люди творческие, а у них, как известно, всегда возможен элемент импровизации. К тому же, всегда хочется что-то исправить, добавить или сократить, переписать, поменять абзацы местами, еще подумать над заголовком, одним словом, сделать лучше. Что из этого получается, мы все прекрасно знаем. Там где нет системы, есть хаос.
Бывает так, что газета уже сверстана и сдана в типографию, но происходит такое важное событие, что его никак нельзя проигнорировать, и редактору, с испариной на лбу, приходится перекраивать все полосы, выбрасывать какие-то статьи, репортажи, удалять или уменьшать фотографии, делать мельче или крупней заголовки, короче, приходится не переделывать газету, а делать фактически новую.
К этому добавьте, что в любой момент может зависнуть редакционная компьютерная сеть, или пропасть нужный снимок в миллионе снимков архива. Вирусы могут побить файлы в компьютере главного редактора, за час до подписания номера в тираж. Может позвонить хозяин газеты и сообщить, что какой-то материал нужно снять, чтобы с кем-то не ссориться, а чем заткнуть дырку его абсолютно не волнует, должно же у вас что-то быть «прозапас» – это в еженедельной-то газете, коих множество и все они борются за актуальность и оперативность. Точно так же, владелец, или кто-нибудь из акционеров, могут сообщить редактору, что необходимо поставить интервью с какой-нибудь шишкой на полполосы, а то и на полосу, да, его нужно съездить взять и тиснуть в завтрашним выпуске. А развороты уже сверстаны, в редакции аврал, все готовят выпуск. Кому-то придется бросать свои дела и нестись на интервью, а затем в машине на коленке расшифровывать материал с диктофона и в лихорадке печатать текст. И, если даже журналист вывернется, и, все-таки успеет, то придется снимать чьи-то чужие материалы, а во всех газетах мира есть железное правило, если в номер не попал, то значит и не заработал, и редактору на очередной планерке придется объяснять людям, что они не зря работали неделю и всё до последней строчки будет оплачено, правда из каких фондов, одному Богу известно, а заплатить надо, поэтому для главного редактора кошмар накануне выпуска не заканчивается. Он продолжается даже когда газета уже лежит в киосках и в почтовых ящиках.
Бывают и совсем детские проколы. Человеческий фактор. В каком-нибудь материале неожиданно найдутся неточности или фактические ошибки, а полосы то уже сверстаны, выкованы из гранита, и надо решать, что делать. Раскапывать и исправлять, если время есть, снимать, если есть чем заткнуть. Если нет ни того ни другого, то выходить как есть, а в следующем номере публично извиняться, писать опровержение или делать вид, что мы продолжаем расследование. Одним словом, вторник в газете – это как на войне на передовой, ты никогда не знаешь с какой стороны и когда на тебя полезут танки.
Юрий Николаевич Белоусов, имея за плечами тридцать лет газетного стажа, из них пятнадцать на посту главного редактора различных печатных изданий, включая цветные многополосные толстые журналы, как не старался все свои редакции привести в систему, а журналистов приучить к порядку, день сдачи материалов все равно был авральным.
Раньше ему переживать стрессы помогал крепкий мат, потом валидол, а теперь он стал философом. Даже когда ситуация была патовая и казалось, что было уже всё и на все какие можно грабли он уже в своей жизни наступал, жизнь ему четко давала понять, что до дна еще очень далеко! В таких ситуациях себе и своим подчиненным Белоусов говорил одну замечательную фразу:
– Даже если через пять минут начнется потоп, землетрясение или война, газета все равно выйдет.
Так как Белоусов к пятидесяти стал философом и говорил эту ставшую в редакции фразу крылатой, спокойно и уверенно, все успокаивались, умиротворялись и проблема, как-то решалась или рассасывалась, без надрыва, суеты, матов и лишних нервов.
Во вторник к двум часа дня журналисты, корреспонденты и фотографы должны были сдать статьи, заметки, зарисовки, репортажи, фельетоны, очерки, интервью и фотографии начальникам своих отделов, а те, вычитав их, поправив и отредактировав, если это было необходимо, к пяти, передавали их главному редактору. Белоусов вносил заключительные правки и к девяти вечера всю газету, по электронной редакционной сети отправлял на производство в типографию. С этого момента все выдыхали и, если было желание, то могли выпить коньяку с шоколадом и лимоном, которые в редакции в холодильнике имелись всегда, или пойти в ближайшее заведение. Сдача газеты, какой-никакой, а маленький праздник.
Белоусов любил молодых, и работать предпочитал с молодыми. В них еще есть азарт, и порох и запал, нужная доля авантюризма и романтизма, которые со временем у матерых журналюг трансформируется в едкий цинизм, снобизм и самолюбование. Поэтому вся редакция была до тридцати. Причем эта команда журналистов состояла из восьми очень разных девушек и двух мужчин.
Ярослав Соколов, а в журналистских кругах Сокол, был из тех, кто работу делал четко и свои материалы писал и сдавал заранее, или как минимум, вовремя. Поэтому вторник для него был обычным днем, а среда вообще выходным, впрочем, как и для всего разношерстного коллектива еженедельной газеты.
В среду с утра выходил номер. На работу по случаю безумного вторника, можно было приехать попозже, часам к одиннадцати. В редакции пахло кофе, все шуршали газетами и с удовольствием просматривали свежак, еще пахнущий свинцом и типографской краской. Перекидываясь шутками, замечаниями и наблюдениями, по поводу нового номера и вчерашнего загула, если он был и, было, что обсудить, все с удовольствием листали, читали и изучали газету. Даже если ты работаешь двадцать лет, все равно всегда интересно как сверстаны полосы, какие материалы и снимки попали в тираж, насколько хороши твои работы и работы коллег. А главное, кто выиграет в этот раз?!
Главный редактор, Юрий Николаевич Белоусов с незапамятных времен в газете ввел «Оскары», в виде премий. В каждом номере определялся лучший материал, лучший заголовок и лучший снимок. Победа в номинации составляла сто долларов, которые чемпион получал сразу после появления на работе в среду утром. Лучших Белоусов определял сам, опираясь на свой громадный опыт и профессиональный вкус. Как правило, это были справедливые решения, которые не вызывали споров и раздоров в редакции, зато зелёненькие сотки в конвертах заставляли народ писать и снимать интересней, острей и ярче. Творческий тонус конверты поддерживали и стимулировали невероятно. Вкус победы сладок, поэтому все упирались, даже не столько из-за денег, сколько из профессионального тщеславия. И газета в среду утром изучалась с пристрастием, потому что победить хотел каждый.
Ярослав Соколов, Ярик, как его любя все звали от редактора, до уборщиц и промывальщиков валиков в типографии, был в редакции самым «титулованным». Белоусовских «Оскаров» он получал практически за каждый номер, а бывало, что и по два за выход газеты в свет. Коронкой его были заголовки, ну и материалы под ними тоже были на уровне. Кстати сказать, он не гнался, во что бы то ни стало, за деньгами или очередной победой. Просто так получалось. Точнее получалось, потому что он любил свою работу, свою газету и за это ему еще и платили деньги! Это ли не счастье?
В команду Белоусова Ярослав пришел сразу после университета.
Сокол, был настоящим, породистым журналистом: редактор школьной газеты, юнкор детской редакции на областном телевидении, затем журфак. Все пять курсов он проработал на местном канале в «Новостях». Совмещать лекции, зачеты и съемки было очень тяжело, но именно это выдрессировало его и заложило дисциплину на всю жизнь. Каждый день ему приходилось очень подробно планировать, а главное, эти планы выполнять. Иначе, можно было запросто оказаться в ситуации, что ты и не там, и не там. Серенький и полуобразованный журналист, не лучший вариант для старта в жизни. Поэтому Ярослав одинаково ответственно относился и к оценкам в зачетке, и к текстам, которые он ежедневно писал.
Когда зимой на первом курсе он пришел в редакцию «Новостей», и сказал, «Ребят, возьмите без денег. Только научите». Ребята посмеялись, но взяли. А через два месяца, предложили ставку и ввели в штат, так упорен и трудолюбив был Ярослав на своём первом официальном месте работы.
– Звать бы тебя Орлом, но раз уж судьба с фамилией не угадала, будем звать тебя Соколом! Сокол ты Ярослав, Сокол, просто красавец!– на редакционной пьянке по случаю торжественного «вливания» в коллектив, произнес сакраментальную фразу кто-то из маститых журналистов, – Как ты беспощадно обрушился на наш горсовет. Мы их всех знаем, дружим, пьем вместе, поэтому и не трогаем, а ты на свежака, да так мощно.
– Давай за молодых, – подхватил редактор, и спитый матерый телевизионный коллектив махнул по первой.
И закрутилось журналистское телевизионное колесо Ярослава.
– Ребят, пресс-служба ментовская позвонила, кто может ночью съездить в аэропорт, снять, как наш ОМОН прилетел из Чечни…
– Я!
– Кто готов завтра утром съездить в мэрию записать интервью…
– Я!
–А кто желает «выходные провести на свежем воздухе», нужно два дня с рыбнадзором на катере покататься, браконьеров поотлавливать…
– Я!
– Я!Я!Я! – Ярослав как пионер был всегда готов и брался за любую работу. Семьи у него еще не было, поэтому на съемки он мог ехать когда угодно: и в выходные, и ночью, и рано утром. Для него это был бесценный опыт. Из любого карликового события, если подойти тонко, нестандартно и талантливо, всегда можно сделать классный репортаж, и, наоборот, сенсацию или что-то уникальное, при отсутствии желания работать, можно так вяло и уныло подать, что весь город переключит канал. Эту истину Ярослав знал прекрасно. Ему не раз об этом говорили на журфаке. Так же он был уверен, что журфак даст только базовое образование, но писать не научат. Шишки все придется набивать самостоятельно, поэтому через огромный объем работы, массу проходных и неинтересных тем, он тупо набивал руку или, если выразиться изящней, оттачивал свое перо. Он с удовольствием брался за любые съемки, которые ему столь великодушно подкидывали ленивые коллеги, уже давно ни к чему не стремящиеся.
Особенно важно было много работать, снимать и писать на младших курсах. Первые два года он приходил домой только спать, а все остальное время проводил на занятиях и на съемках.
Обычно студентам в редакциях не платят. Они как вольные художники, что-то пишут, слоняются по коридорам, курят, участвуют в редакционных пьянках, могут не появляться неделями, затем, что-то написать, опытные журналисты, если у них есть желание, могут с ними повозиться и чему-то научить, подсказать, но с Ярославом Соколовым всё было по-другому. Он впрягся и потащил наравне со всеми.
С таким подходом, за пять лет, он превратился в классного репортёра и после защиты диплома, в то время, как его однокурсники метались в поисках работы, он мог выбирать. Любой канала, газета или журнал города приняли бы его с распростертыми объятьями.
В универе была военная кафедра. Вопрос с армией был закрыт. Поэтому отгуляв выпускной и сходив в отпуск, он уволился с телевидения и выбрал еженедельник Белоусова.
К Белоусову он пришел непросто готовым специалистом, а молодой звездочкой. Его иногда узнавали в метро, приезжая на съемки, он много раз слышал: «А вы тот самый Соколов? Такой молодой? Кто бы мог подумать…» Ярославу это льстило. Однако он не обольщался. Так уж повелось, что телевизионщики всегда более известны, нежели газетчики или радийщики. Когда твое лицо и фамилия ежедневно на протяжении пяти лет мелькает в телевизоре, тебя, может и не полюбят, но уж точно привыкнут.
В первый рабочий день, когда Белоусов представлял Ярослава редакции, половина девушек на него смотрела с неподдельным интересом, молод, почти знаменит, хорош собой, а вторая половина с недоумением, Соколов, с телевидения, в газету? Очень странно?! Однако на первой же редакционной пирушке Ярослав всем ответил на этот вопрос.
– Хочу научиться писать большие материалы. Хочу ездить в командировки и чем дальше, тем лучше. А когда ты работаешь в новостях, ты всегда привязан к городу и изо дня в день пишешь короткие репортажи с хронометражем до двух минут. Это очень мало, к тому же, по большому счету, все время пишешь об одних и тех же событиях, работаешь с одними и теме же пресс-службами, берешь интервью у одних и тех же людей, губернатора или мэра по три раза на дню встречаешь на разных мероприятиях, то на открытии чего-то, то на закрытии… Пора идти дальше. Пришло время расти, а делать это лучше у Белоусова. Второго такого специалиста в городе нет.
Объяснение Ярослава было очень понятно, потому что, было честным, и коллектив газеты его принял как своего.
Новый шеф Ярослава, был выпускником того же журфака, только на тридцать лет раньше. Когда Ярик был студентом, декан факультета, в прошлом одногрупник и лепший университетский друг Белоусова, с которым они в одной комнате жили в общаге и в один день уходили в армию, два-три раза в семестр приглашал Юрия Николаевича и тот читал лекции по газетным жанрам, рассказывал, как правильно верстается полоса, разворот и в целом газета или журнал.
– На развороте фотография, если это портрет, всегда должна смотреть в середину газеты или журнала. Ни в коем случае герой статьи или материала не должен быть заверстан с краю и смотреть с полосы на белые поля, если вы, конечно, не хотите этим подчеркнуть некую отстраненность персонажа, о котором вы пишите, – на первых минутах лекции поведал Белоусов первокурсникам, среди которых был и Ярослав.
– А мужик дело говорит, – подумал Ярик и с повышенным вниманием начал слушать все то, что рассказывал новый препод. Это было их первое знакомство. Затем, «Я.Соколов» начал пописывать в газету Юрия Николаевича, Белоусов, видя, что из парня будет толк, редактировал его материалы лично, и неудачные, вместе с Ярославом подробно разбирал, правил и указывал на ошибки. Причем поучал и журил, всегда очень корректно. Белоусов, матерый журналист и мудрый человек прекрасно понимал, что это сейчас он желторотый. А пройдет время, и они будут коллеги. Может, даже в одном издании будут работать. Белоусова много раз приглашали на телевидение, но он очень сильно не любил суету, беготню, гонку… Солидный и размеренный темп газеты его устраивал. Он и сам был такой: основательный, размеренный, аккуратный. Он не одобрил, когда Ярослав пошел работать на телевидение.
– Ты научись сначала писать. Освой разные жанры. Надо уметь и зарисовки воять, о птичках, о лужах, о весне, со вкусом, с любовью к жизни…И очерки, о людях, событиях, о заброшенном дворике, о детской качели, скрипящей на ветру… Фельетоны: ироничные, смешные, со скрытым смыслом, если в лоб нельзя, рассказы, если угодно, не говоря уже о больших статьях и репортажах. Я, тебе больше скажу, – Белоусов вошел во вкус, – Писать уметь надо, не только в разных жанрах, но и разными стилями: лаконично, если это официоз, сдержано или напористо, если это аналитика, оценка, или авторский взгляд, или авторский комментарий… Эмоционально, торжественно, иронично, со стебом и сарказмом, если это сработает на сверхзадачу материала, улавливаешь, о чем я? – Белоусов вопросительно посмотрел на Ярослава.
Ярик утвердительно кивнул.
– В прозе, как и в стихах, так же важен ритм, размер предложений, мелодия текста. От всего этого зависит восприятие читателя того, что ты напишешь. В свете всего изложенного, авторитетно заявляю, что половина телевизионщиков писать не умеет, или умеет, но сто строк максимум. Они всю жизнь пишут заметки. Успеешь еще, набегаешься… Чтобы перо было острым, его Ярослав, постоянно точить надо.
Но Ярослав все же выбрал телевидение. Однако про еженедельник Белоусова он не забывал никогда. Попадая на классные или уникальные события, помимо репортажей для своих новостей, он писал развернутые материалы для Белоусова. Белоусов хоть и ворчал, но следил за телевизионной карьерой подшефного и всегда был рад его текстам, которые в газете выходили под псевдонимом «Ярослав Молодцов». Неудачи и промахи по-прежнему подвергались разбору и критике, но Белоусов не мог не отметить, что парень растет.
– Еще бы, – думал он, – Когда в один день пишешь два, три, а то и четыре репортажа на разные темы, тут хочешь, не хочешь, добавишь в мастерстве.
Ярослав очень ценил такое личное отношение мэтра к себе. Всегда благодарил за науку, никогда не обижался на замечания, не спорил из-за исправлений и сокращений в тексте, с улыбкой переносил колкости Белоусова насчет телевидения:
– Ну, что? Не набегался еще? Не надоело писать: что, где, когда? Может пора, посерьезней начать относиться к слову, к текстам, к темам на которые пишешь? Начать вырабатывать свой авторский стиль? А то так можно всю жизнь пробегать с микрофоном, да со штативом на плече и так и не написать ничего стоящего.
– Всё так, всё так Юрий Николаевич. Но пока еще побегаю.
Телевидение Ярослава привлекало динамикой, калейдоскопом событий, постоянной гонкой за новостями, успеть в эфир раньше всех каналов, подать событие под необычным ракурсом, смонтировать и озвучить репортаж с изюминкой, интригой, с попыткой внутренней драматургии. На телевидении Ярослав мог быть и сценаристом, и драматургом, и режиссером и продюсером. Всё начиналось с телефонного звонка куда-то, нащупывалась новость, затем концепция, как эту новость можно подать. Сборы на съемку, выезд. На месте события начиналось самое интересное. С операторами он придумывал кадры, планы, панорамы. Иногда жизнь подкидывала неожиданные подарки, и ничего не выдумывая, нужно было только успеть снять, настолько колоритны и фактурные были события. Бывало, отснятые исходники в монтажную прибегала смотреть вся редакция, настолько грандиозны и уникальны были кадры. Удача в жизни журналиста много значит.