Молодые и сильные выживут

Гош встал, посмотрел на Беллу и невольно приоткрыл рот. Снизу вверх собака испытующе разглядывала свое новое приобретение.

– Хоть тебе-то я еще не испортил настроение? – спросил Гош. – Ну, и на том спасибо. И что у них здесь творится? Храм вместо бассейна… Зачем? Когда успели?..

* * *

Собака прыгнула на заднее сиденье уверенно и без раздумий. Гош восхищенно цыкнул зубом. С каждой минутой черно-белая красотка с рыжими подпалинами нравилась ему все больше и больше.

«Хаммер» объехал стеклянный павильон метро, небрежно повалил ограждение газона, потом еще одно, и оказался среди торговых палаток, выстроившихся вдоль узкой асфальтовой дорожки. Справа в низине Гош увидел знакомый универмаг и задумчиво сморщился. Он не жил в этих краях, но что-то его с ними связывало. Бывал он здесь не раз. И отоваривался в местных торговых точках неоднократно.

Нужная ему палатка стояла именно на том месте, где и должна была. Стрелять попусту Гош не хотел, и просто вышиб запертую дверь углом бампера.

– Сиди пока, – небрежно бросил он собаке, выбираясь наружу.

Внутри палатки оказалось по колено сухого корма вперемежку с крысиными экскрементами. Все коробки и пластиковые мешки были распороты и изжеваны. Самих крыс не было видно – то ли они предпочитали ночной образ жизни, то ли их спугнул шум на перекрестке.

Консервные банки оказались целы. Гош перетащил в багажник несколько ящиков из подсобки (Белла принюхалась, и глаза ее вспыхнули голодным огнем), взял набор гребней, большую пластмассовую миску, несколько баллонов собачьего шампуня и антиблошиных средств. Выбрал ошейник и поводок сообразно внушительным размерам и физической мощи Беллы. Увидел, что карабин на поводке слишком прочный. Нашел другой, тоже массивный, но помягче, который собака в случае чего смогла бы разогнуть, дернув изо всех сил. Задумался: а почему это важно? Внутренне пожал плечами и махнул рукой. Самой верной тактикой сейчас было не перечить тому, что говорило подсознание, а наоборот, подсматривать за собой и у себя же учиться. Заново учиться жить.

– Сначала мыться, – сказал он Белле, тоскливо уставившейся на ящик с собачьми консервами. – А то заснешь еще от удовольствия, буди тебя потом…

Следующей остановкой был универмаг. Здесь тоже не нашлось следов человеческого присутствия, только следы крысиных зубов. У крыс сейчас был трудный период – кардинально изменились условия обитания. Вымерший город вовсе не рай для зверя, питание которого завязано на отходы жизнедеятельности людей. Исчезли привычные места прикорма, негде согреться зимой. Недаром птиц на улице не видно. Городская птица с трудом обходится без вкусной помойки и теплого чердака.

Гош с наслаждением выкинул из машины ящик тульской водки и водрузил на его место упаковку «Смирновской». Разжился вкусными консервами, тщательно обследуя каждую банку на предмет вздутия. С тоской прошелся по отделу электротехники. Покопался в коробке с батарейками, зарядил ими первый попавшийся магнитофон и включил. Застоявшийся музыкальный ящик радостно взвыл. Гош присмотрелся к сроку годности на упаковке от батареек. «Май девяносто девятого. Интересно, какой нынче год на дворе. Месяц-то июль, если часы не врут. А вот летоисчисление тю-тю. Мне, наверное, уже за тридцать».

Предаваясь этим невеселым мыслям, Гош взял с полки утюг, раскокал им стекло аптечного киоска и набрал охапку таблеток от всего, чем опасался в ближайшее время заболеть. В крайнем случае, лекарствами можно было и отравиться. Панадола набралось как раз столько, чтобы угробить печень. Сутки – и готов. Откуда Гош знал об этом, он понятия не имел. Временами его пугало то, как хорошо он разбирается в импортных товарах, коих вокруг лежало выше крыши. Гораздо труднее было найти что-нибудь родное, советское, да и на том стояла надпись «Сделано в России». А на улицах повсюду красовались иностранные рекламные щиты. Похоже, за последние лет десять-пятнадцать родина Октября совершила грандиозный скачок в загадочном направлении. То ли интегрировалась в мировое сообщество, то ли подмяла его под себя. Но в любом случае, как бы ни называлась эта страна, больше ее не существовало.

Магнитофон сладким женским голосом звал по-английски на помощь доктора Дика. Гош прислушался к тексту и чуть не расхохотался. Чудесная песня. Завести бы ее на какой-нибудь комсомольско-молодежной дискотеке году этак в восемьдесят пятом… И никому, совсем никому не объяснить, что «дик» на американском сленге – член. «Черт побери, какая досада – совершенно не помнить времени, когда прилавки ломились от барахла и звучали такие лихие песенки… Но я ведь жил тогда! Нет, я обязан, просто обязан вернуть себе память. Только вот как?…»

Громкость вдруг ощутимо упала. Батарейки испускали дух. Гош печально кивнул своим мыслям. Разумеется, девяносто девятым на дворе и не пахло. Скорее всего, давно пора было отметить приход нового тысячелетия. А заодно и свой «тридцатник». Может, год назад, а может и два. «Все равно не застрелюсь. Не дождетесь».

В машину Гош вернулся со щемящей болью в сердце. Он миновал еще один этап на пути к родительскому дому. Можно было, конечно, оттянуть момент возвращения в юность, например, завернуть в «Охотник» и позаимствовать там нарезной карабин с оптикой – при условии, что никто раньше не подсуетился. Но какой смысл? Воевать сейчас не с кем и незачем. Воевать?

…внутренности тягача наполнил оглушительный звенящий рокот – это по броне ударили пули…

Гош крепко зажмурился и до хруста в пальцах вцепился в руль. Он старался поймать воспоминание за хвост, но оно уже проскочило мимо. Несколько минут Гош пытался сообразить, что за ассоциации навели его на эту картинку из прошлой жизни: полумрак, какие-то механизмы, все вокруг жесткое и металлическое, и этот оглушительный звон, будто колотят молотком по кастрюле, надетой тебе на голову… Гош даже вышел из машины и сел в нее снова, пробуя воспроизвести ситуацию. Белла озадаченно следила за его священнодействием – иначе и назвать было нельзя то, что сейчас делал человек.

Воспоминание не вернулось. Гош сунул в зубы сигарету и вздохнул. Неподалеку отсюда его, возможно, поджидал целый ворох информации о прошлом. Но одно дело читать документы и рассматривать фотографии, а совсем другое – когда начинает работать твоя память, собственная, настоящая.

А главное, внезапное видение наверняка относилась к периоду «сна», когда Гош неизвестно чем занимался и неизвестно где разгуливал. Этот запах пороховой гари внутри машины и звонкий грохот пуль по обшивке… Гош был совершенно уверен, что в его прошлой жизни никаких боевых эпизодов не случалось. Просто знал это, и все тут. А вот что он делал «во сне»?

И чего ради он ломился в Москву, поминая недобрыми словами некоего Бориса, который тут главный?

Это, конечно, сильно: в одиночку с дробовиком против целого блокпоста.

Но как-то чересчур.

– Ладно, – снова вздохнул Гош, поворачиваясь к собаке. – Поехали тебя приводить в порядок. Да?

Собака покосилась на ящик с консервами и плотоядно облизнулась.

Гош провел «Хаммер» напролом сквозь жилые кварталы, распихивая бампером малолитражки и переворачивая мусорные баки. Настроение у него после давешнего приступа хорошей памяти установилось гаже некуда. Но вскоре, миновав широкий проспект, машина должна была углубиться в лес. Гош очень хотел почувствовать себя лучше. А в лесу, стоит лишь привлечь немного воображения, можно запросто убедить себя, что ничего особенного и не произошло.

Если, конечно, не обращать внимания на вопиющее безлюдье вокруг.

И если…

Гош нажал на тормоз. Машина выбралась из дворов, впереди был тот самый проспект, за ним раньше начинался лес.

Леса не было. На верный километр вперед простиралось грандиозное пепелище, слегка поросшее молодой травкой.

– Черт возьми! – пробормотал Гош. – Это кто здесь так погулял? Годзилла со Змеем Горынычем?… Бр-р-р… Эй, животное, ты что-нибудь понимаешь?

Животное сунулось носом ему в ухо, как будто на самом деле хотело что-то объяснить. Гош протянул руку и благодарно потрепал собаку по холке.

– Угробили мой город, – сообщил он Белле. – Стоило ненадолго отлучиться – и вот, на тебе. Ладно, зверь, поедем все-таки. Очень хочется умыться. Надеюсь, пруды не испарились, как ты думаешь, а?

Машина тронулась с места.

– Знаешь, подруга, а ведь я об этом мечтал когда-то, – сообщил Гош собаке, небрежно подправляя двумя пальцами легкий руль. – Когда совсем молодой был. Чтобы куда-нибудь всех к едрене-матери унесло. Просыпаешься однажды, а никого вокруг нет! Тишина, пустота, чистый, стерильный, яркий, залитый солнцем мир. И вот – пожалуйста… Огреб на свою голову.

Белла нервно зевнула.

– А потом я Ольку встретил, – продолжал рассказывать Гош. – И вдруг оказалось, что жизнь и без того сияет яркими красками. А все, что меня в ней раздражало – люди, в основном, – не имеет значения. И я просто был маленький, глупый и чертовски одинокий. Вот… И стало хорошо. А потом – ха-ха, – сбылась мечта.

«Хаммер» выехал на центральную аллею бывшего лесопарка и резво покатил по асфальту, перемалывая колесами головешки.

– И вот мы с тобой здесь, – резюмировал Гош. – Спрашивается, все эти несчастья для чего стряслись – чтобы я в конце концов завел собаку?!

Он свернул направо и таранным ударом прошиб то, что раньше было густыми зарослями боярышника, а теперь превратилось в сюрреалистическое черное месиво. Белла на заднем сиденье едва пошатнулась. Она явно в прошлой жизни много ездила на машинах.

– А вот с другой стороны, – не унимался Гош. – Допустим, что у меня и так была собака. Наверняка была. Тогда зачем это все вообще? Чтобы я потерял жену, имя, профессию и обручальное кольцо?! Сомневаюсь. Чтобы я принимал участие в боевых действиях? Слушай, Белла, ведь в меня стреляли! Точнее, я сидел внутри здоровой железной штуковины, а стреляли по ней. И зачем все это было? Какой в этом высший смысл? А? Молчишь? Вот то-то. Ладно, выходи, приехали.

«Хаммер» стоял на берегу небольшого пруда. Гош выпрыгнул из машины и выпустил Беллу. За бортом оказалось жарко – Гош снял куртку и небрежно швырнул ее на сиденье. Подошел к воде, присел, опустил в пруд руку.

– Нормально, – сказал он, выпрямляясь и стягивая через голову футболку. Справа из-за пояса высунулась черная рукоятка. – Верных двадцать градусов. Подойдет нам с тобой, подруга, а?

Белла зашла в воду по брюхо и принялась ее лакать.

Гош бросил футболку под ноги. Достал из-за пояса небольшой и очень красивый пистолет и уронил его в траву, туда, где она была повыше. Не спеша выбрался из сапог и джинсов. Снял трусы, скомкал их в кулаке и чуть было не швырнул в воду отмокать, но вспомнил, что у Беллы может быть хороший навык апортировки, а белье нужно беречь.

Собака зашла в воду чуть глубже и теперь, стоя в ней по плечи, шумно отряхивалась, вздымая тучи брызг. Гош усмехнулся – эта манера купания была ему хорошо знакома. Так же… «И что так же? Кто еще так же стоял на мелководье и отряхивался, поднимая радугу? И что это был за пес? Мой пес? А где он теперь? Тьфу!».

Вода оказалась действительно не слишком холодной. Гош обработал собаку шампунем, от чего та превратилась в уморительную четвероногую снежную бабу, и погнал на глубину, чтобы смыть белые хлопья. Плавала Белла очень хорошо, но довольно-таки неохотно. Сама процедура мытья была ей явно в кайф, а вот изображать ньюфаундленда Белла не собиралась. Гош тщательно промыл ее шерсть и осмотрел те места, откуда дворняги нарвали клочьев. Не нашел серьезных дырок, только пару ерундовых царапин, обрадовался и повел собаку на берег. Вывалил в миску порцию консервов. Белла от возбуждения пустила слюну, вся подалась вперед, но без команды есть не стала. Гош усмехнулся, подставил под миску ящик, чтобы собаке было удобнее, и махнул рукой – давай. Псина так бросилась к миске, будто на ее дне лежал ответ на все вопросы бытия. Минуту Гош с удовольствием наблюдал за собачьей трапезой, а потом отметил, что скоро уже вечер, и пора заняться собой.

Стирка и мытье не заняли много времени. А вот бриться Гош долго не решался, критически разглядывая себя в зеркалах «Хаммера». Из машины доносилось утробное рыганье и дробное пуканье – так организм Беллы реагировал во сне на собственную жадность.

– И все-таки! – провозгласил Гош, добыл из рюкзака бритвенный прибор, зачерпнул воды в кружку, пристроился к зеркалу и, страдальчески кривя лицо, принялся мазать его мыльной пеной.

– Никогда я это дело не любил, – сообщил он.