Миллион для гения

– Кто хочет выступить, кто хочет начать встречу друзей? С кого начнем? Гоша, ты с нами? – и он посмотрел в камеру. – Гоша, включай телевизор, включай Шоу и будь с нами. А мы будем с тобой!

Если присмотреться внимательней, можно было заметить, что сегодня в этой просторной студии находились по большей части люди. Настоящие люди, неизвестные, незнакомые нам, поэтому неинтересные. Но, как любопытно было послушать их, узнать, что они скажут про Него. А голос ведущего уже дрожал от нетерпения, и зрители, прильнув к экранам телевизоров, тоже испытывали отчаянный голод от нехватки информации, требуя пищи и зрелищ! Настоящего зрелища и настоящего Шоу.

– Итак, только что мы установили контакт с Гошей. А поскольку он всех вас хорошо знает и помнит, он не оторвется от экрана телевизора и будет смотреть. Вы, так сказать, заложники положения, а он наш заложник и фигурант по делу о миллионе. Прошу, господа, вам слово! Говорите правду, говорите, все, что вздумается, пусть он послушает вас… Слово предоставляется его недавнему коллеге по Математическому институту, где совсем недавно он изволил протирать штаны… Пардон, работать… Прошу вас. Прошу.

На сцену вышел маленький человечек и посмотрел в камеру. Потом смутился и не смог произнести ни слова. Его слепило со всех сторон. На него смотрели миллионы глаз, и он не знал, куда себя деть.

– Смелее, господин математик, смелее. Вы же хотели нам рассказать о вашем коллеге?

– Да, да… хотел, – пробурчал тот, – и снова растерянно замолчал.

– Так, расскажите же нам, как господин Клейзмер отобрал у вас пальму первенства, как не дал сделать открытие, лишил вас всего!

– Да! – внезапно взвизгнул человечек. – Все было действительно так, – но снова замолк.

– Вот! Вот! – подбадривал его ведущий по хорошей традиции, стравливая его с противником, как на собачьих боях, а делать это он умел хорошо. – СМЕЛЕЕ! Математик! Вы же великий ученый! Вы могли бы им стать, если бы не Гоша! Расскажите всё! Пусть знают!

– Да, это так! Все было именно так! – завелся математик. – Я расскажу! Я все расскажу!

Он перевел дух и начал свой рассказ:

– Каждый день, приходя в институт, я ставил перед собой конкретную задачу, и должен был ее решать, но этот человек, этот Клейзмер…

– Что?

– Он не давал мне работать, он не позволял осуществлять мои планы. Он намеренно отвлекал меня, вставляя палки в колеса, создавал такую атмосферу в отделе, такой климат, где было невозможно собраться с мыслями и заниматься наукой!

– Что же он делал? Чем вам мешал? Интриги? Козни? Кляузы начальству? Мышиная возня у вас за спиной?

– Если бы за спиной, – чуть не плакал математик. – Над головой!

– Над головой? – прошептал ведущий, – как интересно! Продолжайте!

И математик продолжал. Он уже задыхался от возмущения, и теперь яркие лампы прожекторов не мешали ему. Негодование и ярость завладели этим человека всецело.

– Каждый день, приходя на работу, этот человек…, этот Клейзмер, нагло вынимал из кармана теннисный мячик и бросал его в стенку. Ни черта сам не делал, тупо наблюдая за мячом. И так целый день,… каждый день! А стенка была за моим столом!

– Мячик! Стенка! – зашипел зал.

– Да, стенка! – заорал математик. – Я был так близок к открытию, можно сказать, был на пороге, в преддверии, а тут этот мячик над головой, и так целый день, месяц, год за годом. Каждый день я приходил на работу и вынужден был уворачиваться от этого мяча, а он все бросал и бросал.

Математик был в ярости, слезы бессилия застилали его глаза, сверкая в свете прожекторов.

– Это мой миллион! – внезапно завопил он на весь зал. – Он должен отдать его мне! Вот почему он его не берет – ему стыдно!

– Стыдно… стыдно! – вторил зал.

– Это мой миллион! – продолжал кричать он.

– Миллион! Миллион! Миллион! – эхом гудел разъяренный зал.

– Он должен отдать его мне! – не мог остановиться математик.

– Вот первое свидетельство нашего гостя! – ворвался ведущий, – вот первый факт! Математик Гоша намеренно, изуистически, год за годом мешал нашему математику, вставляя палки в колеса, то есть, бросая теннисный мячик над его головой, и в итоге лишил его миллиона… Спасибо, спасибо, дорогой друг, не расстраивайтесь, садитесь на место… Садитесь,… садитесь же! – теперь он тщетно пытался столкнуть математика со сцены, но тот упирался, продолжая кричать.

– Сидеть! – неожиданно заорал ведущий, и несчастный оратор замолчал, тупо уставившись на него, приходя в себя.

– Дайте ему воды, – мягче добавил ведущий, – пусть полакает воды. Пусть успокоится… Так, кто еще?

И он по-хозяйски оглядел зал, выбирая следующую жертву.

– Давайте вы, – и ткнул пальцем в какого-то человечка. Тот, словно ожидая, подскочил на месте.

– Это сокурсник нашего Гоши, – представил ведущий, – еще один математик, только несостоявшийся. Прошу, вам слово.

– Гоша, ты помнишь меня? – зло начал человечек, – ты помнишь, как мы с тобой сидели за одним столом на лекциях, как мучились на семинарах. А потом… Что ты сделал потом?

– Что он сделал? – зашипел зал.

– Он дал мне однажды списать, да так, что меня выгнали из института.

– Он был бездарным студентом, двоечником?

– Нет, сам он учился на отлично, но подсунул мне такое решение задачки, которое не смог объяснить никто, даже преподаватель. А я тем более.

– Но ответ сошелся? – спросил ведущий.

– Ответ сошелся, – сказал человечек, – но этого решения объяснить я не мог, и никто не мог! Он намеренно издевался надо мной. Все задачки он решал в уме, потом выдавал ответ, а мне подсунул свое гениальное решение. Я не смог объяснить, и меня выгнали… Только спустя год в институте согласились с таким решением, но меня там уже не было… Это мой миллион! – внезапно закричал он. – Если бы меня из-за него не выгнали, я бы закончил университет, потом сделал бы это открытие, и тогда я, а не этот Клейзмер получил бы его.

Но осекся и, спокойно ухмыляясь, проговорил: – Ну, и черт с ним, с этим жалким миллионом – одним меньше, одним больше. Нагениальничал, Гоша?

И грозно посмотрел в камеру.

– А теперь посмотри на меня. Кто ты, а кто я? Ты получал зарплатку в 500 рублей в своем институтишке, а я стал депутатом, уважаемым человеком, а ты ютишься в своей каморке. Кто ты такой, Гоша? Ну, кто ты такой? А кто я? Обгениальничался? То-то же! Задачку он решил, понимаешь. А я решаю судьбы тысяч людей! Я член собрания! Я член ассоциации! Я член…

– Член… член…, – повторял зал. Несостоявшийся математик поправил на себе правильный костюмчик и сел на место.

– Продолжаем, господа, не теряем темп, у нас еще очень много фактов, много доказательств.

– А ты помнишь, Гоша, как тебе велели в институте помочь мне с диссертацией? – продолжил новый докладчик. – Или уже забыл? Гениальный ты наш! Мне светила блестящая защита, карьера, а тебе, ничтожному аспиранту, просто нужно было написать мне диссертацию и все. Что ответил ты? Не помнишь? «Это не честно!» Ха-ха-ха! Детский лепет. С твоей-то фамилией говорить о честности? Тебе обещали продвижение по службе, хотели добавить к зарплате… 20 рублей, а ты отказался! Гоша, если бы ты, салага, в армии такое сказал «старику», тебя размазали бы по стенке. Да, где тебе знать про настоящую службу с твоей-то фамилией? Гениальный ты наш, честный! А теперь сиди и слушай правду. Да, мне заплатили сегодня, но за правду нужно платить…

– Спокойно, спокойно, – перебил его ведущий, показав зубы, – сядьте на место… Кстати, о честности, – добавил он, – у нас есть еще одно любопытное свидетельство. Прошу вас!

Слово взял одноклассник Клейзмера.

– Гоша, я ничего не хочу сказать, просто мне з…

– По существу, пожалуйста, – зарычал на него ведущий.