Тарасик

– А ты куда навострилась?

– У Тарасика вши! – Матрена обожгла взглядом. – Добегу до Кузнечихи, у нее на любой случай какая-нибудь травка найдется. Слышь! Уфимский идет.

Приближавшееся уханье дизеля привычно надавило на уши. На столе мелко задребезжала ложка в чайном стакане. Сиплый паровозный гудок известил всю округу о том, что состав подошел к переезду.

– Пусти. Уйдет сейчас Кузнечиха на дежурство, чем Тарасика лечить?

Тяжело вздохнув, Александр недовольно покачал головой.

– Мало, что в доме свинарником воняет, так еще и обедать в одного!

Не дождавшись, когда муж отойдет в сторону, Матрена оттолкнула его и уже из-за двери проворчала так, чтобы и Александр услышал:

– Сам говорит, что ветер свищет. Ухить сарайку. Думаешь, Тарасику привольно за печкой?

***

Вскоре после войны отремонтировали дорогу, проходящую по центральной улице городка. На месте разбитой от времени булыжной мостовой красовалось широкое асфальтовое полотно. Дорога отделила небольшой район, несколько десятков домов на двух улицах и одном переулке, от остальной части города. По неведомым причинам в народе за этим районом закрепилось название – курмыш. С других сторон проходили железная дорога и маленькая речушка с обрывистыми, заросшими ивняком берегами. В вершине образовавшегося треугольника, там, где речка почти вплотную подходила к новой дороге, стояла городская баня. Большое кирпичное здание, построенное до революции купцом Фёдором Матвеевым, справно служило людям уже больше полувека. Баню так и прозвали – Фёдорова. Особенность Фёдоровой бани – десяток отдельных номеров с душем. И один, совсем буржуйский номер. Открыв дубовую резную дверь, посетитель заходил в предбанник. Обложенные изразцами стены радовали глаз красивым цветочным узором. Не крашеная колченогая лавочка, порождение последних лет, вырезанными именами рассказывала историю посещений. По словам деда Никиты, работавшего до революции банщиком, вдоль стены когда-то стоял большой красивый шкаф. Сейчас на этом месте полдюжины кованых гвоздей торчали в стене, пустив по изразцам ржавые побеги корней. В двух местах плитка выпала и кто-то заботливой рукой замазал пустоты цементным раствором. В помывочном отделении стояла крытая эмалью ванна, отлитая на местном чугунолитейном заводике. Два взрослых человека могли одновременно лежать в ней, наслаждаясь убаюкивающей негой воды.

Прошлой весной Митька с соседней улицы попросил Александра помочь покрыть крышу железом. За работу заплатил на совесть, деньгами. С полученной «шабашки», утаив от жены «четвертак», Александр купил билет на два буржуйских часа в Фёдоровой бане. Узнав, что они идут мыться в отдельный номер с ванной, его жена набрала с собой целую сумку грязного белья. Неиссякаемый поток горячей воды и канализация так вдохновили Матрену, что за два часа она только один раз присела рядом с мужем выпить стаканчик пива. После того, как банщик постучал ключами по дверной ручке, сообщив о пятнадцатиминутной готовности, Александр наскоро помылся и с горечью проводил попытку «вспомнить молодость».

Заручившись поддержкой соседа Ивана, фронтового разведчика, Александр все лето провел в трудах и заботах о собственной бане. Иван не стеснялся напоминать в больших кабинетах о своем и Александра героическом боевом прошлом и о том, что сейчас их фотографии висят на доске почета за ударный стахановский труд. С его помощью на удивление быстро удалось получить делянку и привезти домой заготовленный лес. Даже лесник не особо придирался к чистоте делянки, а после бутылки самогона разрешил Ивану срубить десяток тонкомерных засохших сосенок.

Чтобы не связываться с БТИ и отделом архитектуры, Александр решил сломать часть сарая и на этом месте поставить баню, не выходя за пределы нарисованного в плане квадратика. И уже осенью еще до первых снегов из печной трубы повалил дым, а Матрена завесила весь двор стираным бельем. Александр и предположить не мог, что в их доме столько тряпок.

***

Народ в «курмыше» жил рачительный и трудолюбивый. Выходной день давал людям возможность отдохнуть от работы на производстве, но не освобождал от забот по дому. Даже в праздничные дни с самого утра то из одного, то из другого двора слышались стук молотка и пение пил.

Вытащив из печки пирог с грибами и каравай хлеба, Матрена побрызгала их водой, укрыла чистой тряпицей и пошла звать мужа на завтрак. Шум, раздававшийся из сарая, иногда перемежался двойным, а то и тройным матом.

– Хватит матюканить. Есть айда, пирог поспел. Ты там видишь что-то? У тебя же темно как в погребе.

Через открытую дверь виднелась лишь тень Александра, копошащаяся в углу сарая.

– Ты зайди. Со света, конечно, темно покажется. Зайди, приглядись. Может, что посоветуешь.

Матрена зашла в сарай. Когда глаза привыкли к сумраку, она увидела, что кучка досок и жердей оставшаяся после строительства бани куда-то исчезла.

– Ой! Хорошо то как! Я и не думала, что здесь еще столько места. Мне казалось, что здесь светлее.

– Окошко помоешь, светлее будет. Я ж дыры, что возле банной стены оставались досками зашил. Ну, что? Как тебе станок для твоего Тарасика?

– А что это для моего? – Возмутилась Матрена. – Ты что, мясо есть не будешь? Может для тебя отдельно готовить? Без мяса.

– Да ладно, не кипятись. Что ты к словам-то придираешься? Просто не хорошо это. Человеческим именем поросенка назвать. Как я его потом резать-то буду?

– Как будто его имя тебя остановит. – Чтобы сменить тему Матрена спросила: – А это что за сено? Откуда?

– Да, это я с утра пораньше, пока народ спит, вдоль железки прошелся. Подкосил маленько прошлогодней травы. Пойдет на подстилку. Поросенка кастрировать надо. Его потом на голый пол не пустишь, опять простынет. Вот, подстилка будет.

***

По устоявшейся в последнее время привычке, утро опять началось с разговоров о поросенке.

– Сань! Они долго болеют после кастрирования?

– А что? – Запивая пирог горячим чаем, Александр исподлобья посмотрел на жену.

– Что? Что? – Уперев одну руку в бок, Матрена передразнила мужа. – Вторая неделя уж пошла, а он все с подстилки не встает. Ест плохо. Ты б зашел хоть раз в сарайку, поинтересовался бы.

Закончив завтракать, Александр отряхнул крошки с бороды, встал из-за стола и уже около двери сказал:

– Ну, пошли, посмотрим твово Тарасика.

В свете пасмурного утра кожа поросенка казалась бледно синюшной с черными точками у корней волос. Он лежал, положив голову на вытянутые передние ноги, и смотрел на хозяев блестящими черными глазами.

– Видишь? Даже не встал. А вот смотри. – Матрена толкнула ногой корыто. – Воду выпил, а картошка вся осталась.

– Ладно. Я после работы к Мишке зайду, он всю жизнь поросят держит.

– Твой Мишка без стакана ничего не скажет.

– Врачу за вызов деньги платить надо. А выпить этот коновал тоже не дурак. Только ему водку подавай, а Мишка и на самогон облизнется.

С работы Александр пришел в сопровождении Мишки. Услышав стук калитки, Матрена вышла из дома, а увидев, что мужики пошли в сарай, она поспешила за ними.

– Что-то он у вас зачаврел совсем. Ишь, щетина-то выросла. Кажись, горбатиться начинает. – Мишка с деловым видом разглядывал поросенка. Чувство собственной значимости расправило его плечи и добавило пару вершков роста. – Матрена, возьми для него кильки соленой. Она дешевая, а у свиней на кильку аппетит зверский. И надо-то чуть-чуть, прям вот, горсточку. Или рассола рыбного стаканчик в пойло.

– И что? Он сразу есть начнет? А то он только булькает, да жижу высасывает.

– Сосунок, значить? – Мишка потер нос. – А вы ему зубы дикие вырезали?

– Какие такие дикие зубы?

– Ну, их сразу видно. Они черные. В десны упираются, ему больно. Вот и не жрет поэтому.

– Что-то я первый раз слышу такое. – Матрена вопросительно посмотрела на мужа.

– Сейчас, мы это дело поправим! – Оживился Мишка, доставая из кармана «бокорезы». – Давай-ка хозяйка тряпку какую-нибудь. Он сейчас орать будет, обосрется от натуги. В тряпку завернем, чтобы не испачкаться, да и держать сподручнее. Ты, Лександра, давай держи, а я ему их сейчас мигом выкушу.

Закончив процедуру, Мишка посмотрел на Матрену и с видом знатока начал рекомендательную речь.

– Спокойный он у вас какой-то. И не орал почти. Можно сказать, и не брыкался. Так ведь? – Мишка кинул вопросительный взгляд на Александра. – Ты, хозяйка, ему сейчас пару дней пойло тепленькое делай, как парное молочко. Потом килечки и крапивки. Молодая крапивка, она страсть как пользительна. Через недельку другую выправится, на ход встанет. А коли чо, зовите, не стесняйтесь. Я завсегда рад.

Немного помявшись, Мишка спросил:

– Может это? Хозяйка. Обмыть бы дело-то. А? Что бы, значит, хорошо все было.