Матрена, закрыв глаза и сжав кулаки скрещенных на груди рук, медленно сползала по двери.
Осторожно, на цыпочках, Вера Дмитриевна спустилась с крыльца. Перешагивая через тушку, она задела ногой окровавленную шею поросенка. Истерический женский крик утонул в гудке паровоза.
Александр стоял в центре двора, держа в руках окровавленный топор, и глядя на жену, беззвучно, одними губами шептал: «Матренушка, прости! Прости, ладушка моя!»