Тарасик

– Да, да. Пошлите. Я там, на столе накрыла уже. – Матрена повернулась к выходу из сарая.

– А может это? Хозяйка. На крыльцо вынесешь? На крыльце, оно сподручнее. И подымить можно, и матюкнуться в разговоре. А?

Посмотрев на мужа и увидев, что он кивнул головой, Матрена ответила:

– Хорошо. Сейчас вынесу.

***

Утро радовало обещанием жаркого дня. Наконец-то лето решило вступить в свои законные права.

Придя с ночной смены, Александр сидел за столом и ждал, когда Матрена подаст завтрак. Все уже было на столе: каша, пироги, чай. Осталось поставить графин с настойкой. Утром, после ночной смены в преддверии длинного выходного Александр неизменно выпивал сто грамм домашней настойки. Он не признавал водку из магазина. Сам перегонял брагу, осаживал марганцовкой сивушные масла, фильтровал и настаивал полученный самогон на орехах, ягодах и травах.

Достав из буфета графин, Матрена внимательно присмотрелась к мужу.

– Ты что-то сегодня загадочный какой-то. Сияешь как праздничный самовар.

– Мне премию дали. Целых триста рублей, почти ползарплаты.

Матрена поставила графин и села за стол напротив Александра, безвольно опустив руки на колени. Муж и жена молча смотрели друг на друга.

– Пошли сейчас в магазин? – Нарушил молчание Александр. – Купим тебе отрез на обновку. Что-нибудь светлое, радостное. А то эта твоя кофточка в сиреневый цветочек уже все глаза измозолила.

– А пошли! – Оживилась Матрена.

С улицы послышались переливы гармони.

– Кто это у нас с самого утра гуляет? – посмотрев в окно, спросил Александр.

– Они еще вечером начали. – Проворчала Матрена. – У Катьки Смурной вчера муж вернулся. По амнистии отпустили. Вот и гуляют.

Закончив завтракать, Александр спросил:

– Ну что, пойдем в магазин-то? Давай собирайся, а я пока на крылечке посижу, покурю.

Стоя посреди двора, Александр подставил лицо солнечным лучам, наслаждаясь ласковым дуновением теплого летнего ветерка. Где-то на заборе сидела сорока и пыталась своим трещанием заглушить летящие вдоль улицы частушки.

Берия, Берия,

Никому не верю я.

Сам товарищ Маленков

Надавал ему пинков.

«Хорошо-то как. – Подумал Александр. – Кажись, Матренушка забывать стала про свои ожоги. В люди выйти согласилась. Тепло делается. Поросенок, вроде, в рост пошел. Глядишь, получится, не зря его Матрена взяла. Сейчас на премию обновок ладушке моей купим. Так, может, и начнем по-человечески жить-то?»

За спиной скрипнула калитка. Обернувшись, Александр увидел, что во двор входят гости. Первым шел мужчина в белом хлопчатобумажном костюме и светло-серых парусиновых туфлях. Воротник его рубашки, выправленный поверх пиджака, сверкал неприличной белизной. Посмотрев на соломенную шляпу, Александр вспомнил слова Матрены: «Через такую шляпу хорошо простоквашу откидывать. Творог быстро получится». Вера Дмитриевна – председатель уличного комитета – выглядела сегодня непривычно по-праздничному. Кремовые туфли на массивном каблуке, темно-синий пиджак поверх платья. На лацкане пиджака красовалась большая брошь с рубиновыми глазками. Наряд этот, в память о муже, Вера надевала только по особым случаям. Посылку из Германии и похоронку на мужа она получила в один день. Прижимая к груди двумя руками красную папку, Вера Дмитриевна смотрела на кучу дров около бани. Она переводила взгляд с чурбаков на поленья, с них на топор, торчащий в плахе и опять на чурбаки. Третьим зашел мужичок невысокого роста и скромно встал в сторонке. Серая косоворотка, подпоясанная ремнем, черные брюки, заправленные в яловые сапоги, серая суконная кепка.

– Здравствуйте, Александр Иванович! Можно зайти-то?

– Зашли уж. Чего уж там. Что-то вы рано в этом году.

Пытаясь вспомнить имя инспектора Александр подумал: «Третий год этот фраер ходит, а как его звать не могу запомнить. Что б им всем пусто было!»

– Партия и правительство придают важное значение планированию и учету выполнения поставленных задач. Наше финансовое управление, включившись во всенародное социалистическое соревнование, своей самоотверженной работой способствует дальнейшему развитию народного хозяйства нашей любимой Родины.

Сдвинув шляпу на затылок, инспектор с хозяйским видом прошел вглубь двора. Он остановился перед низеньким, чуть выше колена забором из штакетника, отделяющим двор от огорода. Вытащил из кармана пачку «Казбек» и достал одну папиросу. Инспектор не торопился прикуривать, он постукивал гильзой папиросы по крышке пачки и с отеческим укором смотрел на Александра.

– Что ж вы, Александр Иванович? Партия и правительство, заботясь о дальнейшем улучшении жизни советского человека, выделили вам в зоне отчуждения железной дороги участок под огород, освободив его и от налога и от обязательных поставок сельхозпродукции государству, а ваш приусадебный участок пустует. Грядка табака и два куста вишни.

– Не табак, а махорка. – Пробурчал Александр не глядя на инспектора.

Вера Дмитриевна прошла к крыльцу и села на ступеньку. Устроив на коленях красную папку, она ожидающе посмотрела на инспектора. Серый мужичок начал обходить двор. С интересом разглядывая все, на что натыкался его взгляд, он медленно продвигался в сторону сарая.

– Я вынужден буду обратиться в фабком. – Продолжал инспектор. – И не просто обратиться, а письменно ходатайствовать, чтобы вас лишили права пользования дополнительным участком. Что за пеньки у вас тут торчат?

– Я ж объяснял уже. Пеньки от старых яблонь. Выкорчевывать надо, потом можно будет сажать что-то.

– Вот видите, Александр Иванович! Вы сами осознаете, что забросили и не обрабатываете приусадебный участок. А ведь на вашей фабрике есть люди, которые все еще лишены возможности вырастить для своих нужд дополнительный урожай картофеля.

Перехватив взгляд Александра, инспектор с интересом стал наблюдать за действиями своего спутника. Серый мужичок подошел к сараю, открыл дверь и заглянул внутрь. Распахнув дверь, он зашел и через мгновение вышел из сарая. Махнув большим пальцем левой руки себе за спину, гость негромко сказал: «У него там кабанчик».

– Александр Иванович! – Улыбнулся инспектор. – Вы что же это не говорите ничего? Скрыть хотели? Вера Дмитриевна! – Серьезным тоном, направляясь к крыльцу, продолжил инспектор. – Заполняйте опросный лист. Все как в прошлом году только допишите кабанчика.

– Третьего дня в газете закон вышел. Там написано, что налог теперь с сотки брать будут. – Попытался оправдаться Александр.

– Ну, Александр Иванович! Вы грамотный человек. За публикациями в газетах следите. Знаете, что табак и махорка по разным ставкам облагаются. А того понимать не хотите, что законы не для меня пишутся, а для министерства. Пришлет мне министерство новую инструкцию – буду работать по-новому. А пока, я действую согласно тех инструкций, которые у меня имеются.

Вернувшись к воротам, серый мужичок со скучающим видом произнес:

– Александр Иваныч! Вы же сознательный советский человек? Да? Вы понимаете, что обязательные закупки сельхозпродукции исполняются безусловно? Мне не придется прибегать к спецмерам? По нормам, утвержденным для нашего района, при реализации кабанчика на мясо вы должны сдать в заготконтору тридцать пять килограмм по утвержденным государственным расценкам.

– Тридцать пять килограмм, говорите? Законы не для вас пишутся, говорите? – Александр увидел, как из дома вышла Матрена и с испуганно-удивленным видом разглядывала гостей. – Плакала твоя кофточка, Матренушка. Товарищи, вот, мяса захотели. А он, этот заморыш, вырастет на тридцать пять килограмм-то? С картошки только животы растут.

Александр твердым шагом направился в сарай. Услышав как завизжал, вечно молчащий, поросенок, Матрена прижалась спиной к двери дома, скрестив руки на груди. Александр нес поросенка, держа его за заднюю ногу. Тарасик извивался, пытаясь вырваться. Остановившись около кучи дров, Александр приподнял поросенка и спросил, глядя на мужичка в косоворотке:

– Тридцать пять?

Выдернув топор, Александр положил голову Тарасика на плаху и резко с придыханием рубанул по шее поросенка. Отскочившая голова ударилась о березовое полено. Оставив кровавое пятно на белоснежной коре, она упала на землю, прокатилась пару метров под уклон и остановилась в середине двора, направив пятачок в сторону Веры Дмитриевны и стоящего рядом с ней инспектора.

Повернувшись Александр сказал: «Вот вам ваше мясо!» и швырнул обезглавленного поросенка. Рубиновые брызги веером разлетелись по двору.

Брюки и туфли инспектора покрылись красными пятнами. Слегка наклонившись, инспектор тряс дрожащими руками штанины и повторял, как заевшая пластинка: «Что за черт?»

Вера Дмитриевна встала. Разведя в стороны согнутые в локтях руки, она смотрела то на кровоточащую шею валяющегося около крыльца поросенка, то на свои забрызганные кровью ноги и туфли, то на топор в руках Александра.

Серый мужичок невозмутимо стоял около ворот и со скучающим видом смотрел на хозяйку дома.