Комплексное исследование. «Судьба цесаревича Алексея». Отдельные аспекты истории России (1918—1988)

26 апреля. Четверг.

Сегодня около нас, т. е. в деж. комнате и в карауле, происходило с утра какое-то большое беспокойство, все время звонил телефон. Украинцев отсутствовал весь день, хотя был дежурный. Что такое случилось, нам, конечно, не сказали; может быть, прибытие сюда какого-нибудь отряда привело здешних в смущение! Но настроение караульных было веселое и очень предупредительное. Вместо Украинцева сидел мой враг – «лупоглазый», кот. должен был выйти гулять с нами. Он все время молчал, т. к. с ним никто не говорил. Вечером, во время безика, он привел другого типа, обошел с ним комнаты и уехал…»

Автор отмечает, что, очевидно, сам «Дневник» Императора, может стать объектом отдельного исследования. Почему? Дело в том, что, краткий стилистический анализ данного текста из «Дневника» Императора, показывает, что та часть информации, которая относится к оценке обстановки, в которой находилась Семья, излагается в разном времени. Обратимся к записи за 17 апреля, например. Император пишет: «…Разместились след. образом: Аликс, Мария и я втроем в спальне, уборная общая, в столовой – Н. Демидова, в зале – Боткин, Чемодуров и Седнев. Около подъезда комната кар. (это часть текста в настоящем времени). Караул помещался в двух комнатах около столовой…» Почему в прошедшем времени? «… Чтобы идти в ванную и WC, нужно было проходить мимо часового у дверей кар. помещения…». Также в прошедшем времени. А за 20 апреля запись сделана Императором в настоящем времени, например: «… Теперь его помещение устроено в нижнем этаже, что для нас, безусловно, удобнее – не приходится проходить перед всеми в WC или в ванную и больше не будет пахнуть махоркой в столовой…».

2. Единственный свидетель следователя

Н. А. Соколова. – П. Медведев.

Следователь Соколов Н. А. ознакомил свидетеля, (то есть гражданина Проскурякова, с которым до этого уже месяц работали в тюрьме и он стал давать развёрнутые показания) с утверждением Медведева, о том, что он не расстреливал членов Царской Семьи в подвале Дома Ипатьева, а красноармеец Проскуряков высказал об этом свое мнение, мол, Медведев солгал следователю.

Доказательственной ценности, подсказанные таким способом показания, не имеют».

3. Результаты изучения протоколов допросов граждан в период 18—20 гг., позволили прийти к мнению, что трупов царской семьи в то время не было обнаружено. Белая разведка в основном через местных жителей интересовалась передвижением войсковых соединений. А лица причастные к расследованию дела об исчезновении царской семьи, придерживалась разноречивых позиций. Одни искали тела убитых, другие либо ничего не искали, а просто допрашивали граждан, либо оставались при своём мнении». 1 августа 1918 года и. д. Судебного Следователя НАМЕТКИН М.А. допрашивал гражданку Лобанову Евдокию Тимофеевну. Евдокия Лобанова 19 июля 1918 года пыталась проехать из города на дачу в дер. Коптяки, в 18—20 верстах от Екатеринбурга. Красноармейцы, стоявшие впереди в нескольких саженях с грузовиком – автомобилем, не пропускали никого. Они вернулись к будке и стали обсуждать, что делать. Утром она и её компаньон доехали до деревни Коптяки. Из показаний Е. Лобановой можно сделать вывод, что в этом районе были выставлены кордоны и людей не пускали, а красноармейцы разъезжали на лошадях и автомобилях. Вечером кордоны сняли и её пропустили.

О какой-либо секретности здесь речь идти не может, если военные или лица, выдававшие себя за таковых, пили с ней чай, и получается так, что им и в голову не пришло удалять людей с переезда, то есть свидетелей передвижения военных в этом районе. Евдокия, зная, что на переезде стоит оцепление и никого не пропускает, озаботилась через своего бывшего мужа, чтобы её сопровождал человек с пропуском. Раз так, то получается, что поехала она туда как раз для того, чтобы посмотреть, что же там происходит. Затем она приезжает на дачу в сел. Коптяки где находится поручик Шереметевский А. А., который, как мы увидим далее из его собственных показаний, сам интересовался обстановкой в этом районе. 3 августа следователь допрашивает поручика Андрея Андреевича Шереметевского. Шереметевский А. А. жил в дер. Коптяках на даче, куда ехала Лобанова Е. Т., находящейся на берегу Исетского озера, в 18-ти верстах от гор. Екатеринбурга. Шереметевский А. А. получил информацию о продвижении войск, и решил провести разведку той местности, где по слухам были войска, то есть «Четыре брата». Место было расположено в 4-х верстах от деревни в сторону от тракта. Из этих показаний следует, что поручик Шереметевский А. А. находясь в дер. Коптяки наблюдал за передвижением войск, опираясь на помощь местных жителей, и не исключено, что он и был там оставлен противника для этого. Собранные сведения он передавал белому командованию. В тексте протокола допроса поручик вначале говорит о том, что имеет отношение к разведке, и только потом об обнаружении вещей у крестьянина, которые он потом отдал властям. Однако речи о принадлежности вещей в этом протоколе не ведётся, а тем более о том, что они принадлежали царской семье. После этого следователь в этот же день допрашивает крестьянина Михаила Дмитриевича Алферова. Из протокола допроса гражданина Алфёрова М. М. следователь мог узнать, что он вместе с друзьями обследовал местность, где были по их предположению красноармейцы и обнаружили там крест с зелеными камнями, 4 планшетки от корсетов, пряжки от подтяжек и туфлей, пуговицы, кнопки и 4 бусы. Далее он сообщил Намёткину, что они обследовали шахту и ничего там не нашли. Следующим был допрошен Бабинов Игнатьевич Бабинов житель дер. Коптяки. На основе материалов его допроса следователь смог получить подтверждение той информации, которую он сумел получить от других свидетелей о том, что жители исследовали заброшенные шахты после снятия караулов. Но снарядов, там не обнаружили.

Интересен следующий протокол допроса, гражданки Евдокии Семёновой Межиной из Шадринского уезда, оформленный начальником уголовного розыска Плешковым 30 сентября 1918 года. Евдокия работала на фабрике Злоказова и знала многих из охраны дома особого назначения, но ничего о судьбе царской семьи не сообщила. Однако Евдокия ничего не сообщила о тех лицах в охране, которые, как и она были родом из Шадринского уезда, такие как Шулин Иван были знакомы друг с другом. Она сообщила, что за воровство их отправили на фронт.

Общий вывод: данные показания говорят нам о том, что в этом районе находились красноармейцы. Но трупов царской семьи там никто не обнаружил. Это показания простых людей, которые вовсе не разбирались в тонкостях военных операций. Никто из красных этих людей не арестовывал за нарушение секретности, а также за то, что они видели передвижение войск и за то, что находились непосредственно в этом районе. Из представления товарища прокурора Н. Н. Магницкого мы узнаём, что на Коптяковской дороге, в это время в течение двух недель шли бои, и это не стыкуется никак с тем, что мы до сих пор знали о событиях, описанных в различных источниках. Обращает на себя внимание тот факт, что нет да нет, а в протоколах допросов свидетелей у различных следователей, представлявших белое следствие, мы натыкаемся на имена граждан родом из г. Шадринска. Как – будто рядом с г. Екатеринбургом не было других городов, жители которых не находились в то время в зоне боевых действий.

4.Группа показаний, указывающая на отсутствие каких- либо останков царской семьи под помостом, сооруженного в районе Ганиной ямы, у села Коптяки, вблизи Екатеринбурга.

Деятельность Н. А. Соколова говорит о том, что он не обнаружил ничего под г. Екатеринбургом. Самое информативным по своему содержанию является представление товарища прокурора Н. Н. Магницкого. Именно оно объясняет, что шпал или брёвен у Ганиной ямы или в самой яме, не было обнаружено при захвате города. А значит, никакого захоронения там не было. Оно появилось позже. Вопрос когда? В те годы или в 30-40-е? Как сложилась судьба товарища прокурора Магницкого Н. Н. не известно, во всяком случае, следователь Соколов ни словом не обмолвился об этом в своей книге. (Показания товарища Прокурора Екатеринбургского Окружного Суда Н. Н. Магницкого. Читая представление товарища прокурора Магницкого Н. Н., обращаешь внимание на то, что в нем отсутствуют даты. Например, он пишет, что приехал на место предполагаемого сокрытия трупов спустя две недели. Какого числа? Какого месяца, и какого года, прокурор не указал? Почему? Перед поездкой началось наступление большевистских войск на Екатеринбург. Какого числа не указано?

Места, где шли работы, находились в зоне боев. Когда ликвидировали наступление, работы продолжились. Какого числа оно было ликвидировано, прокурор опять не указывает. Возникает вопрос: почему бои шли именно в той зоне? На этот вопрос также нет ответа. Итог работы поисковых групп доказал, что никаких шпал там не было обнаружено и соответственно тел. Таким образом, шпалы и захоронение, о котором так много говорили, появилось позже. Такой вывод напрашивается после прочтения данного документа.

5. Наличие сведений о Филатове в семье Романовых, то есть в дневниках Великой княжны Татьяны Николаевны Романовой

Известно, что в США в Принстонском университете преподавал Чеботарёв Григорий Порфирьевич (1899 г. р.) с 1937 г. по 1970 г., по профессии инженер-строитель, матери которого писала дочь Николая II Татьяна Николаевна Романова, из Тобольска 9 декабря 1917 г. В письме она справлялась о здоровье Филатова, а уже прошло 6 месяцев как они не живут в Царском Селе. Так вот Чеботарев написал книгу «Моя любимая Россия» (издана в США). Интересно было бы узнать, что это за Филатов, о котором писала Татьяна матери Г. П. Чеботарева. Валентина Ивановна Чеботарева (в девичестве Дубятская) была замужем за генерал-майором Чеботаревым Порфирием Григорьевичем. Дочь генерал-майора Чеботарева П. Г. замужем за Еdward С. BIIL (с 1941 г.) лектор русской литературы и языка Принстонского университета США (с 1948 г.). Я думаю, что это был Ксенофонт Филатов – приемный отец Филатова Василия Ксенофонтовича, который служил в армии, или его родной брат Андрей, который был отправлен на 6 месяцев с фронта на поправку здоровья в 1915 г., а потом лечился в 3-м лазарете в Царском Селе.

(Оть Вел. Кнж. Татьяны Николаевны В. И. Чеботаревой +).

Письмо на 4 страницахъ, 18 – 14.

Тобольск Бывший Губернаторскiй д. 9-го Декабря 1917.

«Дорогая моя Валентина Ивановна, получили-ли Вы мое письмо отъ 29-го? Будьте добры, передать это письмо нашему Князю (Э. А. Эристову). Вамъ теперь наверно скучно безъ Л. Ф. (Красновой)? Но за то хорошо, что они (Красновы) вместе. Жаль беднаго Филатова, что онъ такъ долго не можеть поправиться. Ведь онъ еще при насъ лежалъ. Неужели все та же рана безпокоитъ или что-нибудь другое? А Баронъ (Д. Ф. Таубе) нашъ какъ и Купычъ?…

…Ну, всего хорошаго милая голубушка Валентина Ивановна. Христос съ Вами. Если кто захочеть намъ писать – пусть пишуть прямо. Целую Васъ крепко какъ люблю. Алюшу (В. П. Чеботареву) тоже и О. П. (Грекову). Всего хорошаго. Ваша Татьяна».

Из протокола допроса следователем Сергеевым гувернера Наследника Алексея Николаевича Романова швейцарского подданного Пьера Жильяра о том, что он сообщил следователю список людей, которых оставили в разных местах для проживания и помощи царской семье. «…Возвращаясь к моменту отъезда В. Княжен и б. Наследника из Тобольска, должен сказать, что с ними поехали все оставшиеся по отъезде Государя и Государыни лица: генерал И. М. Татищев, графиня Гендрикова, баронесса Буксгевден, Т. Шнейдер, Мистер Гиббс и я; служители: Кокичев, Журовский, Кирпичников /ныне живут в Тобольске/, Сергей Иванов /Тюмень, Водопроводная) д. Гусева/, А. Н. Дмитриев и Тютин /Тобольск/, Терехов /Томск/, Смирнов /Тюмень, водопров.) д. Гусева/, Пюрковский /Томск/, А. А. Теглева и Близ. Ник. Эсберг /Тюмень, Тобольская, д. №4/, М. Г. Тутельберг /Камышлов/; кроме этих служителей были: Нагорнов) Волков, Трупп и мальчик Седнев /судьба коих мне достоверно неизвестна/ и личная прислуга: гр. Гендриковой – Н. Г. Межева и ma belle Шнейдер – горничная Катя и Маша, по фамилии мне неизвестные. С нами же поехал и доктор В. Н. Деревенко, приехавший в Тобольск, приблизительно, в начале Сентября 1917 года. Когда на пароходе мы приехали в Тюмень, то в поданном для нас составе поезда оказались вагоны IV класса и один багажный…». Пьер Жильяр описывает отношения внутри семьи, о том, как родители обучали детей в г. Тобольске и о том, что Цесаревич совсем не знает немецкого языка, а его сестры знают его слабо. Здесь следует подчеркнуть, что Пьер Жильяр, если это был он, не мог не знать, что Наследник изучал немецкий язык с раннего детства самого. В ГАРФЕ РФ имеются его рабочие тетради с оценками, которые ему выставлялись на каждом уроке. В табеле об успеваемости Наследника за этот год по немецкому языку выставлены одни пятёрки и четверки.

Это относится к 1913 году. Именно в этот год П. Жильяр и приступил к выполнению своих обязанностей при дворе Императора в качестве гувернёра Наследника Цесаревича Алексея. Получается, что П. Жильяр скрывал правду от следователя или в протокол П. Жильяра была внесена правка. Кем и зачем? Затем он переходит к описанию отношения царской четы к Брестскому миру. Как мы знаем, оно было негативное. О подготовке к спасению семьи он узнавал по слухам. Он подчеркнул, что граф Бенкендорф прорабатывал вопрос о вывозе семьи в Японию, а о том, что якобы большевики вывезли семью в другое место, он ничего не знал. В показаниях П. Жильяра, где он комментирует подготовку к переезду, он говорит о решении Семьи взять драгоценности с собой. А далее: «…Фамильные драгоценности как-то: ожерелья, цепи, броши, серьги) браслеты и т.п., привезенные из Царского села в Тобольск, было решено взять с собой, так как из содержания некоторых писем Государыни можно было сделать заключение, что она этого желает…» Это примечание приводит к выводу о том, что П. Жильяр знакомился с письмами Императрицы. Но это могло произойти только после их публикации в прессе. В самом деле, не могла же Императрица свои письма отдавать на прочтение гувернёру сына и только потом посылать их почтой. Или П. Жильяр доставлял их из одного города в другой, или это был не П. Жильяр, или это было в совсем другое время и в другом месте, или сам он не помнил ничего, или писал под диктовку в контрразведке белых. И четвёртое, П. Жильяр отвечая следователю на его очередной вопрос о найденном пальце в лесу, поясняет, что он не в состоянии определить, кому он принадлежит и, что более по делу он ничего сообщить не может. Из вышесказанного следует, что П. Жильяру было, что скрывать от белого следствия. Он ведь ничего не сказал следователю о своих контактах с бывшим премьер-министром России князем Львовым, который, как и он проживал в тоже время в городе Тюмени. Совершенно ясно, что П. Жильяр, должен был войти в контакт с князем Львовым и другими известными ему лицами, иначе теряется смысл его пребывания в России до 1920 года..

Из протокола допроса инженер-капитана Ипатьева Н. Н. читателю будет интересно узнать, кто же на самом деле владел этим домом и как он назывался в то время. А назывался он домом Поппель Евгении Фёдоровны. Первым, согласно протокольным записям в августе 1918 года, этот дом осмотрел судебный следователь по важнейшим делам Екатеринбургского окружного суда М. А. Наметкин. Н. Н. Ипатьев на допросе у Сергеева рассказал, что купил в том году дом у купца М. Г. Шаравьева, освободив его для временного содержания царской семьи и уехал, попросив свою родственницу Евгению Федоровну Попель известить его о возможности возвратиться из с. Курьинского в город.

1918 года, 30 ноября, в городе Екатеринбурге членом Екатеринбургского Окружного Суда И. А. Сергеевым был допрошен Николай Николаевич Ипатьева, 50- лет, капитан инженерных войск в отставке, православный, не судимый, проживавшего в городе Екатеринбурге, по Вознесенскому проспекту, в собственном доме, купленном им в 1918 году у Г. Шаравьева.

По прочтении протокола невольно задаёшься вопросами:

Спрашивается, являлся ли на самом деле гражданин Шаравьев владельцем дома, у которого капитан-инженер Ипатьев покупает дом своей родственницы, которая в свою очередь и является действительным владельцем этого дома? Где проживал этот гражданин? О нём никаких данных нет?

Зачем было господину Ипатьеву забирать вещи с собой в с. Курьинское в 125 верстах или по-другому в 133,35 км от г. Екатеринбурга на курорт. (Один из курортов располагался в Шадринском уезде, где имелись источники минеральной воды. Вода в них по своему составу и лечебным свойствам была такой же, как и «Ессентуки-4» и «Ессентуки-17». ).

Никто из исследователей не пишет, что дом «…был недавней постройки и с комфортом, необычным ещё в то время: с ванной комнатой, проточной горячей водой, электрическим освещением…» доме располагалась контора местного агентства по заготовке чёрных металлов. Металл заготавливали в тех местах, где располагались шахты и, конечно, специалисты, жившие в этом доме, могли свозить в этот дом заготовки металла, его образцы и хранить их там как на складе. У них были и повозки, и автомобили. К тому же к дому была подведена железнодорожная ветка. Из этого следует, что дом не являлся изолированным зданием и никак не подходил на роль тюрьмы. Спрашивается, куда подевались эти специалисты, и почему их никто не опрашивал? К тому же в этом доме до нового 1918 года, жили друзья капитана Ипатьева, приехавшие погостить к нему из г. Петрограда. Куда они пропали? Почему Ипатьев не сообщил о них следствию? Итак, мы видим, что никакой информации о том, где находиться семья или её останки инженер Ипатьев не сообщил. И самый последний вопрос: где же на самом деле находился дом крупного промышленника Н. Н. Ипатьева и был ли он единственным? Оказывается, был ещё один дом. Правда, использовался ли он для того, чтобы содержать там царскую семью или другой семьи не ясно. Хотя принцип «заложничества» тогда использовался большевиками и применялся не только по отношению к членам Дома Романова. К этому надо добавить, что семью могли содержать и вне г. Екатеринбурга. К примеру, в районе г. Шадринска. Может быть, он находился в районе Шадринска? Если это так, то это лишний раз подтверждает историю, рассказанную Филатовым В. К. о его спасении и о том, что события летом 1918 года развивались иначе.