Один день неизвестного поэта. Поэма

чая, лимона я ломтик добавил, три сахара ложки.

После побриться пошел, чай оставил же стынуть на кухне.

Бриться я начал с шестнадцати лет. Правда, брить поначалу

нечего было почти, – еле-еле усы пробивались,

на подбородке же три волосинки торчало, но начал

бриться, поскольку ровесники многие брились, к тому же

и борода и усы начинают расти чуть быстрее

если их брить, – знатоки так сказали из тех, кто уж брился.

Бритву у отчима брал незаметно, поскольку стеснялся

мать попросить купить бритву. Она посмеяться могла бы.

Да и действительно, то, что я брился никто поначалу

не замечал из родителей. Лишь одноклассники только

из самых близких друзей, потому что они точно так же

сим озабочены были, поставив лицом меня к солнцу,

на подбородок мой чистый и место над верхней губою

важно и долго смотрели, пытаясь следы найти бритвы.

В армии брился два раза в неделю примерно, теперь же

каждое утро, а то и два раза в день, если мне нужно.

И с удовольствием к тем временам бы вернулся, когда я

или не брился совсем или дважды в неделю, ну, трижды.

Вытащил шнур телевизора, чуть наклонясь, из розетки,

вилку от бритвы засунул в розетку и встал у окошка,

зеркало на подоконник поставив, и тщательно бриться

начал, водя по щекам электрической бритвой шумящей.

После, побрившись, на кухню вернулся, уселся неспешно

чаю попить, – хорошо, когда время в запасе имеешь.

Небо без облачка. Солнечный день будет, видимо. Славно.

Вот и весна наступила. Так долго зима продолжалась.

Долго, а все же прошла. Пролетела, как не было. Во как.

Первая муха меж стекол оконных жужжала и билась,

надо же, чуть потеплело, и муха уже появилась.

Чай не допив, я пошел одеваться. Привычным движеньем

брюки, потом и пиджак надел, в ванну зашел, где висели

на батарее горячей носки, что уж высохли за ночь,

сев, натянул их на ноги, часы на столе взял ручные,

сразу отметив, что раньше собрался минут на пятнадцать.

Вроде бы не торопился, но действия все по привычке

все ж совершал, потому и осталось в запасе так много

времени. Все потому, что проснулся сегодня я раньше.

Сел на кровать, взял Цветаевой сборник стихов, на странице

первой открывшейся остановился и чтеньем занялся.

Бродский не зря так ценил ее. Думаю, что ее можно

даже учителем Бродского смело назвать, потому что

кроме, пожалуй, еще Баратынского, я не припомню,

чтобы основу стиха составляла рефлексия только,

и голова, как прядильный станок, непрерывно мотала б

нить размышленья, пока б не закончилась пряжа в корзине.

Все, мне пора. Шарф зеленый набросил на плечи, из шкафа

с вешалки снял и надел одним махом пальто, дверцу шкафа

плотно закрыл, после вышел в прихожую, быстро в ботинки